С другими свойствами Эгиды дела обстояли не так просто. Например, очевидный из названия эффект Милосердного Сна. «Если цель испытывает ужасные муки, то любое достаточно сильное духовное касание может погрузить её в состояние счастливого забытья, избавляющего от страданий». Соли приблизительно понял, как пользоваться силой духа, однако для грамотного применения доселе неизвестной энергии требовалось ещё много практики. Соли попробовал направить энергию. Ба‘астидка действительно потеряла сознание, но юноша вполне допускал, что она могла и сама отключиться, с учётом её обстоятельств.

Применение эффекта Безликого Прохожего также было не до конца понятно для Соли. Из описания было ясно только, что владелец Эгиды не мог быть обнаружен врагом, пока сам не обнаруживал себя. Ещё будучи игроком, Соли часто пользовался аналогичными способностями, которые были реализованы в SW как некий компромисс между скрытностью и невидимостью. Вот только где начинались «враги», и где заканчивалось «сам не обнаруживал себя», юноше предстояло выяснять опытным путём. То, что один увлечённый похотью мината’ур в чуть ли не сектантском халате не обращает на Соли никакого внимания, с лёгкостью могло объясняться множеством факторов, начиная с любования собственными возможностями и заканчивая банальным физическим вожделением.

Несколько раздосадованный запоздалым осознанием бесполезности собственных действий, играющий монстр недовольно пронзил шею быкоглавого агрессора, после чего резким движением руки превратил колотую рану в рваную. Он был немного рассеян, и потому не сразу заметил, что поток густой крови, вытекающий из горла медленно заваливающегося на ба’астидку мината’ура, буквально поливал её с головы до ног. Ощущение было как от плохо проделанной работы, и Соли со вздохом разъединил тела двух обмякших химер.

Вета с любопытством смотрела, как её друг недовольно хмурился, начав препарировать не успевшее остыть тело. Сам процесс суккубу не интересовал, её интересовало лишь неожиданно мрачное состояние человека. Вета подошла и грациозно уселась на свернувшуюся в клубок и мерно посапывавшую ба’астидку, она постаралась представить, как должны разговаривать профессиональные психологи. Получилось у неё довольно посредственно:

– Вас что-то тревожит, Вэ Соли? Вы хотите поговорить об этом?

– Представляешь, хотел проверить Эгиду Милосердного Сна и только в процессе осознал, что ничего на самом деле не проверяю. Теперь чувствую себя придурком. – То ли ворчал, то ли жаловался юноша.

– Ой, да ладно тебе, подумаешь, поиграл немного. Играть это круто!

– Играть круто, только когда осознаёшь, что играешь.

– Ве-ерно… Значит, ты правильно чувствуешь себя придурком. – Девушка услышала в ответ недовольное цыканье, и, как ни в чём не бывало, продолжила. – Кароч, я придумала для тебя загадку!

– Что, нормальную загадку? Или как обычно?

– Как обычно нормальную загадку. Слушай! Зачем копытному понадобилось совокупляться с кошкодевочкой? – Вета строго выпрямилась и изобразила, будто читает свой вопрос с невидимого листа. Из-за её телодвижений беспробудно спавшая ба’астидка попыталась перевернуться на другой бок, за что была беспощадно прижата к земле демоницей, недовольной этим.

Соли не проявил никакой заинтересованности. Он профессионально исследовал только что вскрытую грудную клетку «копытного». Лишь после того, как Вета демонстративно отвернулась, для большей убедительности громко хмыкнув и поджав губы, Соли произнёс, не прерывая своей работы:

– Раз это загадка, то самые популярные причины для изнасилования, такие, как самоутверждение за счёт беззащитного, не подходят. Верно? Эм-м-м, не знаю даже. Пусть будет месть.

– Эй, ты даже не пытаешься!

– Потому что загадка паршивая. Я не понимал, что творится в головах зверинца, состоящего из одного вида. А ты от меня требуешь начать ни с того ни с сего разбираться в мыслях и чувствах целого зоопарка.

