Старею я, что ли.
Хорошо, что по утрам стоит как в молодости.
Плохо, что жену уже который день тошнит бесконтрольно и постоянно, практически от всего. И даже когда мы искренне оба изо всех сил стараемся хотя бы попытаться потрахаться в миссионерской, блять его мать, позе, мою малышку все равно выкручивает.
И вот он я - женатый мужик, который каждое утро с сожалением смотрит на «палатку» из одеяла и стоически терпит все тяготы семейной жизни.
— Ну Антон! - хнычет Йени и с досады топает ногой, из-за чего ее смешные носки сползают еще больше, как будто сшиты минимум на пятидесятый размер ноги. -Это же просто пряник, видишь? Я не успею все разукрасить, а их еще нужно высушить и развесить на елке.
— Беременность превратила тебя в мегеру, - стоя с противоположной стороны стола, говорю я. - И что это за капризы, госпожа Сталь? Тебе сколько вообще лет? Серьезная ты женщина или где?
— Я беременная женщина, и мне нельзя отказывать, или моль все в доме трахнет, -показывает язык это чудо в перьях. Делает паузу, соображая, что сказала, краснеет и хлопает ресницами. - Это так бабушка говорит, прости.
— Ну, если в этом доме хоть кто-то кого-то трахнет, я буду считать, что очередь сдвинулась с мертвой точки и скоро доползет до меня. Я бы, знаешь, тоже не отказался пару раз трахнуть собственную жену до того, как список допустимых поз начнет неумолимо сокращаться.
Очкарик счастливо сияет и, немного присев, держась руками за край стола, коварно крадется в мою сторону. Постою уж, дам ей надежду верить, что в этот раз сможет меня поймать.
— Ты меня правда хочешь, муж? - Улыбается до влажного блеска зеленых глаз. Только она так умеет: быть счастливой, улыбаться и одновременно реветь.
Но это совсем не случайный вопрос и не попытка вытянуть из меня какое-то признание.
В последние дни моя маленькая замороченная жена выглядит... печально.
Бледная, с синяками под глазами и потрескавшимися губами.
Она почти ничего не ест и даже то. что попадает ей в желудок моими невероятными усилиями, почти полностью уходит вместе с рвотой. Я думал, что такой тяжелый токсикоз бывает только в страшных передачах по телеку.
Поэтому у нее практически исчезли щеки, скулы стали острее и лицо похоже на мордочку голодной шиншиллы.
Даже ее веснушки пали духом и почти все попрятались под кожу.
Технически, сейчас Йени выглядит как самая несексуальная женщина в моей жизни.
Но я действительно изо всех сил и до дурной головы ее хочу.
И единственная причина, по которой еще не набросился с домогательствами, кроется в страхе что-нибудь ей сломать.
— Муууууж? - вопросительно тянет Очкарик.
Очень вовремя, потому что почти дотянулась до моего рукава.
Я успеваю перебраться на другой край и писательница издает длинное рычание.
— Не подходи ко мне со своими пряниками, жена, - предупреждаю еще раз. - Не буду я заниматься этой херней.
— Угораздило же меня влюбиться в чёрствый сухарь, - сдается она и выразительно плюхается пятой точкой на стул. - Ну и ладно, мы с Фасолиной сами справимся.
Теперь на сидения моих стульев привязаны сделанные руками Очкарика плоские подушки. Нашла какие-то старые вещи, сделала из них лоскутки и сшила вот это вот все. Я был против, думал, что получится какой-то бабушкин декор, а в итоге получилось уютно и по-домашнему. Так что, когда Очкарик озвучила свою следующую идею, даже почти не сопротивлялся.
Она взяла наши старые футболки и теперь шьет из них что-то вроде одеяла.
Руками, иголкой и ниткой, когда мы вечером усаживаемся смотреть мультфильмы, или я включаю расслабляющую музыку и занимаюсь работой.
Это будет маленькое одеяло. Для нашего ребенка.
И мы до сих пор ни разу не завели разговор о том. что ее первые анализы даже врач пока не берется комментировать. А я. кажется, скоро начну кидаться на любого, кто еще хоть раз скажет, что нужно верить и надеяться на лучшее.
