В стороне - три пункта: коляска, кроватка и автокресло. Около последнего приписка: «Сейчас не актуально, можно купить в последнюю очередь».

Напротив каждой вещи в этих списках - цена, от и до.

— Кто-то прямо проделал целую работу, - озвучиваю вслух свои мысли, потому что и правда впечатлен. Видно, что она старалась предусмотреть все, а не придумала «покупки приданого» за пять минут до моего приезда.

— Я хотела не дать тебе шанса мне отказать, - уже немного расслабляясь, говорит Очкарик. - Пожалуйста, Антон. Мы справимся за пару часов. Я не развалюсь на кусочки за это время.

Когда-то давно, еще когда в моей жизни была Наташка, у меня случались посиделки с женатыми приятелями. Несмотря на то, что все они были из разных кругов и с разным достатком, их объединяли практически одинаковые проблемы: жены пилят, дома тухло, в постели скучно. Но когда я спрашивал, какого же тогда они держатся за все это, на меня смотрели как на идиота, который не понимает, почему дважды два - четыре.

Наверное, если бы все происходящее сейчас в моей жизни я пересказал кому-то из своих холостых приятелей, он бы тоже не понял, какого хрена я на это подписался. Тем более, что с самого начала собирался просто устроить свою жизнь с хорошей девушкой на условиях максимально выгодного для нас обоих комфорта.

Еще один урок на будущее: не загадывать наперед и не планировать удобную жизнь.

Скорее всего, хорошо будет не с тем человеком, который вкусно готовит и налаживает быт.

Хорошо будет вот так: когда ни тебе нормального секса, ни сексуальной развратной малышки под боком, а домом и бытом занимается вообще посторонний человек. То есть, если очень грубо и условно, с появлением жены моя жизнь не стала проще. Она в чем-то вообще не изменилась, а в чем-то стала даже сложнее.

Но меня совсем не тянет паковать чемоданы и сбегать от такого «счастья» на другой континент.

Я, можно сказать, абсолютно счастлив.

Потому что теперь у меня есть большая плакса, скоро будет мелкая плакса - как я вообще это переживу?! - и целый кот, который успел вымахать во вполне себе сытую белобрысую ласковую и общительную заразу.

— Хорошо, женщина, поехали за приданым для... дочки.

Она всегда так сияет от счастья, что так и хочется оглянуться - не слепим ли мы окружающих?

— Только сразу договариваемся, Очкарик. - Смотрю на нее строго, и на этот раз совершенно серьезно, без наигранности, потому что слова проклятого доктора то и дело звенят в голове: это нельзя, то нельзя, и так тоже ни в коем случае! - Если тебе хотя бы покажется, что где-то что-то болит - ты сразу говоришь мне и мы едем домой. Даже если придется бросить все покупки в шаге от кассы.

Она перестает улыбаться и кивает с самым серьезным видом.

— Обещаю, Антон.

— Надеюсь, не врешь.

— Я сказала, что больше не буду тебе врать. Я держу обещание. Надеюсь, держит.

Не знаю, что буду делать, если в моей жизни снова появится кто-то с очередной правдой о Йен, о которой мне «случайно забыли сказать».

На самом деле, хоть я и относился ко всему этому променаду скептически, уже через полчаса втягиваюсь и из пассивного наблюдателя превращаюсь в активного участника.

Сначала мы покупаем всякую мелочевку: кучу нарядов, смешных шапок, комбинезонов, мелких, как на куклу, платьев и носков. С ужасом беру парочку желтых с маленькими белыми бантами из атласных лент, натягиваю на большой и указательный палец и чувствую, как волосы на затылке становятся дыбом.

— Что такое? - Очкарик кладет в корзинку какую-то белую вышитую одежку и с паникой смотрит на меня. - Можно не брать их. если тебе не нравится.

Я молча перевожу взгляд с мелочевки у меня на пальцах на ее живот. И снова на носки.

Пытаюсь увязать одно и другое.

На всякий случай кладу носки обратно в корзину, взамен беру шапку с крохотными желтыми ушами и пытаюсь надеть на свой кулак.

Она налезает с трудом.

Твою мать!

