Последний раз бросив взгляд в зеркало и нервно поправив якобы выбившуюся из идеальной укладки прядь, Ривай удовлетворенно хмыкает и покидает квартиру с твердым намерением хорошо провести эту ночь. В свои крестовые походы Ханджи он предпочитал не брать, потому что она отпугивала потенциальных любовников громким смехом, чересчур похабными шутками и слишком пристальным вниманием. Да и потом, все же это был именно гей-бар, так что для женщин там не было места.
На улице удивительно тепло, так что Ривай даже решился расстегнуть пальто. Настроение было приподнятым, причем настолько, что сам не заметил, как начал напевать под нос привязчивый мотивчик одной из популярных песен, которая в последнее время звучала буквально из всех углов.
Несмотря на свое желание поскорее попасть в «Muar», такси Ривай вызывать не стал, предпочтя душному салону автомобиля прогулку на свежем воздухе. Кто знает, когда еще выдастся такой денек. Он с ловкостью опытного официанта лавирует между людьми, как между столиками, расположение которых отбилось в памяти настолько, что можно ориентироваться с завязанными глазами, мягко огибает возникающие на пути препятствия вроде мусорных баков, вывесок и редких клумб. Ноги легко шагают по асфальту, в голове ни единой мысли, и Ривай чувствует себя почти счастливым.
В попытке обогнуть чересчур медлительную старушку, Ривай решает, что быстрее будет немного свернуть и пройтись ближе к кафе. Он успевает заметить, как резко распахивается прямо перед его носом дверь, а вот среагировать — нет. В результате получает этой самой дверью по носу, да так, что перед глазами темнеет, а в ушах появляется странный шум. От боли хочется шипеть, против воли на глаза наворачиваются слезы. Он невидяще отступает на несколько шагов назад, и ощущает, как по подбородку стекает кровь, капая на водолазку. Хорошо, что она черная, пятна на ней будут не так заметны.
— Эрен, твою мать, ты что наделал?! — зло кричит кто-то совсем рядом. В следующее мгновение Ривай ощущает, как кто-то осторожно касается его локтя.
Он поднимает мутный взгляд на совсем молодого еще мужчину, который обеспокоенно его рассматривает. «Ничего так, — возникла отстраненная мысль где-то на периферии, — хоть и не мой типаж.»
— Эй, с вами все в порядке?
— У него кровь идет, разве похоже, что с ним все в порядке? — раздается едкое совсем рядом. Голос чересчур знакомый, Ривай без труда узнает эти бархатные нотки. И от этого делается только хуже.
— Так а из-за кого это произошло? — парирует мужчина, которого Ривай идентифицировал как симпатичного. — Давайте пройдем внутрь, надо приложить лед, — это уже к Аккерману.
Риваю ничего не остается, кроме как послушно проследовать за мужчиной и зайти в кафе, жертвой которого он стал. Нос неприятно пульсирует, а по ощущениям скоро и вовсе отвалится.
— Эй, несчастье, ты куда это намылился? Живо зашел и извинился. Где твои манеры? Ты человека чуть не угробил, идиот несчастный, — Ривай только хмыкает, чувствуя мрачное удовлетворение от того, что нахального парня отчитывают как маленького ребенка. Видимо, не один он заметил отсутствие воспитания у данного индивида.
— А не пошел бы ты… — раздраженно огрызается парень, но все же возвращается в кафе.
Они проходят через зал для посетителей и заходят в двери за прилавком. Ривай следует за мужчиной и оказывается в небольшой, но довольно уютной комнате для персонала. Она выглядит, словно детская комната, вероятно, из-за подбора цветов — бежевый, холодный оттенок темно-коричневого и сочный зеленый цвет свежей травы.
Пока Ривай пытается осмотреться с запрокинутой головой, мужчина лезет в навесной шкафчик, извлекает оттуда внушительную пачку салфеток и протягивает их Риваю.
— Вот, возьмите. Сейчас дам лед, — и удаляется, по всей видимости, на кухню.
— Эй, кажется, я тебя знаю, — вдруг отзывается наказание Аккермана за грехи прошлой жизни.
— Поздравляю, — гнусаво бормочет Ривай, — какие-то еще невероятные открытия?
В комнате повисает тишина, но длится она всего пару секунд. А после воздух разрезает недоверчивое:
— Очаровашка?
