Не знал старик Охотин, как и большинство образованных русских, что творил в это самое время в Тибете полковник Фрэнсис Янгхасбэнд и какой флот создан уже в Японии стараниями её нового союзника.
– А как Павел Первый казаков на Индию послал? Или это не прямая угроза Британии была? С Бонапартом Павел спелся и готов был вместе на чужую колонию напасть? – подал голос Боря.
– Было такое, но он лишь послал казаков, а потом и месяца не прожил и умер от «апоклепсического удара табакеркой в висок», как потом шутили некоторые придворные. Не исключено, что и там британская рука имелась. Не рука в прямом смысле – деньги. А красные мундиры-то, в Индийских колониях, уж и вструхнули, они-то тоже не ведали ещё о непреодолимости колоссальных пустынных пространств от Оренбурга до Инда, как и сам император Павел. Сын же Павла, тут же отозвал казаков назад. Во всём старался он Англии угодным быть. Не успели казаки ещё из Европы в Азию пройти. А до колоний тех не дошли бы, конечно. Карт тех краёв ещё не было. Но то лишь один случай посягательства с нашей стороны, а британцы веками любыми путями – лишь бы нам подгадить. Вплоть до таких нечистоплотных приёмов, как материальная поддержка карбонариев вроде Герцена и прочих и поставка оружия чеченцам с черкесами во времена Кавказской. А чьим оружием столько крови нашей турки пролили в последней Балканской? Может турки сами скорострельные винтовки да шрапнель производили? Отец ваш сам кусок свинца в плечо там получил, всё на рожон по-молодости лез. При этом лицемерный Лондон, после победы России, всё чаще стал говорить о некоей «компенсации», которую Англия должна была получить за свой нейтралитет в Русско-турецкой войне. Наглость немыслимая! Какой уж там нейтралитет! Турков оружием завалили! Коварным косвенным путём англичане пролили массу крови русской165! О какой вообще христианской солидарности говорить можно?! Да, православие им враг злее ислама! Не само православие, конечно, а могущество наше им покоя не даёт!
– Ни к чему было лезть на Балканы, тем более в 1877-м, – заметил Боря, – Могли бы и об улучшении своей экономики подумать, а не очередной раз бросать солдат на заклание ради южных славян. Панславизм – большая глупость.
– А что же резне православных было потакать, как делал лорд Биконсфильд166? Значит таким как ты, Борька, имена отечественных героев вроде Черняева и Келлера-Старшего167 ни о чём не говорят? Даже Всеволод Гаршин – литератор со слабым здоровьем и тот отправился останавливать произвол башибузуков!
– Черняев – истинный герой! – вставил Аркаша.
– Они лезли не в своё дело, рисковали своей шеей за балканских христиан, которых обижали турки. Да, можно сказать, что защищали слабого, благородные люди. Но для «таких как я», Вы правы, отец, превыше стоят имена иные: декабристов, Перовской и других, стремящихся освободить свой народ, своей страны, вне зависимости от его вероисповедания.
– Уж не удивишь ты меня ничем больше, Борька, да только после таких слов: сын ли ты мне? В страшном сне мне такое не привиделось бы, что сын, кровь моя, такое говорит! – затряс бородой Гордей Евграфович, а лицо его начало багроветь.
– Всё, на сей раз довольно! Глядишь отцу опять дурно станет! – строго сказала Капитолина и Боря промолчал в ответ.
– Не расстраивайте папочку! – с сердобольным напряжением воскликнула Евпраксия.
– Не нагнетай, Прося, – одёрнула её мать.
– В третий раз за всю историю Русь стояла у врат Царьграда и на сей раз, в отличие от очень отдалённого первого, могла бы завладеть им раз и навсегда и без особых к тому усилий, – успокоившись, продолжил Гордей, – София – святыня православия могла быть отнята у магометан и возвращена по назначению. Но нерешительность, страх Горчакова168 перед мифической британской угрозой не позволили осуществиться давней затаённой мечте православного народа. Другое дело разумно ли было присоединять к Империи огромный городище, живший за счёт прочей турецкой территории, производящей еду для столицы? Получалось, что русский мужик должен был бы кормить ещё и новых дармоедов? Аль своих ему мало? Благодаря дипломатии старого еврея, британское правительство преуспевает в двойном блефе: с одной стороны пугает Россию своим флотом, с другой – свой собственный народ и всю Европу страстью русских царей к мировому господству. Чисто сработано! Блеск дипломатии! Нам остаётся восхищаться мудростью Дизраэли или же сожалеть о простодушии своего правительства. Пугали нас, блефовали. В тот момент генерал фон Кауфман собрал в Туркестане в кулак тридцатитысячную армию, крупнейшую из когда-либо развёрнутых в Средней Азии европейских армий. Начни британцы войну с Россией за Царьград, не исключено, что войска доблестного Кауфмана прорвались бы в Индию. Это уже не терра инкогнита была, как во времена императора Павла.
