– Замолчите, умоляем, замолчите! – с мольбой и мукой прозвучало сразу два десятка голосов.

Кричал и Наиль. Слова Чармиан – нет, не слова, подавленные воспоминания – причиняли острую, нестерпимую боль.

Каким-то чудом женщину вытащили из-под воды. Несчастная разбухла, увеличилась в полтора раза, на её коже выступили зелёные вены. Чармиан отдала ей ребёнка; женщина прижала ребёнка к груди и заплакала.

У матери и ребёнка был один плащ на двоих – женщина свой потеряла. Ни у кого и в мыслях не было отдать им свой плащ.

От перенасыщения водой получеловек-полурастение теряет рассудок, превращается… В стране Лиан сравнивать особо не с чем. Перенасыщенный водой получеловек-полурастение становится чем-то вроде рыхлого и мягкого камня. Никто о нём не позаботится. Он медленно сгниёт, если только его организм не успеет вывести воду. Случалось, сознание возвращалось к получеловеку-полурастению, когда процесс гниения становился необратимым, и это было мучительнее смерти от серпа косаря.

Наиль подумал, что на месте женщины он бы отнял у ребёнка плащ. Сам бы закутался в него. В конце концов, можно самой укрыться плащом, спрятать ребёнка у себя на груди и, таким образом, попытаться спастись обоим. Но женщина, презрев себя, упорно кутала в плащ своё чадо.

Наиля окликнули коллеги по работе.

– Надо идти и делать еду. Неизвестно, сможем ли мы работать днём. Возможно, днём дождь кончится и нам придётся строить дома, пока глина сырая, – сказали ему.

Наиль кивнул. Он почувствовала облегчение. Можно не сидеть под дождём, пытаясь сладить с течением и плотом, а возвратиться в подвал Башни, в сухость. И в то же время он испытывал жгучее чувство вины перед Чармиан. Выходит, он бросает её на произвол судьбы, обрекает в одиночку бороться со стихией. И Наиль заколебался. Он не хотел бросать Чармиан.

Не желал расставаться с ней.

– Иди. Людям нужна еда, – сказала Чармиан.

– Полулюдям-полурастениям, – машинально поправил Наиль.

– Людям, – покачала головой Чармиан, – мы были людьми и навсегда ими останемся.

Плоты работников пищеблока выстроились в цепочку и медленно двинулись к Башне. Наиль поглядывал на Чармиан. Странно, днём, при солнце, она смуглая, а сейчас, когда идёт дождь – бледная и прекрасная, как луна. Сколько нежности, грусти и беззащитности в её чистом профиле. И она ничего не боится. Как странно…

Хорошо бы поселиться с ней под одной крышей, защищать её.

Приблизились к Башне. Наиль передал шест Чармиан и шагнул на выступ, под свод Башни. Как всегда, по телу Наиля прошла неприятная дрожь. На мгновение закружилась голова.

– До встречи после дождя, – стараясь, чтобы голос звучал весело, произнесла Чармиан.

– До встречи, – натянуто улыбнулся Наиль.

Вслед за работниками он спустился в подвал.

– Некого поставить на кухню!

Этот голос, с нотками паники, принадлежит главному технологу. Второй голос принадлежал косарю.

– Поставьте Наиля.

Спокойный, властный голос.

– Но он же… На фасовке… В кухне никогда не был…

– Ничего, – хмыкнул косарь, – кухня не произведёт на Наиля впечатление.

– Да, вы правы, – поспешно согласился главный технолог.

Наиль представил, как он стоит перед косарём, согнувшись в три погибели. Вот главный технолог вышел из комнаты, где проходил разговор. Семенит, как муравей, затравленно оглядывается. Оказавшись вне поля зрения косаря, главный технолог приосанился, замедлил шаг, окинул Наиля взглядом строгим и значительным.

– Наиль. Сегодня ты работаешь на кухне. Сёмо расскажет тебе, что делать. Ступай. Сёмо! Проведи. Сегодня ты работаешь с Наилем.

– Идём, – сказал Сёмо, худощавый мужчина тридцати восьми лет.

Ороговевшая кожа Сёмо напоминала потрескавшуюся землю.

Наилю казалось, что рядом с ним стоит варан. Эти невозмутимые животные иногда проникали в страну Лиан из-за завесы тумана.

– Я никогда не бывал на кухне, – сказал Наиль.

Сёмо промолчал.

– Но всегда хотел побывать.

