Я переоделся в купальный костюм, обвязал вокруг торса полотенце и побрел в душ в конце коридора.

Свадьба снова пела и плясала, и весь первый этаж, как обычно, заполонили курильщики. Успевшие подвыпить дамочки провожали меня восторженными взглядами.

Довольно кряхтя, я плескался под холодными струями, мало – помалу возвращавшими меня к жизни. Вскоре слабость во всем теле сменилась оптимистичной бодростью.

Вернувшись в номер, вскипятил чай, легко позавтракал, пожурил себя для профилактики за вчерашнее пьянство, взял фотоаппарат и диктофон и отправился на поиски Жанны, детского психолога из Москвы. Из записей Демидова следовало, что прием она ведет в Доме культуры, который я вчера заприметил недалеко от «Жемчужины». Но сегодня было воскресенье, вряд ли она будет на рабочем месте, хотя…

«Хотя не все же такие безалаберные, как ты, Орлов!» – пронеслась в голове неуловимая мысль.

На крыльце клуба репетировал духовой оркестр, от медных звуков которого в голове тут же появился болезненный резонанс.

– Скажите, где я могу найти детского психолога? – поинтересовался я у бабульки–вахтерши, лениво гонявшей от себя назойливых мух.

– Прямо и направо, – объяснила она, не прекращая своего занятия.

«Баскова Жанна Ивановна, психолог», – гласила надпись на двери. Не надеясь на ответ, я постучал.

– Войдите, – раздался за дверью звонкий голос.

Она сидела за столом у распахнутого окна и ветерок легко шевелил ее взбитую челку. Завидев меня, девушка отложила в сторону книгу и с интересом посмотрела своими черными глазками с не по возрасту взрослым выражением.

– Разрешите? – спросил я, вваливаясь через порог.

Бегло осмотрев меня с ног до головы, Жанна остановила свой взгляд на висевшем на моей груди фотоаппарате и, улыбнувшись, поднялась со своего места.

– Вы корреспондент, верно?

– Это так заметно? – сделал я удивленное лицо, осмотрев себя.

– Из «Гипотенузы», угадала?

– Вы на всех оттачиваете свои психологические трюки или только на газетчиках?

Она рассмеялась и протянула руку:

– Жанна… Да просто был тут недавно один ваш коллега…

– Демидов? Жирный такой…

– Вот – вот, Демидов, – вздохнула почему – то она. – Назойливый такой тип.

– И за это вы подарили ему томик «Детской психологии»? – иронично поинтересовался я, присаживаясь на стул.

– Что? Я?! Так это он спер, значит, у меня учебник! А я, между прочим, полрайона после этого избегала в поисках этой книги! Урод!

– Урод – урод! – быстро подхватил я, в душе радуясь, как расскажу всем в редакции о его глупой выходке.

– Мы познакомились с ним случайно на побережье, куда меня любезно пригласил съездить председатель колхоза, выделив место в автобусе с передовиками. Демидов стал ухаживать за мной, а когда узнал о моей работе, начал расспрашивать о самоубийствах детей в станице. Не думаю, чтобы его это так уж волновало, скорее чисто профессиональный интерес, не более. Но он навязался ехать обратно со мной, сославшись на то, что хочет сделать на этих бедах большую статью. Поначалу он действительно взялся за тему, но со своими расспросами попался однажды кому – то под горячую руку. Какие – то ребята его жутко запугали, он стал нервным и совершенно потерял к этому делу интерес, а вскоре и вовсе укатил не попрощавшись даже, зато прихватив на память книгу.

– Кому – то могло не понравиться, что он интересовался самоубийствами?

– Кому? – искренне удивилась Жанна.

– А каково ваше мнение в этом вопросе? И вообще, не расскажете ли мне об этом, обещаю, я буду внимательным слушателем, а из всего услышанного сделаю хорошую статью.

– Вы говорите точно так же, как Демидов! – заметила Жанна.

Сравнивать меня с Демидовым – это был удар ниже пояса! Но я стоически стерпел.

– Я постараюсь подать материал так, чтобы привлечь внимание людей к этой теме. И потом, я не «стригу» гонорары из пустопорожних баек, каждая моя заметка – это журналистское расследование, доведенное всегда до логического конца.