— Очкарик, ты уверена, что мы не перепутали отдел? Кажется, тут продают наряды для кукол.

У меня внутри что-то такое... Не страх, конечно, но я никогда не общался с детьми так близко. Тем более - с младенцами. Тем более с новорожденными.

Наташка была не первой женщиной с ребенком, с которой я встречался. Были и до нее. потому что мужчине в моем возрасте найти молодую девочку без развода и ребенка - это большая удача. Почти чудо. Но у всех моих бывших дети были старше трех: уже умели ходить, говорить, есть и в целом не требовали «особенного внимания» с моей стороны.

Младенцев я видел только по телеку.

Само собой, что не дурак и понимаю, что в животе у женщины не может поместиться крепкий карапуз.

Но... вот такой маленький?

— Мужчина, мы точно не ошиблись. - Очкарик явно наслаждается моим замешательством. Даже не собираюсь корчить крутого мужика.

На хрена, если я правда не представляю, что должно случиться, чтобы я по своей воле взял такого крохотного... живого человечка на руки.

Я же обязательно что-то сразу же ему сломаю.

То есть ей.

— Ты будешь классным папочкой, - мурлычет моя замороченная писательница, потираясь щекой об мое плечо. Всегда так делает, когда в ее голове зреет какая-то на двести процентов ванильная херня. - С маленькой Фасолиной в розовом платьице и тех крохотных носочках, когда будет качать ее на своих татуированных руках. Имей ввиду, я наверняка буду пристраиваться где-то рядом и пускать счастливые радужные пузыри.

— Да я ее в руки не возьму, - говорю почему-то громким шепотом. - Очкарик, слушай, шутки шутками, но мне страшно до усрачки.

— Я сейчас вообще не шутила, - мотает головой и глуповато хихикает.

Обнимаю ее одной рукой, стараясь выдержать дистанцию между нами, чтобы не давить на живот, прижимаюсь носом к ее носу и нарочно дую, чтобы она фыркнула.

Очкарик вручает мне корзинку и топает дальше.

Задерживаюсь, чтобы посмотреть на нее сзади. Она теперь и ходит иначе: переваливается как утка, туда-сюда. И когда останавливается перед очередным прилавком, смешно, с задумчивым видом, складывает руки на животе.

Достаю телефон, чтобы потихоньку, пока не видит, сделать пару фоток на память. Йени не очень любит фотографироваться сейчас, говорит, что боится, если буду рассматривать ее страшненькие снимки и перестану видеть в ней неземное существо.

Только потому, что увлечен игрой в шпиона, не сразу понимаю, что кто-то сзади вроде как со мной разговаривает.

Поворачиваюсь, чтобы отказаться от помощи консультанта, но это другой человек. Не к ночи будь помянута, хоть на часах только три.

— Привет, Антон, - натянуто, словно через силу, улыбается Наташка. - Думала, у меня что-то с глазами, и показалось. Что ты тут делаешь? У тебя новая телка - и ты решил подкатить к ней через ребенка?

Даже не знаю, что меня удивляет больше: то, что в огромном городе мы все-таки каким-то образом столкнулись, или место, где мы даже в теории столкнуться не могли. Хотя, это большой детский супермаркет и отдел для новорожденных -только один из множества других.

Опускаю взгляд на руки Наташки - она и правда держит небольшой бумажный пакет с логотипом торгового центра. Наверное, купила что-то сыну.

Кстати, кольца на ее пальце больше нет.

Сначала хочется посочувствовать ей, а потом замечаю ее хорошо знакомую ухмылку и то, как она держит эту несчастную покупку. Надо же, а ведь это специально для меня представление. Показательное «Я свободна сегодня вечером».

— Неплохо выглядишь, - говорю в ответ на ее яд. Не опускаться же до спора с бестолковой злой бабой в самом деле.

Мое «неплохо» определенно рушит ее планы на дальнейшее развитие разговора.

— Ты тоже ничего. - Говорит сквозь зубы и через силу. А взгляд уже цепляется в содержимое моей корзинки.

Оно красноречивое: соски, одежда размером для новорожденных, пара бутылочек разных размеров, парные соски в упаковках.