Сёмо был нем, как рыба. Наиль и сам рад помолчать, но на работе принято поддерживать с коллегами дружеские отношения, то есть болтать.

– А вы давно работаете на кухне? – сделал последнюю попытку Наиль.

– Кухня, – буркнул Сёмо, открывая тяжёлую дверь из неизвестного материала, отливающего серебристым цветом.

Кухня выглядела так, как и представлял себе Наиль. За одним исключением. На столе лежало чудовище.

Таракан, подсказала память. Но очень уж велик был этот таракан. Если его поставить на задние лапы, он будет одного роста с Наилем.

– Сырьё, – сказал Сёмо, указывая на таракана.

– Простите? – оторопело пробормотал Наиль.

– Сырьё для изготовления твёрдой пищи.

– Для желе? То есть мы… Мы всю жизнь едим этих тварей?

– Другого сырья нет.

Наиль не знал, что и подумать. Он стоял и смотрел на таракана.

Сёмо неправильно понял растерянность Наиля.

– Не бойся. Сырьё приведено в состояние готовности для производства пищи.

Говоря человеческим языком, таракан мёртв. Наиль и так это понял.

Не глядя на Наиля, Сёмо принялся разделывать таракана. Шли минуты, а Наиль всё стоял в оцепенении. Они всю жизнь едят эту гадость, этих тварей. Наиль не знал, почему таракан вызывает в нём отвращение, но чувствовал, что питаться насекомыми не правильно. Когда была другая еда. Например, белый, тёплый мягкий хлеб.

Хлеб? Какой хлеб?

Привычная, монотонная работа сделала Сёмо человечнее, что ли.

– Люблю разделывать тараканов. Вчера принесли пчелу, с ней сладу не было. Пчела, она с хищными растениями знается. Тяжело с пчёлами работать. Таракан – другое дело. Что стал? Помогай.

И Наиль начал помогать Сёмо.

Прошло три часа; Наилю казалось, что он всю жизнь только тем и занимается, что разделывает тараканов. В том, что тараканами питаются все жители страны Лиан, Наиль уже не видел ничего странного.

Когда приволокли блестящую от слизи сороконожку, Наиль не удивился и не скривился брезгливо. Продолжил работать.

Днём дождь кончился. В долине солнце быстро высушивает глину. Увязая по колени в глине, Наиль спешил к месту, где раньше стоял его дом. Найти своё место не трудно. В окна вставляют разноцветные стёкла – ещё один подарок Башни. У Наиля были пурпурные и оранжевые стёкла – самые популярные в стране Лиан. Полулуюди-полурастения различали свои стёкла по оттенкам. Стёкла не уносило течением; Наиль думал, что стёкла обладают собственным разумом. Во время дождя они вонзались в почву и стояли насмерть, как бы не ярилась река. Стёкла умели принимать ту форму, которую дал окну неловкий строитель. Умели самостоятельно закрепляться. И они никогда не бились.

Полулюди-полурастения кормились, вгрызались слабыми зубами в мягкое желе. Кто ел стоя, кто – сидя на плоту.

Предстояла тяжёлая работа. Наиль увидел Чармиан. Умело орудуя самодельной лопатой, переделанной из шеста, она расчищала место под дом. Из земли торчали зелёное и синее стекло. Чуждые, неприятные цвета.

– Давай жить вместе, – предложил Наиль.

Чармиан вскинула глаза, брызнула ржавым золотом глаз, обрывками одеяний баловня-октября, зацепившимися за деревья да так и забытыми. И опять эти странные образы, ассоциации. Скверна? Нет. Всё, что связано с Чармиан, не может быть скверной.

Она уложила косы короной. Высохшие на солнце волосы распушились, горели чёрным нимбом, отливали полуночной синевой.

– Нельзя. Сам знаешь, – ответила Чармиан.

– Почему нельзя? Живут же.

– Разве ты не знаешь? Мужчине и женщине можно жить под одной крышей при одном условии. Женщина обязана рожать каждый год.

– Ты не хочешь от меня детей? – оскорбился Наиль.

– Хочу. Одного.

– Мы можем встречаться, – сказал потерянный Наиль.

– Не боишься косарей?

– Нет! Я… Ты для меня…

Чармиан смотрела на него выжидающе. И опять она показалась Наилю нежной, трогательной, беззащитной.

– Я хотел бы укорениться вместе с тобой, – сказал Наиль.