– Вы полагаете, что в самоубийстве детей есть логика? – теперь она смотрела на меня изучающе.

– Должна быть логика в массовости этого явления, тем более локализованном в пределах одного района. Но пока еще рано делать какие – то обобщения, ведь я даже не посвящен в это дело и не услышал ваш рассказ – рассказ специалиста!

Я пододвинулся поближе к столу и снял с плеча фотокамеру, приготовившись внимательно слушать.

– Но мы могли бы познакомиться для начала, не так ли? – улыбнулась она моей настойчивости. – Или вы предпочитаете работать инкогнито?

– Меня зовут Петр Орлов, – я протянул ей визитную карточку.

– Орлов? – удивилась Жанна и, на некоторое время всмотревшись в мое лицо, быстро поднялась со своего места и подошла к шкафу, забитому книгами и различными папками.

Вскоре она вернулась с кипой скоросшивателей и газетой, в которой я еще издали узнал родную «Гипотенузу». Девушка быстро полистала ее, затем стала сравнивать что – то изображенное там с моим лицом.

– Это вы? – она развернула страницу, на которой была помещена фотография оборванца, склонившегося над трупом.

– Разве не похож? – удивился я.

– Почти нет…

Тогда я достал из блокнота вырезку трехмесячной давности, где был изображен в компании с Александром Любимовым на церемонии вручения «Тэфи». Здесь я себе нравился: снимок был сделан с низкой точки и я выглядел этаким белозубым великаном, стоявшим рядом с телезнаменитостью. Внизу стояли наши с Любимовым фамилии.

– А здесь – похож?

По загоревшимся живым интересом глазам я понял, что теперь она меня узнала и поверила, что тот бомж из «Гипотенузы» и Петр Орлов – одно и то же лицо.

– Ну и ну! – все еще удивлялась Жанна. – В Москве мне с вами никогда не пришлось бы встретиться, вот ведь странно, да?

– Оставьте себе на память! – предложил я.

– А можно? – она почти не верила в происходящее.

– Пока нет…

Я взял из ее рук снимок, поставил на его обратной стороне свой залихватский автограф и снова вернул себя новой хозяйке.

– Теперь – можно!

– «Милой Жанночке от покорного слуги Петра Орлова в знак дружбы и признания. Искренне ваш П.Орлов, ст.Старовеличковская», – прочла она вслух и мило покраснела.

– Теперь вы сделаете мне ответный подарок и расскажете вашу историю, – попросил я и достал диктофон.

– Да – да, – встрепенулась она, – это началось около года назад. По совершенно непонятным причинам школьники от десяти – одиннадцати до семнадцати даже лет начали сводить счеты с жизнью. Безо всяких видимых причин они среди бела дня набрасывали на шею веревку. Никто из них не оставлял никаких посмертных записок, ни у кого не было каких – либо серьезных причин для рокового шага. Непонятно…

– Из каких семей были погибшие дети?

– Из самых разных. Вообще, вы знаете, я вот уже около трех месяцев бьюсь над этой загадкой, но никаких сколь – либо заметных закономерностей обнаружить не удалось. Посудите сами: в возрасте детей – большой разброс, среди них есть дети из интеллигентных во всех отношениях семей, и из семей неблагополучных, есть дети полностью обеспеченные, и не искушенные различными благами; интересы у всех самые разнообразные… Пик этого явления пришелся на октябрь – декабрь прошлого года и мы опасаемся, что в осенний период – не дай бог, конечно! – произойдет новый всплеск детского суицида!

– На чем основаны подобные опасения?

Жанна несколько помедлила с ответом, задумавшись, затем твердо ответила:

– Это, наверное, глупо, но меня почему – то не покидает смутное предчувствие…ведь я много разговариваю с родителями подростков, они тоже словно ждут чего – то дурного… Возможно, всему виной наэлектризованность психологической атмосферы, вызванная прошлогодними самоубийствами. Ведь здесь почти все знают друг друга и представьте себе, что чувствовал каждый человек, когда чуть ли не ежемесячно хоронили несчастных детей. И это при всем том, что в других районах обстановка в этом плане была нормальной… Недоброе предчувствие не оставляет меня, и чем ближе осень, тем тревожнее на душе.