Перебегая от телеги к телеге, он рубил всех, до кого только мог дотянуться кончик его меча. По пути заметив, что дела у Агиши с товарищами идут совсем худо. От его пяти сотен уже осталась едва половина, а круживших вокруг них радующихся скорой победе ордынцев, было ещё предостаточно. Перевёл взгляд на своих, у тех дела шли ненамного, но лучше. Всё-таки бывалые воины, они, сомкнув конный строй, шаг за шагом продолжали уверенно теснить степняков.
Хоть с одной стороны от обоза наступило шаткое равновесие, когда ещё до конца не понятно, кто кого одолеет. Ну а со второй стороны, всё было предельно ясно, Агише точно не выстоять! Но тут пришла нежданная помощь, о которой никто из них даже и помыслить не мог.
Сумев пробиться с левого края остальные сотни Лутони, начали наседать, со своей стороны. Врезаясь в спины пытавшихся сдержать его степняков. Видимо выставив на его пути заслон, те сильно ослабили свой левый край, увидев такое, этой возможностью и воспользовались его воины.
Пробежав по телегам поближе к ним, он начал орать что есть сил, размахивая над головой мечом, тем самым привлекая к себе внимание, чтоб те немедленно отрядили часть воинов на помощь на противоположную сторону от вереницы телег, через которые не так-то и просто протиснуться конному. Поэтому части из них пришлось откатиться назад, для набора скорости и для атаки. И только после этого они ударили в полную силу, придя на помощь товарищам.
Этот удар почти и решил ход всей этой битвы. Степняки начали хаотично метаться, от одного отряда к другому, не зная, где им лучше сдерживать натиск. Что давало воинам хоть короткие, но передышки, после чего они с новыми силами начинали рубить врагов. Теперь и с другой стороны наступило шаткое равновесие, когда ещё не до конца было ясно, чья сила всё же возьмёт верх.
А вот чего Лутоня сейчас точно не ожидал, так это того, что в это самое время, когда всё что угодно может переломить ход сражения, и склонить чашу весов в любую из неистово сражающихся сторон, к ним подоспеет подмога. Он сперва с высоты телеги заметил, и только потом уже понял, что это именно стороны леса, оттуда, откуда торчал хвост ещё не до конца показавшихся из него обоза. Огромной гурьбой несётся толпа полуголых, ободранных в кровь мужиков, вооружённые кто чем, придётся: кто сжимал в руках ордынскую саблю, кто вцепился в копьё или щит, другие, совершенно безоружные, подбирали оружие прямо на бегу, ведь убитых вокруг было много. Но были и такие, что, обезумев от злобы и накатившей на них ярости с жаждой мести, без устали рвались в перёд с одними только голыми руками, совершенно игнорируя лежавшее повсюду оружие. Большим своим числом падая на землю пронзёнными, и изрубленными на лоскуты, но всё-таки успевая напоследок обнять в смертельном объятии и своего убийцу.
Теперь с исходом боя было всё ясно! Такого не ожидал никто, не дружинники, ни тем более сами кочевники, что несколько сотен взятых ими в полон рабов, перебьют всю охрану и так вовремя подоспеют к своим на подмогу.
Лутоня в очередной раз с тревогой посмотрел в сторону деревни, что же там сейчас происходит? Но со своего места ему ничего было не разобрать. Ясно только одно! Никто не мчится в их сторону, врагов не видать, но и своих так же не видно. Он стрелой понёсся к своим воинам, вскочил в опустевшее седло первого попавшегося на пути скакуна и забрав с собой тех, кто был сейчас неподалёку, немедля понёсся с ними на выручку к своему воеводе. Но не успел он доскакать до первой деревенской околици, как его взору открылась гора изрубленных трупов, над которой тяжело переставляя ногами, ходили уставшие воины, и не церемонясь втыкали то в одного, то в другого, свои копья с мечами.
– Как там у тебя? – не сразу расслышал он крик своего воеводы, что в это время вместе с Лихо стоял чуть в стороне от остальных.
