Размышляя о развитии науки и ее точках роста, я пришел к убеждению, что наиболее интенсивно развивающиеся точки роста лежат на стыках наук и что поэтому надо особенно заботиться о развитии пограничных областей науки. Например, в развитии пограничных областей биологии с другими естественными науками надо искать средство возрождения и развития биологии, и преодоления захлестнувшей ее лженауки. Отсюда, как частное решение, — создание Института биофизики. Далее я решил предложить создание Института элементоорганических соединений (ИНЭОС). Это соответствовало общей линии на развитие пограничных наук. Элементоорганическая химия, то есть органическая химия всех элементов периодической системы, — поистине область пограничная между органической и неорганической химией. Были, однако, и другие причины постановки этого вопроса.

Подходило к концу строительство Института органической химии, здание которого было запроектировано при моем участии еще до войны, при В.Л. Комарове и А.Н. Бахе. Разросшемуся штату ИОХа было уже невозможно уместиться в новом здании. Между тем, оставив в старом здании те лаборатории ИОХа, которые занимались металлоорганической и вообще элементоорганической химией, и создав для них новый институт — ИНЭОС, мы решали вопрос. Я стал бы директором этого нового института, лаборатории которого возглавлялись бы моими научными единомышленниками и в значительной части учениками. Уменьшилась бы и конгломератность ИОХа.

Последний из организационных вопросов, который я собирался поставить, — создание Института научной информации.

Химическая научная литература отличается беспрецедентным изобилием и разнообразием, с одной стороны, и хорошей организацией справочных и реферативных изданий — с другой, и химик не может не интересоваться этой организацией. Уже со студенческих лет, с первых шагов знакомства с литературой, интересовался этим делом и я. Мы все тогда, читая литературу, заносили краткое изложение статей и данные — автор, журнал, даты — на карточки, и сотни их, если не тысячи, копились у каждого. Как их систематизировать и как легко находить в этой кипе нужные сведения? Как облегчить труд изложения статей на карточке?

Для решения последнего вопроса я для себя избрал фотографический путь. Ведь реферат любой статьи можно было найти в Chemisches Zentralblatt[353], причем сделанный со всей тщательностью и квалифицированно. Еще будучи оставленным при кафедре Н.Д. Зелинского, я купил объектив и призму, которую приладил к объективу в качестве призмы полного внутреннего отражения (вместо зеркала), так как хотел снимать прямо на бумагу и использовать такое изображение в качестве позитива, а для этого надо было перевернуть его зеркально слева направо. Возиться с перепечаткой негатива было бы слишком хлопотно. Эту оптическую систему я вставил в черный ящик, укрепленный над местом для фотографируемой книги. Машина работала хорошо. Что касается системы поиска, то, увидев в канцелярии МГУ систему учета на перфокартах (так учитывали студентов и их «параметры»), я решил, что и для учета статей по металлоорганической химии этот способ отлично подойдет, и стал его разрабатывать для своих целей. Но дальше разработки дело не пошло. Лишь лет через 20–30 после моих попыток и независимо от них перфокарты вошли в научную библиографию.

Попытки организации реферативного химического журнала делались у нас с 1930 г., и я принимал в этом участие, хотя было ясно, что это дело тогда предпринималось не с должным размахом и было лишь подготовительной попыткой, имевшей целью подготовить кадры референтов и организационную базу. Достаточно сказать, что ставилась задача реферировать лишь советскую химическую литературу. Будучи президентом, я попытался поставить дело «на попа» и решить его не только для химии, но и для всего естествознания и примыкающих ветвей техники.

Институт научной информации я мыслил как громадную обогатительную фабрику, которая просеивала бы всю научную мировую периодику, на этой основе издавала бы серию реферативных журналов, исчерпывающе охватывающую всю периодику, и эти реферативные журналы (плюс оригиналы) давали бы возможность дальнейшей концентрации сведений в виде годичных или двух-трехгодичных обзоров по наиболее актуальным ветвям науки в виде «итогов науки», справочников и т. д. Кроме того, обязанностью института было бы снабжение читателей по их требованию фотокопиями оригиналов статей и подбор сведений по заданию. Даже в Москве мы страдали от недостатка иностранной научной литературы. Периферия была в этом отношении несравненно беднее. Представленная здесь система решительно изменила бы дело. Кроме того, мне казалось необходимым копировать посредством «плоской печати» самые важные иностранные журналы, и эту обязанность можно было возложить на Институт научной и технической информации.

Конечно, эти гигантские в целом задачи требовали тысяч квалифицированных людей, сотен тысяч валютных ассигнований, прежде всего на выписку всей научной и технической периодики мира, требовали и зданий достаточного объема. Я мечтал о том, чтобы та информация, которая получалась бы при реферировании, закладывалась в память цифровой счетной машины (первые образцы их уже появились) и выдавала эти данные по любой комбинации требований; например, в химии — по названию вещества, по его формуле или фрагменту структурной формулы, по реакции, по применению, по автору и т. п.

Я позвонил Г.М. Маленкову и попросил его принять меня. Он назначил мне день и час. Начал разговор он, расспрашивал о том, как мне работается, не следует ли изменить положение с ученым секретариатом, не стал ли он, полезный Вавилову, лишним теперь и т. д. Я сказал, что, может быть, в будущем такой вопрос и встанет, но пока я предпочел бы ничего не трогать и выразил полное удовлетворение работой главного ученого секретаря академика А.В. Топчиева. Затем я стал излагать свои вопросы. С самого начала стало очевидно, что Г.М. Маленков настроен положительно решить мои вопросы и помочь Академии. Все шло гладко, единственной «зацепкой» было то, что вместо положительного вопроса о создании Института элементоорганических соединений было запрошено мнение министра химической промышленности С.М. Тихомирова об этом. Мне пришлось ездить к Тихомирову, разъяснять, что к чему, и просить взять обратно свое отрицательное заключение, что он и сделал.

Организация Института научной информации была, несомненно, самым большим и трудным вопросом — здесь и здания, и валюта, и штат, и бумага. Мой рассказ, очевидно, увлек Г.М. Маленкова, и вопрос решился быстро, хотя, конечно, конкретизация вопроса о предоставлении зданий потребовала какого-то времени. В качестве основной базы институту было предоставлено здание в Балтийском поселке по Ленинградскому шоссе. В качестве полиграфической базы для издания реферативных журналов была (после некоторой торговли с Корнийцом[354] — министром заготовок, у которого отбирали здания) выделена группа зданий в Люберцах, с участком, позволяющим расширение. Для репродуцирования главнейших иностранных журналов была предоставлена еще группа зданий в Москве, которая лишь недолго оставалась в распоряжении Академии наук, так как репродуцирование было целесообразно передать Мосполиграфу (вместе со зданиями).

Много раз я задавал себе вопрос, следовало ли мне организовать эту репродукцию иностранных журналов. Положительные стороны ясны. Любое не имеющее валюты учреждение или лицо могло выписать теперь иностранные журналы достаточно хорошо скопированные, что имело колоссальное значение для периферии, ее вузов и научных учреждений. Но обратная сторона заключалась в том, что теперь лишь в исключительных случаях разрешалось выписывать оригиналы репродуцируемых журналов, а репродукция запаздывала примерно на полгода. Таким образом, широта информации была ущемлена ее запозданием. Боюсь, что многие ругались по этому поводу. В течение многих лет репродукция расширенного с тех пор круга журналов продолжалась, но без участия Академии наук СССР, и лишь с мая 1973 г. была прекращена в связи со вступлением СССР во Всесоюзное агентство по авторским правам.