– Ну во-от, теперь это почти уже и не загадка. Обидненько. В общем, ответ на не-загадку – зависть. – Слегка продемонстрировавшей своё недовольство Вете на самом деле вовсе не было «обидненько».

– Ха? И чему телёнок мог завидовать? – Соли же, в свою очередь, проявил некоторый интерес к услышанному.

– Мне то откуда знать? Я только его чувства просканировала, я мысли читать не умею.

– То есть ты загадала загадку, не имея возможности самой найти отгадку. Это не просто паршивая загадка, это очень паршивая загадка. Требую возмездия.

Вета выглядела так, будто только что уронила дорогую вазу. Она подняла руки, показывая, что сдаётся, и неуверенно попыталась спросить:

– Что общего у ворона…

– Возмездие.

В ответ на непоколебимую твёрдость приказа демонице осталось лишь покорно склониться перед человеком:

– Да, мой господин…

Соли ничего не ответил, он лишь указал своим кинжалом на объект, находящийся под Ветой – на свернувшуюся клубочком и сладко посапывающую ба’астидку, которая совершенно не замечала, что её почти обнажённое, напрочь измазанное в грязи и чужой крови тело уже какое-то время используют в качестве табурета.

– Нет, требую амнистию!

– Отказ.

– Это издевательство!

– Надеюсь, что так.

– За что ты так жесток со мной?!

– Столь жалкое создание, как ты, не заслуживает сочувствия. Обжалованию не подлежит.

Холодный взгляд серых человеческих глаз встретился с ярко-алым пламенем глаз демонических. Человек и демон негромко прыснули, их смех больше походил на сбившееся дыхание, их смех был настолько тих, его возможно было услышать, лишь подойдя совсем близко.

***

Вета склонилась над ба‘астидкой, она нежно массировала шею и плечи спящей. Ласковым голосом, наполненным любовью и заботой, она почти напевала на ухо Хано:

– Вставай, спящая красавица. Хватит притворяться, что Милосердный Сон до сих пор на тебя действует. Ну же, просыпайся…

Хано не ответила, даже не открыла глаза, она лишь блаженно улыбнулась и подложила под голову свои руки. Шерсть на руках Хано, как и у всех взрослых ба’астидок, заканчивалась чуть выше локтя, и была весьма мягкой, благодаря чему можно было сказать, что теперь Хано устроилась на вполне достойной подушке.

Крайне недовольная таким поведением, Вета уже собиралась отвесить размашистую пощёчину ба’астидке, но вовремя остановилась, поймав на себе издевательский взгляд скалящегося кривой ухмылкой человека. В ответ она состроила гримасу ненависти, предназначавшуюся для Соли. Правда, получилось у неё довольно умилительно – Вета, как и любая суккуба, патологически не умела выглядеть некрасиво.

Безмолвная перепалка между демоном и человеком привела лишь к тому, что Вета ещё сильнее осознала суровость своего «наказания». Она показала своему спутнику, продолжавшему возиться с телом покойного мината’ура, язык, и вернулась к заботливым манипуляциям над ба’астидкой:

– Хватит вести себя как ребёнок, проснись и пой. – Вета дотронулась до плеча полутигрицы и начала аккуратно её трясти. Это возымело эффект, ба’астидка нехотя открыла глаза и сонным взглядом уставилась на лицо добродушно улыбающейся суккубы.

Ещё не успевшая до конца обрести связь с реальностью Хано не могла разобраться, что происходит, где она, и кто находится перед ней. Всё, что она осознала, едва очнувшись от счастливого гипнотического сна, так это то, что она лежит на земле, что на неё смотрит демон, и что демон по каким-то неведомым причинам не настроен враждебно к ней, к химере ангельского происхождения.

Хано сразу же напрягла свою память, она применила все свои скудные познания демонического языка – Хано насколько могла учтиво приветствовала этого демона на его родном наречии, она была почти уверена, что сумела довольно сносно поздороваться и представиться, она тактично замолчала в ожидании ответа незнакомой демоницы.