– У меня два вопроса, – прервал я, – во – первых: я правильно понял, что среди самоубийц были лишь мальчики?

– Да, самоубийств среди девочек не наблюдалось.

– Почему бы это, по – вашему?

– Возможно, здесь играют роль значительные различия в психике тех и других…

– Допустим. Во – вторых: была ли замечена за тот же период вспышка суицида среди взрослого населения?

– Я лично не интересовалась такой статистикой, ведь моя специализация – дети, но сколь либо заметных вспышек скорее всего не было…но я точно не могу сказать! – было заметно, что Жанна старается быть как можно объективнее.

– Из вашего рассказа явно чувствуется существование некой причины, пусть даже и, предположительно, мистической, приводящей в действие весь механизм суицида в станице. Возможно, отсюда и ваши опасения… Найти эту причину – это и станет нашей задачей.

– Не верю я в мистику… – покачала головой девушка.

– Я – тоже! Здесь в районе действует секта, вы не знаете ее названия?

– Н – нет… – задумалась она, – но я знаю, что никто из покончивших с собой не состоял ни в каких сектах!

– Тоталитарные секты – заведения весьма закрытые, если не сказать – конспиративные. Проверить это все равно будет необходимо. Ведь зомбирование людей – сейчас это ни для кого не секрет. А что может быть проще, чем внушить молодому человеку, по сути – ребенку, всякие мысли, не совместимые со здравым смыслом?

– Но зачем понадобилось губить детей?! – недоумевала Жанна.

– Да хотя бы из чистого любопытства! Ведь безнаказанность порождает вседозволенность: внушили одному ребенку мысль о самоубийстве, другому…а сколько еще поддастся внушению? Как быстро? Все это не укладывается в рамки здравого смысла, но, поверьте, в подобных сектах происходят подчас и более чудовищные вещи! Кстати, вспышка суицида произошла среди детей, находящихся в стадии активного полового созревания, верно?

– Да, почти во всех случаях это именно так.

– Какие у вас есть материалы по этим случаям?

– У меня только карточка с именами и некоторые факты, все объективные данные – в районном ОВД. Я посмотрела их, но ничего существенного для себя не обнаружила.

– Каким образом были совершены удушения?

– Посредством самых различных сподручных вещей – от бельевой веревки, проволоки до ремня от брюк.

– То есть и здесь не наблюдается никаких закономерностей?

– Абсолютно никаких! – вздохнула Жанна. – Вы возьмите эти папки, здесь все более – менее подробно описан каждый случай. К сожалению, я приехала сюда когда вспышка уже угасла, так что многого объяснить не могу. Но сколь – либо существенно на картину происходящего мое присутствие в станице вряд ли повлияло…

– Вы очень любите свою работу? – задал я лукавый вопрос, любуясь юной горячностью, с которой Жанна объясняла мне детали дела.

– Да! – удивленно взглянула она на меня и, заметив откровенный интерес в моем взгляде, тут же смутилась.

– Я бесконечно благодарен вам за подробности, а теперь хотел бы пригласить вас в «Жемчужину». Хотите пива?

– Нет, я на работе, но от «Пепси – колы» не откажусь! – согласилась девушка и пояснила: – Жарко…

– Но сначала я сделаю снимок, позволите?

– Прямо сейчас? – она принялась поправлять прическу, с ужасом наблюдая, как я снимаю чехол со своего «Никона».

– Да, прямо здесь, на рабочем месте! – я прильнул к видоискателю, оценивая ракурс.

Стильной композиции в этой полупустой комнате с окрашенными темно – голубой краской панелями не получалось; брать же в кадр полуразвалившийся шкаф было и вовсе не эстетично. Тогда, не мудрствуя лукаво, я взял в рамку Жанну, сидевшую за книгой, и когда взгляд ее красивых черных глаз поравнялся с осью объектива, нажал на спуск.

Камера еще жужжала, перематывая кадр, когда она задала вопрос, который волнует больше всего на свете всех женщин, – по – крайней мере, по моим многочисленным наблюдениям:

– Я не буду выглядеть уродиной? – спросила она, кивнув прелестной головкой на камеру.