Когда Аркадий слышал подобные исторические экскурсы отца, он воистину восторгался им. А тут ещё и упоминание о своём ранении, да всегда вскользь, скромно. Ему думалось, что в молодости отец был таким же отчаянным рубакой, как боготворимые Аркашей старшие учащиеся-кавалеристы, особенно казаки из Царской Сотни.
– Отец, я тоже не слишком жалую англичан за весь ход истории, хотя устройство их общества и ставлю на порядок выше нашего, – сказал Боря примиряющим тоном, – Общался как-то с господином Гариным-Михайловским, литератором. Он очень не лестно отозвался о сытой английской публике, возвращаясь на «Лузитании» через Атлантику в Европу, мол, говорили эти сливки общества исключительно о необходимости войны с Францией169 и о собственном превосходстве над прочими народами и необходимости передела мира в свою пользу. Гарин был под впечатлением особенно от того, что среди этой публики затесались и учёные и люди пера, от которых сквозило самодовольством до пошлости, чем-то обиженных людей. То были хо-зя-ева, ни на одно мгновенье не забывающие, что всё, начиная с парохода, кончая последней мелочью – принадлежит им, и всё лучшее в мире у них. Впрочем, любому народу можно примерно тоже вменять в вину. А русские что-(без дефиза)ли лучше?
Вспоминал Аркаша перед сном московское детство. Огромный дом с запущенным садом, игры в бабки и прятки, неповторимый аромат сирени, возню весёлых дворовых псов – брыластого Мордана и пушистого Полкана, таинственную паутину подвала за которой тускло поблескивала запылённая пустая четверть170, где любил прятаться маленький подвижный мальчик, стараясь не бояться огромного серого паука с жирным брюхом. Вспоминал и блинное обжорство на сырной неделе171, а также и трепетность ожидания разговления на Пасху. Материнские неповторимые куличи с сырной пасхою, миндальное молоко с пшеничным киселём, левашки с малиновым вареньем, тёртые расстегаи Карповны. Помимо непременных пасхальных куличей, сырной пасхи и крашеных яиц, на столе появлялись окорока, копчёные гуси в тесте, жареные индейки, двинская сёмга. Краска для яиц продавалась в очень приятных пакетиках с рисунками гномов, красящих при помощи стремянки яйцо, много превышающее их по размеру, зайцев, катящих огромное яйцо, петушков, стоящих возле крашеных яиц. На обратной стороне пакетиков имелись наставления как красить и напоминание, что пакетики от московской фирмы «Келлер и К». Наивный отрок Аркаша поначалу проводил несомненную параллель между этим Келлером и славным генералом-героем турецкой войны. Но туманная связь имён особым образом согревала душу. После Пасхи переход на каждодневные ячную кашу с маковым маслом, щи с головизной172, да борщ с ушками, кисели с сытой медовой, а частенько и пироги с гречей и соминой вдохновлял не меньше. В училище стало поскромнее… Вспоминал, как его учили старшие, что в Великий четверг следует молиться особенно усердно. В пасхальную ночь родители ходили в церковь со старшими детьми, когда пушечный выстрел возвещал начало службы и хоры запевали: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Как-то на Пасху заехала к ним ещё живая тогда бабушка в чёрном монашеском одеянии и вручила каждому члену семьи просфору: от самой крупной – отцу семейства, до самой маленькой – Антоше. А дядя Пафнутий прислал как-то к Пасхе посылку с подарками всем племянникам и племянницам, в том числе волшебный фонарь с сильной керосиновой лампой и набором прозрачных картинок Северо-Американской природы и китайской жизни. Несколько из них были подвижные. Особенно любимым стал марширующий китайский барабанщик. С особым удовольствием вспоминал Аркаша свои первые книги, сказки в изложении Толстого, «Руслана и Людмилу».