Потому что и так верю.
Как никогда в жизни не верил вообще ни во что.
Пока я занимается разукрашиванием горы не самых идеальных в мире пряников -то, что это песочный человек, я понял исключительно по Х-образной форме фигурки - я усаживаюсь с противоположной стороны стола, включаю планшет и пересматриваю участки в моей деревеньке.
Те, что побольше моего раза в два. А лучше в три.
Потому что пока не вставал вопрос о большой семье, мой дом меня вполне устраивал: уютны, тихий, спокойный. А если предположить, что через уже семь месяцев в нем появится орущий Горох, которому будет нужна своя спальня, а Йени, судя по всему, первое время не обойтись без помощи матери, места оказывается не так уж и много. Плюс ребенку нужно будет где-то играть. И во дворе хорошо бы разбить небольшую площадку. И еще сакуру посадить за домом, которая кустовая и когда цветет - пахнет так, что даже у меня, старого циника, на душе хорошо.
Проблема в том, что пока у меня нет и близко нужной суммы. Кое-что отложено на ремонт и тюнинг «ведерка», кое-что я собирал на покупку «мини», но раз у Йени есть машина - кстати, нужно будет выбрать выходные и сгонять за ее «Порше» в Первопрестольную - то эти деньги можно тоже пустить в дело. Есть небольшие сбережения, но все это - капля в море. А строительством лучше заняться сразу как придет потепление. Чтобы к осени у нас был готов дом с хотя бы минимальными отделочными работами и всеми удобствами. Тогда уже потихоньку можно начать его облагораживать. Кажется, Очкарика хлебом не корми - дай только сшить какую-то забавную хрень, что-то куда-то прикрепить и прикрутить.
Она даже как-то умудрилась купить стеклянный шар со снегом и буквально вчера торжественно вперла его на полочку над телевизором. Сказала, что теперь у нашей семьи будет традиция: каждый год будем покупать новый шар. Только носом шмыгнула, что у нас нет камина, а то бы шарам на полке сверху было самое место.
Так что я, как могу, пока Очкарик, от усердия выставив кончик носа, заканчивает с пряниками, набрасываю примерный эскиз дома, где камин будет на первом этаже в большой гостиной. Художник я как тот Незнайка из книжки, но хоть не на пальцах показывать - и то хорошо.
— Я закончила! - торжественно сообщает жена и кладет на застеленную пергаментом кондитерскую решетку последний пряник. - Теперь они подсохнут и можно украшать елку. Что ты там рисуешь, мужчина?
— Схему следствия, - говорю первое, что приходит в голову, и быстро выключаю планшет, пока моя замороченная писательница не сунула туда свой любопытный
нос.
Я пока не готов это обсуждать.
Потому что, как Очкарик шьёт для успокоения свое одеяло, так и я для успокоения и какой-то внутренней стабильности схватился за эту идею.
Никогда не был суеверным.
А сейчас только и остается, что верить в хорошие мысли, которые притянут хорошую судьбу для нас обоих.
Глава тридцатая: Йен
Бабушка, тетя Лариса с мужем и двумя дочками-близняшками чуть младше меня, и тетя Оля с новым мужем, приезжают около семи вечера. Я слышу, как отчаянно лают овчарки, когда к дому подъезжает пара автомобилей, и Антон со вздохом открывает дверь, пропуская меня на крыльцо.
Прохожу мимо, цепляю пальцами его ладонь, и мы пересматриваемся, посылая друг другу безмолвные сигналы: мой - с бесконечной благодарностью за то, что пошел на это ради меня, и его - поддерживающий и слегка ироничный.
На своей территории мой майор точно не даст нас в обиду.
И не исключено, что при первом же проколе моих родственников пошлет их прямо и вполне конкретно.
А еще мы договорились не объявлять никому о моем «интересном положении». И держать эту новость в тайне так долго, как только получится. Хотя, конечно, если не случится чудо и мой токсикоз не затихнет на этих пару дней, все и так станет ясно. Вряд ли кто-то поверит в историю об испорченном стейке, когда в исходных данных есть молодая семья из женщины и мужчины как раз того возраста, когда им пора становиться родителями.
