– Сказал так, а ведь и сам ко мне по прозвищу обратился. – Демон оскалился, наглядно продемонстрировав несколько рядов своих заострённых зубов. Несмотря на извечную вражду между Пресвятым Литургом и Девятью Кругами, фракциями ангелов и демонов соответственно, Белиал и Айшма неплохо сдружились за время военной кампании против Альянса Единения. Не было ничего удивительного в том, что один из них мог попросить другого об одолжении, или, например, проявить любопытство. – Может, всё-таки расскажешь, зачем тебе понадобилась Эгида Милосердного Сна? Дело, конечно, твоё, но ведь для любого из ангельского племени использовать тёмный артефакт смерти подобно. Тем более если он изначально проклят.

Двукрылый архангел немного смутился, он не хотел отвечать на этот вопрос. Впрочем, лгать своему приятелю он тоже особо не стремился, да и отмалчиваться обстоятельства не предполагали. Немного подумав, Айшма-Дэ решил дать уклончивый ответ:

– Нет, что ты, Белиал, я пока ещё дорожу своей жизнью. Эгиду я собираюсь подарить одной личности, которая очень увлекается коллекционированием. Так уж вышло, что у меня с этой личностью возник… э-э-э… ряд недоразумений, и мне бы очень хотелось в силу обстоятельств наладить с ней взаимопонимание.

Окутанный голубоватым сиянием призрак, до того не проявлявший интереса к происходящему в ратуше, присоединился к разговору:

– Что я слышу, Скульптор Рода? – Язвительно обратился он к Айшме. – Не очень-то ты дорожишь своей жизнью, если хочешь наладить взаимопонимание с этой… личностью. – В словах призрака, как и в особом акценте на известной ему «личности», заключалась насмешка, однако из-за свойственной этой расе склонности к меланхолии у него получилось изобразить, скорее, скорбную издёвку. Впечатление дополнялось и небольшой размытостью его облика.

Айшма недовольно скривился. Он не хотел излишне распространяться на эту тему. Чрезмерная осведомлённость призрака его также не радовала.

Что же до Белиала, то, ещё недавно всего лишь дружески любопытствующий, теперь он был действительно заинтригован, и поспешил узнать подробности:

– Неужели Айшма-Дэ смущён? Вот так неожиданность! И что же за личность вызывает у Скульптора Рода такие эмоции?..

Призрак с готовностью ответил, игнорируя недовольный взгляд двукрылого архангела:

– Ты о ней, скорее всего, слышал. Возможно, даже знаком лично. – Обладатель певучего грустного голоса, должно быть, и сам понимал, что сгущать краски у него получается весьма посредственно, и потому не стал более затягивать вступление. – Матерь Искажений. Мутатиматри-как-её-там.

После этого откровения разговором заинтересовался и второй, шестикрылый архангел.

Что же касается Белиала, то:

– Эта бешеная сука?!! – Демон чуть не поперхнулся, такое он услышать никак не ожидал. – Айшма, верни мне ткань!

И без того раздосадованный поворотом событий архангел вместо того, чтобы возвратить создателю материал для проклятого предмета, прижал его к груди, и гневно фыркнул, глядя в пол:

– А ведь я пытался отделаться от хвоста, когда сюда шёл! Нет же, нужно всё испортить. – После чего уже более спокойно обратился исключительно к демону. – Да брось, Белиал, она ведь из твоей расы. Я понимаю, сколько проблем она порой доставляет, но можно быть к ней немного снисходительнее.

– Снисходительнее, говоришь? Проблемы? Большинство Прародителей рас сожалеют о том, что не прикончили эту тварь, когда была возможность, и если ты думаешь, что я являюсь исключением…

Демон и дальше изливал бы свой гнев, однако его прервал шестикрылый архангел:

– Подожди, Белиал. Не суди Скульптора Рода столь строго, позволь прежде высказаться мне. – До сих пор молчавший архангел говорил мягко, и всё же в его голосе чувствовалась та сила, которая, кажется, способна внушить чувство безмятежности любому. Даже воспылавшему гневом Лорду-Демону, который, пусть и не усмирился до конца, но всё же замолчал и дал знак, что готов слушать.

