– И куда ж ты ездил?
– А куда в голову взбредёт. В Воронеже был, в Кисловодске, в Липецке. Даже в Москве!
– Ну и как? Понравилась тебе Москва? На Красную площадь, небось, ходил?
– Не, никуда не ходил. Больно там людей много. Боялся потеряться. На вокзале переночевал – и назад.
Ну, тут я и понял, почему Гошу Полу-Миклухой назвали. Миклухо-Маклай ведь путешествовал и те места, где бывал, исследовал. А Гоша только путешествовал. На ближайшее знакомство духу не хватало.
Так что Полу-Миклуха и есть. Как говорится, ни убавить ни прибавить.
Неожиданный результат
Однажды статистическая служба Великогорска совместно с психологами и медиками города провела интересное исследование, желая выяснить, кто понёс самые большие моральные потери в результате недавнего экономического кризиса.
Первичный отбор кандидатов вёлся весьма просто: по внешнему виду. Отбирали самых удручённых.
Потом проводили опрос. После опроса психологи и медики изучали состояние потерпевших: снимали кардиограмму, определяли силу нервного потрясения, изменения в работе внутренних органов.
И как вы думаете, кто пострадал больше всех?
Нет, не Буреломов Михаил Кузьмич, который потерял без малого пять миллионов рублей.
Не Чвирькин Владимир Иванович, который был вынужден распрощаться со своим универсамом.
И даже не Огогошкин Алексей Алексеич, заложивший свою виллу на Канарах, чтобы рассчитаться с долгами.
Самое большое нервное потрясение испытал Плошкин Иван Николаевич, у которого полгода назад судебные приставы забрали новёхонький мерседес. И не наяву забрали, а во сне. Ибо наяву у Ивана Николаевича никогда даже велосипеда не было.
Об инноваторах
Сейчас всё вокруг забито инновациями, от которых один вред и никакого толку. Почему? Да потому что инноваторы подают лишь идеи, не имея никакого отношения к их реализации.
Да и ответственности за свои новшества они, к сожалению, тоже не несут. Поэтому все инновации направлены лишь на усложнение нашей и без того нелёгкой жизни.
Носят, скажем, грузчики пятидесятикилограммовые мешки, а инноватора, который за всем этим наблюдает, осеняет вдруг «умная» мысль.
– Лучше всего носить по шестьдесят килограммов! – кричит он. – Пользы больше будет.
И верно!
Выбиваясь из последних сил, грузчики начинают носить шестидесятикилограммовый груз. А куда деваться? Работу ведь терять не хочется. Кусок хлеба, как-никак.
А вот если б такому инноватору сказали:
– Хорошая мысль! Присоединяйся!
Ощутил бы инноватор на своём горбу груз своей инновации, и его креативная мысль, как встревоженная мышка, побежала бы совсем в другом направлении.
Скорее всего, он пришёл бы к неожиданному выводу:
– Как ни крути, а лучше всего носить по десять килограммов! Или даже по пять!!!
И уж поверьте моему слову, инноватор прекрасно мог бы своё решение обосновать. Дураков ведь даже среди инноваторов нет.
Такие вот дела, господа. Пробуйте свои «озарения» на своём же горбу. И жизнь в стране, как пить дать, наладится. А куда ей тогда деваться?
Бард
Вчера на улице ко мне подкатил «Мерседес», и из него вышел… Кто, как вы думаете? Вася Брендяйкин! Мой старый школьный приятель. Вместе с уроков пения сбегали.
Впрочем, назвать его Васей сейчас язык не поворачивался: смокинг и чёрная гитара придавали ему весьма артистичный вид.
– Ты кто, новый русский или артист? – спросил я после бурных объятий.
– Бард! – с нескрываемой гордостью поведал он. – Был новым русским, да надоело. Деньги – цель, деньги – средство, деньги – среда обитания. Душа сохнуть начала. Да и народ спасать надо. Засосёт его бескультурье, народец-то. Вот и потянуло на песни. Сам сочиняю, сам пою. О наболевшем, как говорится.
