Было очень скучно. Любые попытки заговорить Леви пресекал на корню, увлеченно черкая карандашом на холсте, а затем взявшись за краски. А потому юноша принялся наблюдать за выражением на лице художника: за сосредоточенно поджатыми губами, немного нахмуренными бровями и полностью отвлеченным взглядом; немного смущаясь, когда их взгляды пересекались. Но Аккерману, кажется, было все равно — у него что-то не ладилось. Он смотрел то на Эрена, глядящего в ответ на мужчину, то снова на холст, хмурился еще больше, а затем, недовольно цокнув языком, встал.

— Что-то не так? — озабоченно поинтересовался юноша. Леви не ответил, буркнув что-то неразборчивое под нос, и, развернувшись, ушел в подсобку. Эрен растерянно замер на стуле, судорожно соображая, что все это значит и что ему полагается делать дальше.

Через минуту-две мужчина вернулся обратно, держа в руках новый холст. Йегер с интересом наблюдал, как художник снимает использованный и, по всей видимости, испорченный холст, заменяя его чистым.

— Измени как-нибудь позу, — попросил-приказал Аккерман, снова усаживаясь на стул и поправляя закатанные рукава белоснежной рубашки. Как можно было рисковать рисовать красками в такой светлой одежде, Эрен не понимал, ведь сам он мог перепачкаться даже ручкой, просто сидя на паре и вертя ее в руках. А здесь ни единого пятнышка, и это казалось чем-то невероятно запредельным.

Исполнив просьбу, парень поменял позу, но Леви она не понравилась, так что еще минут пятнадцать они убили на определение положения тела на стуле. В результате многострадальный предмет интерьера развернули спинкой к мольберту, а Эрен уселся сверху, скрещивая руки на спинке и положив на них голову. На этот раз мужчина даже не добрался до красок, прекратив рисовать, даже толком не закончив эскиз.

Эрен закусил губу, наблюдая за мужчиной виноватыми глазами. Ему казалось, что это из-за него у художника не получается писать картины, что с ним что-то не то. Он сам понимал, что это глупо и он тут ни при чем, но ничего не мог поделать.

Наконец Леви вернулся из пучины невеселых мыслей и неудовлетворения проделанной работой пополам с недоумением касательно ее причины, и заметил подавленное состояние юноши, щенком глядевшем в пол.

— Думаю, для первого раза достаточно, — констатировал он, скрещивая руки на груди.

— Первого раза? — глупо переспросил Йегер, невольно сводя густые брови к переносице, походя теперь на недоумевающего ребенка. — А будут еще?

— А нет? — вопросом на вопрос ответил Леви, пытливо заглядывая в растерянные изумрудные глаза. Это заставило Эрена задуматься, а правда ли он считал, что отделается одним единственным разом. И понял, что гадать бесполезно, ведь мысли о подобном напрочь проигнорировали его лохматую голову, обойдя стороной.

— Нет? — и все же он не был уверен.

— Замечательно, — поставил точку в этой немногословной и странной беседе художник, подводя этим самым черту, а затем снова вставав со стула и уходя в подсобку. Юноша остался молча сидеть на стуле, вцепившись в него так, словно от этого зависела его жизнь.

Странно было чувствовать этот дискомфорт и волнение, а еще душащую неуверенность, ведь Йегер обычно был куда более решительным, иногда даже чересчур, как любит повторять ему Армин, читая очередную нотацию на тему «Дурак, используй хоть иногда свой мозг, он ведь тебе для этого дан». Эрен часто кивал, показательно раскаивался, вызывая неодобрение у друга и слабую недоверчивую улыбку у Микасы, и через какое-то время все повторялось, разнясь лишь в деталях. Как говорится, повторение — мать учения.

Аккерман тем временем вернулся из подсобки, мягким, почти беззвучным шагом приблизившись к юноше, и протянул тому белый аккуратный конверт без каких-либо марок или надписей. Эрен поднял на него раскосые глаза, в которых явно читался немой вопрос.

— За работу, балда, — закатил глаза мужчина, продолжая держать конверт на весу, в ожидании, когда же это красивое лохматое недоразумение додумается взять его в руки.