Чувство досады в груди Айшмы-Дэ немного утихло, о чём он и сообщил:

– На самом деле это вовсе не тайна. Просто мало кто об этом знает, и мало кто упоминает, но раз уж зашла речь, то я не против, чтобы денница всё разъяснил.

Шестикрылый, удовлетворённый обоюдным согласием, продолжил:

– Всем известно, что сей архангел, титулованный Скульптором Рода, является светлым Праотцом причудливых народов, отпрыски его именуются инкубами и суккубами. Сам Скульптор урождён первородным инкубом, однако же имеется и тёмная Праматерь сей расы, коя рождена первородным суккубом…

– Разве их Праматерь не сгинула в прошлой эпохе?.. – Перебил призрак, но до него почти сразу начало доходить осознание. – Не хотите же вы сказать, что?..

– Что Матерь Искажений является предначертанной Скульптору Рода самим Всесоздателем? Да, именно это я желаю молвить. – Денница нисколько не смутился тому, что в его повествование вмешались.

– Но как же химеры? – Не унимался призрак.

– А химеры есть ни что иное как ничтожные искажения крови, и никоим образом не связаны со Скульптором Рода.

– Да за что ж так с тобой, Скульптор? – Теперь призрак по-настоящему сочувствовал двукрылому архангелу, его и без того скорбный голос пронизывался печалью.

– Прости, Айшма-Дэ, я и не подозревал… Рулон этот… Оставь себе… – Демон сочувственно положил свою могучую руку на плечо хрупкого с виду Айшмы, отчего тот слегка пошатнулся, хотя, возможно, таково было последствие соприкосновения тьмы и света в их душах. – И, ну… Если тебе ещё что-нибудь понадобится, просто дай знать.

Двукрылый архангел хотел побыстрее отделаться от неприятного разговора, его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, Айшма испытывал благодарность к другим представителям пантеона Прародителей рас за понимающее отношение к щекотливости его положения. С другой же стороны сам Айшма не считал своё положение настолько плачевным, насколько это виделось остальным. Он уже давно не ощущал неприязни к своему «предначертанию», он даже чувствовал к ней некоторую причудливую форму симпатии. Всё, чего он желал – добиться от Матери Искажений добрососедского отношения. Не больше и не меньше. Но об этом точно никому не следовало знать, кроме самого Айшмы-Дэ.

***

Вэ Соли вошёл в помещение с «нормальной одеждой», отдалённо напоминающее торговый центр. Очень отдалённо. В основном тем, что ощутимая часть той самой одежды была словно выставлена напоказ, украшая собой ряды безликих манекенов. В остальном же весьма просторное помещение мало чем напоминало привычные для человека рукотворные места. Да и нерукотворные места, подобные этому, увидеть воочию было бы проблематично.

Первое, что бросалось в глаза – освещение. Довольно мягкий свет исходил не из статичных светильников, а из множества горящих угольков, которые роем парили вокруг Вэ Соли, при этом сохраняя некоторую дистанцию и стараясь не мешать его осмотру. Наоборот, стоило юноше обратить внимание на что-либо, будь то манекен, или многоуровневая витрина, или же очередной высеченный на стене символ, угольки-светлячки устремлялись в заинтересовавшую его сторону, они стремились подсветить заинтересовавшее его место. Мест же, обративших на себя внимание Соли, здесь хватало.

Стены и плавно перетекающий в них потолок были интересны уже только тем, что характерные для большинства архитектурных сооружений правильные прямоугольные или округлые формы начисто отсутствовали, всё пространство было неимоверно искривлено, и, если бы не сравнительная выверенность расстояний, место можно было бы принять за тщательно обустроенный природный объект. Рукотворность подчёркивалась и материалом – изломы ониксовых волнистых узоров на многогранниках каменных плит вовсе не казались случайными, они подбирались с явным усердием. В сочетании с не очень ярким, но очень подвижным освещением, разнообразие тёмных тонов искривлённого пространства создавало атмосферу мрачной таинственности.