В дверь поскреблись, он вздрогнул и повернул голову. Кто это может быть? Или это пришли вызывать к дяде Мурадину?

– Войдите.

Громко и торопливо скрипнула, открываясь, дверь. В комнату ворвалась, звонко барабаня по полу каблучками изящных розовых туфелек, Мила. Распахнутые как плошки глаза на лице девочки горели от возбуждения и решительности. Дерзнуть зайти без сопровождения взрослых в комнату мальчика было непросто, это противоречило вбиваемым с детства нормам поведения. Если узнает отец, она даже не знает, как он ее накажет, но Мила решилась.

– Мила? – мальчишка удивленно хлопнул ресницами и приподнялся на локте, – Что ты здесь делаешь?

– Там! – возбужденно зачастила девочка, отбрасывая толстую, в руку толщиной косу назад, – пришел отец Сандро, они ругаются, ужас как! Папа весь красный!

– Я знаю, – безразличным голосом произнес Алексей, опускаясь на диван и вновь устремляя беспокойный взгляд в потолок.

– Откуда?

– Я видел, как отец Сандро заходил во двор.

– Папа злой, ужас, сказал, что Сандро сам первый оскорбил и за такие слова вызывают на поединок на кинжалах, а тот сказал, что ты русский, тебя наши обычаи не касаются.

Пацан вскинулся:

– Я татарин крымский из великого рода Гиреев! – Зазвенел гневный голос. Лицо покраснело. Полный ярости взгляд синих как васильки глаз вонзился в прелестное лицо правильных очертаний, кажущееся в свете заходящего солнца немного скуластым, скорее всего из-за диковинно ее красивших распахнутых и больших карих глаз. Полный сочувствия взгляд, растерянно хлопнули длинные ресницы. Раз и еще раз.

Девочка осторожно прикоснулась к руке Алексея. Рука была теплой и ласковой, мальчик замер, гнев смывало жаркой волной. Вот так чувствуя тонкие пальцы на запястье он мог бы пролежать тысячу лет и ни разу не шевельнуться. Взгляд случайно упал на окно, доверенный слуга Мурадин-бея бежал к гостевому дому. А входная дверь распахнута настежь, так что даже в коридор не заметно не выйти.

– Это за мной, – вскакивая с дивана произнес Алексей, глядя на побледневшую девочку. Ой, что будет, если слуга застанет Милу в его комнате!

– Тебе надо спрятаться! – произнес решительно, оглянулся. Только куда? Шкаф? Точно шкаф, больше спрятаться негде! – В шкафу!

– Где? – протянула удивленно девочка, потом лукаво улыбнулась и тихо хихикнула. В фильмах мужчины прячутся в шкафах, а тут это приходится делать ей. Забравшись в шкаф, но еще не закрыв дверку, тихо прошептала:

– Я маму попрошу, она поможет!

Мурадин-бей, демонстративно не замечая ничего вокруг, в одиночестве стоял на широком мраморном крыльце особняка и смотрел вдаль, на Реку. Чистенький, словно с картинки буксир почти поравнялся с усадьбой, в окружавшем саду беспечно чирикали птицы. Какое им дело до человеческих дрязг, когда они заняты самым главным в своей жизни: продолжением собственного рода? При виде мальчика мужчина вперил в него мрачный взгляд, Алексей напрягся, так и знал: разговор точно будет нелегким. Подросток встал напротив, не опуская глаза под бешенным взглядом хозяина особняка. Тот нервным движением провел загрубелыми пальцами по исполосовавшим щеки толстым белым линиям, придававшим лицу вечно угрожающее выражение, словно для того, чтобы опасаться этого человека недостаточно одной его грозной «славы», затем руки спрятались за спиной.

– Как смел ты опозорить меня – произнес жестко и зло, – в первый же день в школе покалечить одноклассника, сына уважаемого человека?

Лицо Алексея окаменело, покраснело, задышал тяжело, словно после бега на добрый километр. Отец учил: за обиду никого не уважай и никогда не прощай, но, с другой стороны, он сейчас живет у этого человека и обязан уважать его.

Громкий, трубный звук, донесшийся стороны Реки, в клочья разорвал тишину во дворе. Алексей вздрогнул и посмотрел через плечо. Буксир включил сирену, тревожные резкие звуки плыли в теплом и прозрачном воздухе над Рекой и, наверное, были слышны на противоположной стороне колонии. Подросток повернулся к Мурадин-бею.

– Уважаемый дядя Мурадин, чтобы вы сделали если бы вашу мать оскорбили? – глухо, словно из воды, ответил прямо в горбоносую переносицу взрослого. Ногти подростка изо всех сил, так что, наверное, остались кровоточащие царапины, впились в ладони.

