Когда он их вновь открыл, на часах было уже три минуты двенадцатого. Йегер чертыхнулся и постучал в двери. Звук получился глухим, но проигнорировать его было сложно. Парень прислушался — внутри студии ничего не происходило. Из задворок сознания вылез закономерный вопрос, граничащий с опасением «А есть ли там кто вообще?».

Этот кто-то был и резко распахнул дверь в момент, когда Йегер занес было руку постучать еще раз.

— Здесь открыто, — холодно заметил Ривай Аккерман, скрестив руки на груди и недовольно разглядывая мальчишку.

Тот ответил тем же, беззастенчиво рассматривая стоящего напротив мужчину. Взгляд, словно магнитом, притягивали руки. Закатанные до локтя рукава идеально белой рубашки открывали бледные жилистые руки с отчетливо проступающими венами и длинными, чуткими пальцами.

— Опоздал, — вместо приветствия констатировал Аккерман тоном, способным своей тяжестью пробить планету на вылет.

— Немного, — парень виновато улыбнулся, но улыбка быстро сменилась зевком.

Мужчина отстраненно наблюдал за этим безобразием, а затем, тяжело вздохнув, отошел в сторону, пропуская студента в студию. Тот немного поколебался, но все же переступил порог, осторожно прикрывая за собой дверь. А вот что делать дальше Эрен был без понятия, ведь Аккерман ушел в подсобку, забыв очертить план действий, и потому юноша застыл памятником самому себе у двери, уговаривая веки перестать слипаться.

— И почему ты не спал? — мужчина вручил Эрену кружку с горячим и одуряюще пахнущим чаем. — Кофе не пью, — добавил немного погодя.

— Ничего страшного, я люблю чай, — поспешил заверить Йегер. — И спасибо большое, — поднял благодарный взгляд раскосых, не таких ярких на фоне покрасневшей склеры, глаз на Аккермана. Тот кивнул.

— Так в чем причина?

— Эм-м… Думаю, во всем виновато воображение, — нервно хихикнув, признался юноша, заставив мужчину изумленно приподнять левую бровь.

Эрен неловко переступил с ноги на ногу, смутившись под цепким взглядом, без труда отметившим эмоции, отразившиеся на выразительном лице. В конце концов, Йегер никогда не отличался сдержанностью, и прочитать его было довольно просто.

— Ясно, — заключил Аккерман, сделав для себя какие-то выводы. — Сразу оговорюсь, что для таких, — выразительно выделил он, ясно дав понять, о каких именно, — целей редко выбирают случайных людей, а если и выбирают, то все заранее оговаривается. Так что прекрати трястись и смотреть на меня, как побитая собака.

— Спасибо, мистер Аккерман, — непонятно за что поблагодарил парень художника, просто потому, что чувствовал потребность что-нибудь сказать. «Мистер Аккерман» недовольно поморщился.

— Можно просто Леви, — кинул он, уходя вглубь студии к единственному стоящему мольберту. Весь этот официоз неимоверно бесил, заставляя чувствовать себя кем-то старым, лысым, якобы умудренным опытом, но на самом деле просто ни на что не способным маразматиком, который чудом заставляет всех верить в обратное, ловко водя за нос окружающих.

— Эрен, — представился юноша, чей воспаленный мозг слишком поздно вспомнил, что он уже представлялся.

— Знаю, — кивнул мужчина, скомандовав: — Вещи на вешалку, тело тащи на стул.

И тут же поставил этот самый стул, вынужденный стать конечной точкой назначения для парня, расположив его напротив окна, так, чтобы хорошо падал свет.

— А чай…

— Пей, балда, — закатил глаза художник, занявшись подготовкой своего рабочего места.

Йегер в несколько глотков осушил кружку, не особо ощутив вкус, но чай определенно был крепким, отдавая горьковатым послевкусием на языке. Когда в руках осталась пустая посуда, он беспомощно уставился в выбритый затылок мужчины, не решаясь снова спросить. Почему-то Аккерман заставлял его чувствовать себя неуверенно. Он боялся сделать ошибку, но надоедать расспросами, чтобы ее избежать, боялся еще больше. Зубы снова впились в пухлую губу.

