– Бедняжка, – озабоченно произнесла Геркина бабушка, нежно гладя девчоночью головку. – У неё жар. Сейчас я ей приготовлю чай, а потом подумаем, что делать.

Голень присел на край стула и огляделся.

– Этому дому нужен ремонт, – сказал он, колупая ногтем стену, – краска уже трескается.

– Папа говорил, что на следующей неделе приедут мастера. – Людвик всё пытался дозвониться маме, но безуспешно.

– Ну и отлично, – вздохнул с облегчением Голень. Ему никогда не нравилось это помпезное здание, изрядно пострадавшее от времени и постоянно сменяющихся дачников. – А сегодня кто с вами из взрослых посидит? Пока папа ещё не приехал. Детям одним нельзя оставаться, особенно когда они болеют.

Людвик пожал плечами:

– Няня Вероники отказалась ехать в деревню. И хорошо – она такая противная… Как-нибудь перебьёмся, не в первый раз.

– Нет, у нас так не выйдет, – строго отрезал Голень и встал. – Детям нельзя без присмотра. Не знаю, как это принято в городе, но у нас ребёнка положено опекать. Сейчас мы решим, что делать.

– Тут дело серьёзное, – кивнув головой, с видом знатока произнёс Герка, когда Голень ушёл на кухню к бабушке. – Лучше с ними не спорь. Бесполезно.

Людвик присел на один из ящиков с надписью «Осторожно: стекло!» и в отчаянии сжал кулаки.

– Тут всё меня бесит! Сгинуть бы к чёрту и никогда больше не соваться в эту дыру!

Герке даже стало немного жаль Людвика.

– Да не кисни ты… Чашка горячего чая с мёдом – лучшее средство от огорчения. Так утверждает бабушка…

– А я говорю: жизнь – помойка! И ваш городишко – вонючая лужа на этой помойке!

– Мама! – во сне застонала Вероника. – Мамочка!

Людвик присел рядом с сестрой.

– Вот её, правда, жалко. Она мала ещё, ничего не смыслит. Отец весь в работе, ему лишь бы денег побольше… А мама – она всё летает… – Людвик повернулся к Герке. – Она стюардесса, поэтому дома бывает не каждый день…

В комнату вошла Геркина бабушка с чайником в руках. Следом за ней Голень с подносом. Поднос был уставлен чашками и бутербродами с ветчиной.

– Вот, – заявила бабушка, – мы сейчас попьём, поедим, и сразу веселее станет. Людвик, ты не сердись, я залезла к вам в холодильник и сварганила бутерброды. Вы ведь, небось, голодные, а?

Голень разместил на столике чашки и тарелку с бутербродами, бабушка достала из сумки банку с мёдом, и комната наполнилась ароматом липы и домашним теплом.

– Ну, кроха, давай просыпайся… – Бабушка стала будить Веронику, ласково поглаживая ей руки. – Вставай, пора выздоравливать.

Девочка протёрла глаза. При виде незнакомого человека она готова была заплакать, но заметила Людвика и успокоилась.

– Лю, у меня горло болит, – тоненько прохрипела Вероника и села в постели. – Пить хочу.

– Вот беда! – Геркина бабушка подливала девочке липовый чай с мёдом и размышляла вслух. – У нас ни одной свободной кровати. А к соседке на прошлой неделе внуки приехали… Гера, а может, вы с Людвиком на полу поспите? Спальники у нас есть, а Веронике постелю на кровати, пусть поправляется…

– Зачем на полу? У меня пусть ночуют, свободная комната есть, там и кровать, и ещё раскладушка. Устрою, как королевских особ…

– А мы и есть Королевские, – вмешалась Вероника. – Папа Королевский, мама Королевская и я Королевская!

– Разумеется, – захохотала бабушка, – а вдруг ты даже не Королевская, а целая Императорская?

– Нет, я Королевская, а у мамы есть друг, и папа на неё очень сердится.

– Вероника! – грозно прикрикнул Людвик.

Девочка исподлобья поглядела на брата и натянула одеяло до самых глаз.

– Трепло! – Уши Людвика стали свекольного цвета.

– Хватит ссориться, брат и сестричка. Это так некрасиво! – оборвала их бабушка. – Берём всё, что нужно, – и в путь. Людвик, если папа не отзывается, напиши ему эсэмэску. Сообщи адрес, где заночуете, и ещё напиши, чтобы не беспокоился. Всё будет хорошо. Кстати, Голень, вчера после стирки снова пропал носок. Если так будет и дальше, я их перестану стирать.