Я хотел было рассмеяться, но подумав, что это для нее в данный момент вопрос жизни и смерти, просто заверил:

– Вы будете выглядеть чудесно, я вам обещаю! Идемте?

Но дойти до бара нам было сейчас не суждено: в дверях кабинета мы столкнулись с запыхавшейся вахтершей; вся ее лень куда – то испарилась и, задыхаясь от возбуждения, она затараторила:

– Жанночка, опять человек повесился! Ох, беда – то какая… – она схватилась за грудь.

– Опять ребенок?! – Жанна побледнела.

– Нет, на этот раз, слава Богу, не дети… Загоруйко Степан Федорович, бывший главный агроном колхоза, – хороший был человек! Я подумала, может это будет вам интересно…

– Где он проживал? – взял я инициативу в свои руки.

– Степная улица, номер дома не помню…да вы найдете, улица небольшая! – и объяснила, как проехать.

– Ждите меня на крыльце клуба, я сбегаю за машиной.

Примчавшись в гостиницу, я расчехлил фотокамеру и сунул ее в простой полиэтиленовый пакет с ручками – снимать, возможно, придется тайком. Затем зашел к заведующей номерами и попросил закрыть в сейфе папки, переданные мне Жанной.

Завидев меня, бабулька вмиг сделалась усталой на вид:

– Орлов, опять придете пьяным ночью и будете ставить «на уши» гостиницу?! – ее взгляд сверлил меня почти осязаемо.

– Ну что вы, тетя Маша! – я наклонился и чмокнул ее в щечку в знак подтверждения своих слов.

– Я вас выселю, Орлов, вот увидите! – пригрозила она. И когда я закрывал уже дверь, добавила негромко:

– Проказник!..

Через несколько минут я подкатил уже к Дому культуры, где меня ждала Жанна.

– Вам так интересна смерть этого старика? – поинтересовалась она, садясь в машину.

– Теперь все, что творится в станице, представляет для меня интерес, – серьезно кивнул я головой.

– Но ведь к самоубийству детей это не имеет скорее всего никакого отношения…

– Ничего нельзя знать заранее.

Немного подумав, она вынуждена была согласиться со мной.

Нужный дом значился под адресом Степная, тринадцать. Я не суеверный человек, но все же подсознательно отметил этот факт. Около него стоял милицейский «уазик» канареечного цвета и «скорая помощь».

Дом был стареньким, но выглядел вполне добротным. К нему примыкала огромная беседка, густо переплетенная виноградной лозой, прямо с потолка которой свисали огромные сочные грозди спелого винограда. Из комнат доносился женский плач. На пороге стоял со скучающим видом молоденький сержантик милицейской службы.

При нашем приближении он начал неуверенно переминаться с ноги на ногу; я решил сыграть на этом замешательстве:

– Мы врачи, – соврал я, – а это – специалистпо самоубийствам! – представил я несколько смутившуюся спутницу.

– Проходите, там уже есть врач, – пожал плечами сержант, уступая дорогу.

Это был уже довольно – таки пожилой человек лет шестидесяти пяти. Его лицо изборождено морщинами, а голова была белоснежной от седины. Теперь он неподвижно висел на веревке, привязанной сверху вокруг массивной деревянной балки; петля так туго стягивала его худую шею, что казалось вот – вот оторвет голову несчастного. Лицо было багрово – синюшним с выпученными глазами и вывалившимся распухшим языком.

Лишь взглянув, Жанна тут же спряталась за моей спиной и мелко задрожала, – вид самоубийцы произвел на нее сильное впечатление. Я легонько пожал ее руку и продолжил осматривать помещение.

Здесь уже работали следователь, подробно описывающий место происшествия, и криминалист, делающий фотоснимки. Плачущую навзрыд вдову утешал молодой человек лет тридцати пяти, явно ее сын.

Закончив формальности, следователь подошел к ней и негромко задал вопрос:

– Почему он поступил так?

– Он сильно болел в последнее время, у него был рак. Но я никогда не думала, что он может так поступить, ведь он очень переживал, как мне трудно придется после его смерти…я не понимаю… – она снова зарыдала.

– Снимайте! – кивнул следователь людям в белых халатах и пошел в соседнюю комнату. Следом тут же направился и молодой человек, поддерживая вдову.