– Я бы отрэзал такому голову и забросил ее в туалэт, но я это, я, а ты всего лишь неразумный малчишка! – Мурадин-бей волновался, об этом без слов говорил явственно проявившийся в речи кавказский акцент.

– Я бы тоже отрезал!

– Цыц! Я тебе отрэжу! Ты слишком много на себя бэрешь малчик! Тагда бы началась вайна с абхазами! А за ними стоит Беслан Виелхоев! – раздраженно произнес старый пират, тонкие белые линии, словно змеи оплетавшие щеки заалели. Он замолчал, задумался словно игрок в нарды, никак не могущий выбрать правильный ход из нескольких вариантов, подкинутых ему судьбой, выбросившей на гранях игральных кубиков замысловатую комбинацию цифр. С одной стороны счета Гирея в банке колонии переписаны на нового владельца, так зачем ему теперь нужен гиреевский щенок? Выгнать из дома или просто утопить в Реке? С другой стороны, остаются бывшие джигиты его покойного отца. Им такое поведение с сыном их погибшего предводителя точно не понравится. А это потенциальный бунт…

Алексей еще больше заалел, но, набычив голову, продолжал непримиримо смотреть на человека, от которого зависело его будущее и упрямо молчать. Он был самолюбив и упрям. И ни за что не позволил бы себе проявить слабость, даже если свидетель этого – только дядя Мурадин-бей. Вряд ли мальчик понимал, что сейчас его жизнь висит на волоске, но то, что от результатов разговора зависела его судьба, догадывался.

Скрипнула, приоткрываясь дверь, на крыльцо держась рукой за робота-проводника вышла жена хозяина особняка. На вид совсем не старая, по лицу не больше тридцати. Из глаз мужчины ушла убийственная чернота. Неравнодушный взгляд скользнул по фигуре женщины, несмотря на рождение троих детей все такой же тонкой как в молодости. Если он к кому и был привязан и любил, то только жену.

– Милая, зачем ты здесь? Мы с Алексеем разговариваем по-мужски!

Взгляд незрячих глаз женщины остановился на муже.

– Мурадин, я все понимаю, но и ты пойми мальчика, у него убили отца, он сам выжил только по велению аллаха, а на этого Сандро Мила постоянно жаловалась! Совершенно несносный мальчишка, – произнесла женщина с нажимом, – Я прошу тебя, прости Алексея, он больше так не будет.

Отказать любимой жене мужчина не мог, или точнее почти не мог. Он рассмеялся, смех неровный, словно глотке это тяжело делать. И тут же резко себя оборвал. Помолчал, отвернувшись и успокаиваясь.

– Клянись, мальчик, памятью матери клянись, раз она так тебе дорога, что ты больше не будешь устраивать в школе проблемы!

Покориться матери Милы было не так позорно и, Алексей покусал губы и с трудом выдавил из себя:

– Обещаю…

Когда на следующий день Алексей появился в школе, кто-то из одноклассников прозвал его: «Волчонок». Про историю, как он сражался с англосаксонскими аватарами, знали все, и он пользовался нешуточной популярностью. Кличка прижилась, ею его звали все оставшиеся годы школьной учебы.

Прошло три года. Часы на полу у дальней стены в высоком резном футляре – одна из немногих вещей, оставшихся в наследство от покойных родителей, медленно и тягуче, заглушая нудное бормотание медиа-окна (аппарат для приема стереоскопического вещания, еще называемый СВ) в полстены, отзвонили семь раз. Лежавший на тонком мате посредине в маленькой и скромной, даже аскетичной, комнатушки с тяжелыми чугунными гантелями в выпрямленных руках Алексей с досадой оглянулся. Удивленно моргнул. Время как быстро прошло! Потом напрягшись, положил гантели на пол. Толкнул, отправляя в недолгое путешествие в дальний угол комнаты. Грохоча металлическими шарами на концах по пластику пола, они тяжело катились, пока не ударились о стену. Можно, конечно, сделать операцию по вживлению имплантов, стать в разы сильнее и быстрее обычного человека, но это стоило безумно дорого, таких денег у него нет. К тому же далеко не все изобретенные учеными импланты доступны на «Новом Кавказе». Совет улемов «Нового Кавказа» большую их часть запретил, как изменяющих человеческую природу, что противно воле аллаха, но все же их потихоньку ставили, в основном те, что повышали физические кондиции организма. А за установку ночного видения или импланта на сверхскорость можно было запросто угодить под шариатский суд. К тому же слишком тривиальный путь-нафаршировать себя железом, а вместо сердца поставить атомный аккумулятор. Человек по природе жаден и потому никогда не согласиться расстаться с даром природы: великолепным телом – источником удовольствий и наслаждений. Так что Алексей лучше продолжит улучшать тело по старинке: с помощью полуторапудовых гирь, гантель и банального бега.