Риваю хочется протяжно застонать, но он чудом сдерживается. Ну кто, в самом деле, будет называть тридцатилетнего мужика очаровашкой? Даже если он выглядит младше, чем есть на самом деле.
— Я знал, что ты одаренный, но не думал, что умственно отсталый, — бросает небрежно и немного устало. Внутри, вопреки логике, бурлит обида за то, что ему теперь снова нельзя будет появляться в «Muar» неопределенное количество времени, ведь кто клюнет на мужика с разбитым носом?
Нос саднит и печет, Ривай, шипя сквозь зубы, пытается осторожно оценить пальцами сквозь салфетки масштаб ущерба.
— Да на месте он, — не выдерживая, закатив глаза раздраженно бормочет парень, имея в виду нос Ривая.
— Вот уж спасибо, обрадовал, — зло огрызается тот.
Парень, кажется, хочет что-то добавить, но затыкается, стоит в комнату войти мужчине с полотенцем со льдом в руках. У Ривая почти вырывается вздох облегчения, потому что продолжать беседу с парнем он не горит желанием. Вообще предпочел бы оказаться от него как можно дальше — когда они встречаются, с Аккерманом постоянно случается что-то из ряда вон, причем непременно плохое.
Мужчина осторожно прикладывает холодный компресс к разбитому лицу Ривая. В последний раз подобное с ним происходило лет в двенадцать, когда ребята за школой решили ему объяснить на кулаках, насколько они не рады кому-то вроде Ривая в своем классе. Мало того что сын пьяницы и шлюхи, так еще и гей. Фу! Тогда он так разозлился, что первым полез в драку. Естественно, победителем выйти не удалось, — шутка ли, шестеро против одного, — а потом пришлось перетерпеть длительное разбирательство и отработку на благо школы в исправительных целях, но он не чувствовал, что поступил неправильно. Он до сих пор отчетливо помнил тот мягкий свет маминых глаз, когда она прижимала к его разбитому лицу лед.
— Я, конечно, не врач, — начал спустя пару минут мужчина, — но могу сказать, что нос у вас не сломан.
— Ривай.
— Нос у вас, Ривай, не сломан, — с легкой полуулыбкой исправляется мужчина. — Я Зик, — представляется в свою очередь и протягивает руку для пожатия. Ривай охотно отвечает.
— Может, мне выйти? — внезапно едко интересуется парень, с неприязненной брезгливостью наблюдающий за их знакомством.
— Пойдешь, как только извинишься и договоришься о компенсации, — сверкает глазами в сторону парня Зик. Тот недовольно закатывает глаза, но не спорит. Неужели действительно ощущает за собой вину?
Что до Ривая, то он бы спокойно отпустил парня восвояси и оставил переживания о своей травме Зику. Он прекрасно осознает, что с этим мужчиной у него точно нет никаких шансов — на безымянном пальце левой руки у Зика красуется золотая полоска обручального кольца, — но внимание красивого мужчины всегда приятно.
— Эрен, — с нажимом произносит Зик, и в его тоне чувствуются стальные нотки, — я рассчитываю на твое благоразумие.
Ривай ловит себя на мысли, что эти двое, похоже, братья, несмотря на то, что внешнего сходства, кроме разве что формы носа, нет и в помине. Просто есть что-то такое в их общении и поведении, что ясно дает понять кто они друг другу.
Вдруг звякает звонок, оповещая о новом клиенте, и Зик торопится вернуться обратно в зал.
— Эрен, я серьезно.
— Свали уже, сам знаю, — шипит Эрен на мужчину, раздраженно сверкая глазами.
Ривай молча наблюдает за всем происходящим, по-прежнему прижимая к носу полотенце со льдом. Тот уже немного подтаял, намочив ткань. Когда Зик уходит, Аккерман переводит изучающий пристальный взгляд на избегающего смотреть на него парня, катая в голове его имя. Эрен. Что ж, стоило признать, что оно ему невероятно идет. Звучит свободно и норовисто, дерзко, совсем как огонь в его глазах. Воображение быстро подхватывает ассоциацию и живо дорисовывает дикую равнину с сочной зеленой травой, мелким вкраплением разноцветных звездочек полевых трав, речку внизу и длинноволосого Эрена, бегущего, аки Покахонтас, с ветром наперегонки… Аккерман одергивает себя, понимая, что, кажется, немного переобщался со сводной сестрой — той было всего девять и она всей своей душой обожала диснеевских принцесс. Ну, а он только что собственноручно дополнил их секту еще одной.