— Правда, что ли? — удивленно отозвался Йегер, принимая из рук конверт. — Спасибо.

— Пожалуйста, — быстро отозвался Аккерман, отвернувшись, едва прямоугольный бумажный кармашек оказался в тонких длинных пальцах юноши. — Можешь идти. Я тебе позвоню, назначим следующий раз.

— А… Хорошо, — неуверенно согласился Йегер, неловко поднимаясь со стула и немного разминая затекшие конечности. — А можно посмотреть, что вышло?

— Нет.

— Ладно, — покладисто согласился он. — Тогда спасибо вам, Леви, — ловко подхватил с пола у вешалки тот самый рюкзак, увешанный значками как новогодняя елка игрушками, перед этим набросив на плечи ветровку. — До встречи, — и, улыбнувшись, вывалился в коридор.

Аккерман остался стоять посреди студии, снова и снова проматывая в голове тот момент, когда пацан назвал его по имени. Внутри что-то робко поскреблось, но было безжалостно раздавлено в тот же момент. Фыркнув, художник направился убирать неудавшееся дело рук своих, про себя пообещав обязательно позвонить парню на следующей неделе.

***

— Слушай, что с тобой? — не выдержав, поинтересовалась Ханджи, которая вот уже как час старалась донести до Аккермана что-то очень важное, но добровольно-принудительный слушатель даже тему не потрудился запомнить. Как и услышать вопрос с первого раза.

Когда женщина вцепилась в его плечо, он словно очнулся, подняв на нее отсутствующий взгляд, который быстро превратился в раздраженный.

— Что ты творишь? — недовольно спросил он, смахивая руку Ханджи с плеча.

— Подтверждаю наличие у среднестатистического человека связи с высокими материями, возможно, космосом, — хохотнула она в ответ, поправив очки на носу. — В каких небесах летал, Аккерман?

Мужчина тяжело вздохнул. Внутри него в последние дни происходило сражение между здравым смыслом и банальным желанием поделиться и, может быть, получить какой-нибудь толковый совет. Бой шел ожесточенный, с переменным успехом, в традициях старых добрых боевиков, где, казалось бы, мертвый герой удивительным образом собирает себя в кучку и рвется сделать кучку уже из противника, а затем все повторяется с точностью до наоборот.

— Я нашел того парня, с которого рисовал последнюю картину, — в своей обычной манере произнес Леви. Безэмоционально, словно это самое происшествие не значило ровным счетом ничего. — Предложил ему стать моим натурщиком на какое-то время, — невозмутимо продолжил мужчина, игнорируя потрясенное состояние подруги.

— Ты серьезно? — быстро оправившись от шока, ограничилась коротким вопросом Зое.

— Нет, тренируюсь сказки сочинять, буду книги для детей издавать, — едко отозвался он на глупый, по его мнению, вопрос.

— И он… согласился? — недоверчиво уточнила женщина.

— Потом — да, — расплывчато ответил Леви.

— То есть в начале он был против?

— Вроде того.

— И как ты смог его убедить? — любопытно сверкнула стеклами очков Зое, рассматривая невыразительное бледное лицо друга.

— Он сам с этим справился, — пожал плечами Аккерман. Ему самому было интересно, что же повлияло на решение мальчишки, что он так резко изменил свое изначально негативное отношение. Но потом рассудил, что в принципе ему до этого нет особого дела — он обзавелся красивым натурщиком, а как этот самый натурщик дал свое согласие, не его дело.

Ханджи прищурилась, и под ее пристальным взглядом, по мощности едва ли уступающим микроскопу STEHM*, казалось, ничего не укроется. Но Леви спокойно продолжал идти дальше по дороге, привычно игнорируя пронизывающий и разбирающий на составляющие взгляд.

— Вы уже встречались? — не выдержала Ханджи. — Пробовал его рисовать?

Леви кивнул.

— И как? Получилось? Мне снова придется тебе насильно телефон в руки пихать?

Аккерман цокнул языком, поморщившись от обилия вопросов и чрезмерной, особенно на его вкус, энергичности. С годами люди должны становиться спокойнее и уравновешеннее, но с Ханджи Зое, кажется, это работало не так, как со всем остальным миром, а именно работало наоборот.