– Как же так? – опешил я. – У тебя ж по литературе двойка с минусом была, а в пении ты «до» от «дзюдо» не отличаешь.
– А мне это и не нужно, – снисходительно пояснил Брендяйкин. – Я ведь не простой бард, а коммерческий.
– Как это? – не понял я.
– Ну если писатель, к примеру, книгу свою на коммерческой основе издаёт, то он за это платит.
– Не улавливаю связи, – наморщил я лоб.
– А тут и улавливать нечего. Писатель платит за издание книги, а я – за то, что меня слушают.
– Так это ж чепуха на постном масле. Нелепица, – не удержался я.
– Ещё как лепится, – парировал Брендяйкин. – Ты бы посмотрел, сколько всегда народу на мои выступления набивается. Полные аншлаги. Посуди сам: разве можно внимать такому с равнодушием?
Брендяйкин взял несколько аккордов и завыл:
«Я певчий пёс, худа моя будка.
Я народу нужен, как больному утка!».
Действительно, без дрожи слушать это было невозможно.
– Постсоветский реализм, в натуре!
Сходство Брендяйкина с воющим псом оказалось стопроцентным. Вот только насчёт будки он поскромничал: будка у него была не худая, а очень даже широкая. Хоть поросят об неё бей. Всем колхозом.
– А сколько ты публике платишь? – осведомился я.
– По-разному, – скромно потупив взгляд, ответил Брендяйкин. – Всё зависит от длительности слушания. Но не больше сотни на нос. Иначе разориться можно… Ну пока, – заторопился он, глянув на часы. – Через десять минут я на большой арене выступаю.
Он сел в «Мерседес» и рванул со своим помощником в сторону стадиона, где уже толпилось огромное число почитателей его таланта.
«Да, – подумал я. – До тех пор, пока в России есть такие люди, как Брендяйкин, искусство не умрёт. Несмотря ни на какие реформы. А может, даже благодаря им».
Метаморфозы
Когда-то обезьяна превратилась в человека. В свинью или собаку она не могла превратиться по определению. В крокодила тоже. Да и сейчас не может.
Иное дело человек. Он может превратиться в кого угодно. Вот и думай, кто выше: человек или обезьяна.
Малявину такие мысли в голову не приходили. Поэтому он жил, как все. Особо не задумываясь.
В детстве резво гонял по улицам. Как жеребёнок.
Когда учился в школе, много мечтал. И чувствовал себя птицей: летал в заоблачных далях.
Потом поступил в университет. Учился, ходил в театр, читал книжки. Он ощущал себя молодым скакуном на старте.
Потом женился. И превратился в слона. Таскал всё в дом.
Потом, став безработным, он превратился в совсем другое животное. Целыми днями лежал перед телевизором, и ничего ему не было нужно. Лишь заглотнуть очередную порцию немудрёной еды и лечь у телевизора, впитывая полусонным разумом разную дребедень, которая была очень далека от жизни. Он понимал, что превратился в питона. То есть в гада.
И по другую сторону экрана делали всё возможное, чтобы он таковым и оставался.
Отпосевал!
Больше всего пятиклассник Гриша Горошкин любил старый Новый год.
Не праздник, а сказка.
Бери пакет – и заходи в любой дом. Посевай себе на здоровье сколько хочешь. В прошлом году он целую тыщу напосевал. Не считая мелочёвки: конфет да пряников.
На этот раз Гриша ждал праздника с особым нетерпением. И на то были свои причины. Короче, будильник он поставил на семь.
И не проспал! Утром, едва выскочив на заснеженную улицу, Гриша увидел: в доме учителя английского языка Ивана Петровича Сомова горит свет! Гриша поспешил на огонёк.
Впустила его жена учителя, Галина Васильевна. Прямо с порога Гриша начал разбрасывать пшеницу, бодро приговаривая:
«Сею, вею, посеваю,
С Новым годом поздравляю!
С Новым годом поздравляю!
Счастья, радости желаю!».
Отбарабанив стих, Гриша намеренно медленно пошёл прочь.