Соскочив с коня, он сразу же поспешил к нему и только подойдя вплотную, совершенно опешил. Нет, он тоже, конечно, был частично испачкан в крови, по большей частью чужой. Но в тех местах, где вражьи сабли и копья всё же нашли лазейку в доспехе и добрались до его тела, выступала и своя собственная. Но то, как выглядел их воевода, это было сложно передать даже словами. Он словно в кровавой реке целиком искупался! И эта, ещё совсем свежая кровь, не успев до конца засохнуть, стекала с его насквозь промокшей одежды, даже оставляя под ним небольшие лужицы. Лутоня резко перевёл взгляд на второго, но тот выглядел вполне обычно, как человек побывавший в сражении: царапины, синяки, опухшее ухо, кровоподтёки, имеется несколько серьёзных вмятин на зерцале1. Но в целом, ничего серьёзного!
А этот же словно в кровавой бане побывал! Он даже сперва испугался, что он весь изрублен, и на нём нет ни единого живого места, что не подверглось бы избиению. Но на удивление, голос у того был бодрый и чистый, да и на ногах своих стоит, как ни в чём не бывало. И на выпученные от удивления глаза Лутони, даже не реагирует.
Тогда он снова задал немой вопрос, на этот раз Лихо, взмахнув рукой на воеводу, но тот промолчав, лишь отвёл глаза в сторону. Дав этим понять, что у него лучше о том не спрашивать, а хочешь ответа, то к воеводе и приставай.
Тут затянувшееся молчание перебил сам воевода, который всегда после битвы задавал один и тот же вопрос. – Что там у нас с потерями?
После ухода брата, Яга обернулась к своей работнице, что всё это время тихо сидела за печкой, не показываясь им на глаза. – Луша, собирайся в дорогу!
Только хлопнула плотно закрывшаяся за Кощеем дверь, та наконец-то вышла из своего закутка. – Мы куда-то отправляемся?
– Нет, только ты.
– Но тётушка… – взмолилась девица. – Ты меня прогоняешь?
– Глупая! – улыбнулась Яга. – Ты ведь всё сама слышала, о чём мы только что с братом толковали, и должна понимать, почему я так поступаю.
– Но я ведь могу тебе в этом помочь! – не сдавалась та.
– Присядь. – придав голосу жёсткости, Яга указала на скамейку, и когда та повиновалась, присела с ней рядом, взяв её нежные ручки в свои, более грубые.
– Посмотри на себя. – продолжала Яга, но уже более ласковым тоном. И та непроизвольно начала осматривать свой подол одетого на неё длинного цветастого сарафана, стараясь отыскать на нём изъян. – Ты молодая, румяная девка, тебе ещё жить да жить. Возможно, даже бросишь моё ремесло и решишь обзавестись семьёй. Лик твой прекрасен, стан гибок, по хозяйству ты мастерица, да и характер у тебя довольно покладистый. Да у тебя от сватов отбоя не будет!
– Нет! – твёрдо заявила та, одновременно попытавшись встать с лавки. – Я для себя уже давно всё решила, и я хочу стать подобной тебе, тётушка. – но Яга удержала её на месте.
– У тебя есть способности к ведовству, и ты уже много чему у меня обучилась. Так, что в любом селе, весе, аль городе, ты всегда будешь при деле. А мне сейчас будет вовсе не до тебя.
– Я не буду обузой! – понимая, что её наставница уже для себя всё решила, но всё равно не желала её покидать. Ведь она с самого детства заменила ей родную мать и отца, ведь других она даже и не знавала. Когда её отца в лесу заломал медведь, то только узнав об этом, будучи давно на сносях, её мать тут же и разродилась. Только при этом сама померла, вся изойдя кровью, и принимавшая роды повитуха, только и смогла, что спасти явившееся миру чадо. Родных у ребёнка в деревне больше не оказалось, но её, не смотря на десяток своих голодных ртов взяли к себе соседи.
1, 2, 3, 4, 5. – Дуулга, кояр, худесуту хуяг, хатанга дегель, тегеляй – шлем, конский доспех, панцирный доспех ламеллярного типа, доспех бригантинного типа, лёгкий монгольский-русский доспех из плотной ткани, кожи с металлическими нашивками.
Вот в ту самую пору и объявилась в той деревне Яга, что редко, но всё же захаживала к людям. И только увидев ещё совсем несмышлёную девочку, решила избавить добрых людей от одного голодного рта, и взять её себе в обучение. Перечить ей в том не стали, зная, что та не для худого дела забирает к себе детей, и быстро на то согласились. Вот с тех самых пор, с самых мокрых пелёнок, и росла она у Яги, постигая у неё разные премудрости.