– Это будет ваша комната, – объяснил Алекс, когда Герка с Людвиком, плотно поужинав у Шерстянкиных, явились на ночёвку. – Кому диван, а кому кровать?

– Я сюда! – Герка всем весом обрушился на диван.

Он давно мечтал о таких удобствах. Спать в одной комнатушке с младшими братьями – настоящее бедствие для подростка.

– А я пока в уголке постою, – усмехнулся Людвик, кладя рюкзак на кровать. – Или даже вообще провалюсь сквозь землю.

Голень, сочувствуя Людвику, понимающе подмигнул:

– Слишком глубоко не проваливайся, под нами полуподвал. Кто туда угодит, тот носки стирает.

– Спасибо. – Людвик смущённо улыбнулся.

И тут зазвонил его телефон.

– Пап, привет! – радостно отозвался мальчишка, но его лицо становилось с каждой секундой всё мрачнее. – Ладно, пока… – закончил он и бросил телефон на кровать. – Как всегда: «Извини, дела, сам справишься, ты ведь уже мужчина»… Надоело! И приедет он только послезавтра… Хорошо ещё, хоть с мамой обещал связаться. Деятель!

– Так нельзя говорить об отце. – Голень достал из шкафа свежее постельное бельё. – Он всё-таки о тебе заботится. А что послезавтра – так ничего страшного, поспишь у меня две ночи.

Людвик подпёр голову руками и закрыл глаза. Казалось, что он вот-вот расплачется. Но он только потёр ладонями лицо, хлюпнул носом и сказал:

– Не надо меня учить, что говорить об отце, вы его не знаете. Лучше скажите мне наконец, что тут у вас творится!

Голень и Герка переглянулись и поняли – больше юлить не удастся. И так уже целый день они избегали оставаться с Людвиком наедине, поскольку его вопрос буквально висел в воздухе.

– Вижу, от тебя не укроешься. – Голень провёл ладонью по лысеющему затылку. – В моём доме кто-то ещё поселился…

– Дальше, – потребовал Людвик, он был уверен, что ему сказали не всё.

– И это не грызуны, – добавил Герка. – Расскажи ему всё, три головы лучше, чем две.

Голень выложил то, что уже рассказывал Герке, и показал фиолетовый башмачок. Тут Алекс почувствовал: ему здорово полегчало. Решать в одиночку такие ребусы он уже был не в силах.

– Хм… – Людвику было непросто всё это переварить. – А шар? Можете показать? Ведь я его видел всего секунду…

Они вошли в комнату, где был оборудован магазин, – время его работы давно уже кончилось. Герка задёрнул шторы.

– Чтобы никто не увидел… на всякий случай. – Он боязливо глянул в окно.

На улице не было ни огонька. Дождь прекратился.

– Вот, – сказал Голень, взял чашку с прилавка и застыл в изумлении. Под ней ничего не было. – Странно, я ведь сам его туда положил, вы все видели. Что за чёрт, может, он укатился куда-то?

– Давайте поищем, – предложил Герка. Он опустился на четвереньки и стал ползать по полу.

– Наверное, взял кто-нибудь? – тихо промолвил Людвик.

Герка с Голенем внимательно на него посмотрели.

– Ты так думаешь? – обиделся Голень. – Я, конечно, немолод, но память у меня пока твёрдая: шар я оставил здесь и нигде больше. Погоди… говоришь, его кто-то мог взять?

– Да, – ответил Людвик и сбивчиво рассказал, что видел утром.

Всем троим стало не по себе.

– Что теперь делать? – прошептал Герка, вставая с пола. Ни о каком сне уже не могло быть и речи.

– Да, скучать не приходится, – пробормотал Людвик. – Что ж, это второй плюс.

Герка и Голень ещё раз на четвереньках обследовали магазин, но шара нигде не было. Людвик подошёл к серванту.

– Сколько лет этим солдатикам? – спросил он у Алекса. – Наверное, они очень старые, да?

– Стары, как весь этот мир, – ответил Голень, отряхивая брюки. – Они достались от моего дедушки. Больше ни у кого таких нет, только у меня одного…

Людвик сунул руку в карман и погладил солдатика. И вдруг у него волосы встали дыбом – за стеклом, в самой гуще солдатиков, лежал тёмно-серый шарик размером почти с каштан. Утром его там не было!