— В подсобке есть раковина, — отстраненно произнес мужчина, не оборачиваясь. Взгляд парнишки ощущался очень отчетливо, покалывая невидимыми иглами кожу. — Кружку на полку.

Йегер послушно утопал в подсобку, с интересом глазея на стеллажи с художественными принадлежностями. Столько красок и кистей он, пожалуй, не видел за всю свою жизнь. Аккуратной стопкой были сложены коробки с карандашами: одна стопка с цветными, а другая, соответственно, с набором карандашей для графики. Рядом обреталась большая упаковка пастели, витиеватое название на которой было, несомненно, чем-то поэтичным, судя по цветовой гамме, но, увы, на иностранном, незнакомом Эрену языке. Также на полках стояли банки с какими-то шпателями, палочками и крючками, больше напоминающими орудие пыток, нежели инструмент художника. О принадлежности данного инструмента к картинам думалось чуть-ли не в самую последнюю очередь.

Рядом со стеллажом стройным рядом стояли картины. Ваза с шикарным букетом из разнообразных цветов, нарисованная, скорее всего, маслом, черно-белая улица с брусчатой мостовой и небольшим уютным кафе, лохматая собака, приветливо сверкающая с картины глазами-бусинами и рыба причудливой формы с яркой переливающейся чешуей.

Эрен едва оторвал взгляд от картин, с трудом вспомнив, зачем вообще сюда пришел.

Раковина обнаружилась в противоположном углу. Рядом стояла невысокая пластиковая тумбочка с масками, растворителями, по всей видимости, банками с краской и прочим. Над раковиной повисла полка в цвет стеллажа, хранящая в себе баночки и стаканчики с одной стороны и компанию из ярких кружек с другой. Эрену досталась кружка самой спокойной, серебристо-серой расцветки, сестра-близнец которой стояла ближе всех.

Быстро ополоснув кружку и разместив ее в общей куче, парень нехотя покинул подсобку, возвращаясь в саму студию. Аккерман едва удостоил его взглядом из-под полуопущенных ресниц, мол, пришел, не заблудился, не потерялся, вот и замечательно.

— Стул, — напомнил мужчина.

Эрен послушно уселся. Выпрямил спину, свел колени, устроил на них ладони. И выжидающе уставился на художника.

Леви недовольно цокнул языком и начал командовать:

— Расслабь плечи, поверни голову. Нет не так, сильнее. Смотри в окно. Вот, так, немного выше. Упрись локтями в колени. Да нет же, расставь ноги шире. Еще. Вот. Подними одну руку. Какую хочешь. Ладно, давай левую. Запусти в волосы. Ты знаешь значение слова «запустить»? Не вцепиться. Вот так, другую свесь с колена. Не сжимай в кулак.

Аккерман понемногу начинал терять терпение. Он ожидал, что парень будет стесняться, все-таки не каждый день его позировать просят, но это зажатое существо, сидящее сейчас напротив, побуждало мысли о кровавом убийстве.

Минут через десять Эрен занял такую позу, которая более-менее удовлетворила Леви.

— Сделай лицо попроще, — вишенкой на торте закончил Аккерман, берясь, наконец, за карандаш. На лице у Йегера огромным шрифтом было написано два чувства — усталость и глухое раздражение, которое немного отпустило, когда художник принялся за свое дело.

В студии было удивительно тихо. В воздухе витал лишь звук танцующего по бумаге карандаша и шуршания одежды. Эрен от нечего делать стал рассматривать студию. Точнее, тот ее угол, который был доступен обзору в данный конкретный момент. Большую часть этого самого обзора занимал мольберт Леви, так что видел юноша лишь серые стены и деревянные панели, за которыми наверняка было спрятано огромное количество полок разного предназначения.

Вообще, Эрену нравилось тут. Несмотря на темные стены, деревянные панели и такая же мебель оживляли интерьер, а давить темному цвету на мозг мешали пущенные по потолочным балкам плетущиеся растения и вазоны с чем-то высоким и буйно растущим, — Йегер никогда не умел различать растения, — стоявшим около огромных окон.

— Йегер, голову, — одернул парня Леви, когда тот, забывшись, начал ей крутить в разные стороны, пытаясь отыскать в интерьере студии что-нибудь интересное. Но, увы, он не успел, пришлось исполнять требование и возвращать голову в изначальную позицию.