— Не лучшая идея, Хант. Особенно с ним, — Лернер кивнул на Иза, — я все еще не понял, какую роль он играет во всем этом.

— Слушай, мы все за нее волнуемся. Слухи… блин, ты помнишь, как все эти дамочки любят чесать языками? Уймутся… — начал Дэрил.

— Мы поможем, мистер Лернер. Это все — недоразумение, — добавила Кэрол.

— Ты кто такая? Его подружка? — Майк Лернер кивнул на Дэрила, кончики ушей которого моментально покраснели. — Ладно. Но она ни слова не произнесла с того вечера. Не ест вообще. Даже деда не слышит, а он не я, он ее балует.

— Я не твоя подружка, — шепнула Кэрол, — или… ты передумал?

— Прекрати, — немного испуганно попросил он, — посмотри лучше на Иза.

Он до смерти боялся, что она не захочет его слушать. Привычные утешающие слова и впитанная годами мудрость куда-то ушли и он ощущал лишь беспомощность. Он ей никто… а она… она дорога ему. Да он от одной мысли, как трудно ей пришлось, хотел лично придушить всех, кто был так несправедлив к ней, а ведь он не был таким… уже давно. Он преодолел злость, гнев, непонимание, агрессию… когда потерял своих жену и дочь. Но Доун здесь. И все можно исправить. У него есть время все исправить, ведь это частично — его вина.

— Как дела, Джим? — Дэрил пожал руку старику, сидящему на диване и увлеченно слушающему дискуссию кандидатов в губернаторы штата.

— Не помер, как видишь. Красивая, — кивнул старик на Кэрол, — твоя?

Дэрил закатил глаза и помотал головой. Кэрол присела на соседний диван и несмело улыбнулась.

— Вот и зря. Уведут… — Джим Лернер улыбнулся, смешно сморщив нос, — какой план? Выносить дверь не надо, нам потом ее обратно ставить неохота, Хант. Так что давайте соображайте. Как тебя зовут, сынок?

— Иезикиль, — старательно произнес он.

— А, теперь понял. Лавочка твоя — чудная штука, но Донни нравится. Она никогда такого не видела. Ей подавай устав и правила. Девочка вся в отца.

— Я рад, что ей… нравится, — тихо сказал Из, — а где она?

— По лестнице наверх и направо. Не знаю, захочет ли слушать, упрямая девчонка, — посетовал Джим, — не знаю, что она там делает. Вроде не плакса… никогда такой не была.

— Я тоже упрямый, — вздохнул Из. Дэрил хмыкнул, а Кэрол неожиданно хитро уставилась на деда Доун.

— А вы давно знаете Дэрила?

— Джим… — угрожающе начал Хант.

Он дошел до двери, на которой не было никаких смешных табличек или постеров, которые так любят подростки. Просто белая чистая дверь. Он готов бил побиться об заклад, что она и комнату никак не украшала даже в детстве. Донни. В голосе ее деда и отца слышалось искреннее беспокойство, но неужели за три дня они не попытались уговорить ее выйти? Она хотя бы ела? Спала? Упершись взглядом в белый прямоугольник, он понятия не имел, что делать.

Тихо постучав, он позвал:

— Доун… Я не знаю, слышишь ли ты меня, но я… Ты не отвечаешь на мои звонки. Я понимаю. Я… наверное ты не хочешь меня видеть, но хотя бы послушай, ладно? Я не буду говорить, что-то, что произошло, ужасно или… это просто не должно было произойти с тобой. Ты — самая лучшая и честная, ты не сделала ничего плохого. Я, наверное, несу полный бред, но я не знаю, что сказать, — признался он, — я совершенно растерян. И я пришел бы раньше, но мог ли я… чем я могу тебе помочь? Просто скажи. Мы волнуемся за тебя. Хант, Кэрол, я… Я волнуюсь, ела ли ты хоть что-то? Спала? Если не хочешь, не открывай, но я предпочел бы просить у тебя прощения, глядя в глаза. Слышишь, я виноват… я знаю, что должен был сказать, что я…

Сидя на полу и подтянув колени к груди, Доун Лернер слушала его голос, закрыв глаза. Он пришел. Она до этой минуты не понимала, как сильно хочет, чтобы он пришел. Он говорил, что виноват перед ней, но она не понимала, что он имеет в виду. Она вообще мало понимала, что творится вокруг. Время текло сквозь нее, она понятия не имела, какой сегодня день. Сколько вообще дней прошло с того мгновения, как ее жизнь разлетелась вдребезги. С Риком разговаривал отец. С мэром — дедушка. Она не могла произнести ни звука, словно онемела.

— Ты не пошла к врачу… С тобой все хорошо? А с малышом? — спрашивал он, не уверенный, что она его слушает, но другого варианта не было. — Кэрол рассказала мне все. И притащила сюда. Я сам бы не смог… твой отец пугает меня. Я, наверное, кажусь ему полным идиотом. Я, наверное, смешон со своей верой, внешним видом и прочим, но ты не смеялась. Или смеялась, но скрывала? Доун, ты можешь смеяться, но я хочу услышать… твой смех. Пожалуйста. Хотя бы одно слово. Твой дедушка просил не ломать дверь, но я рискну. Я не умею ставить двери обратно, придется попросить Марти. Или Блейка. Он говорит, что умеет даже мебель делать. Я не настолько… приспособлен. Знаешь, кем я был раньше, милая? Ни за что не угадаешь. Я скажу тебе, если откроешь дверь. Никто не знает, кроме Пола, даже Энид. Дениз вообще считает, что я родился и вырос в Индии. Как думаешь, мне одному удастся сломать твою дверь или позвать Ханта? Если ты предпочитаешь поговорить с ним, я позову… только скажи хоть что-то…

Он услышал щелчок и не поверил своим ушам, подождав пару минут и затем аккуратно поворачивая ручку двери и осторожно ступая в ее комнату. Доун сидела на полу, прижавшись спиной к краю комода. Ее глаза были закрыты.

— Привет, — тихо прошептал он, садясь рядом, но не смея коснуться. Он никогда не видел ее волосы распущенными и был поражен тому, как они окутали ее темным покрывалом до самой талии. — Как ты?

— Бывало… и… лучше, — еле слышно выдохнула она и посмотрела на него синими глазами. Похоже, что только и они остались на ее мертвенно-бледном лице с абсолютно белыми губами и отсутствующим выражением.

— Спасибо, что впустила. Ты хочешь чего-нибудь? — спросил он, чувствуя, как в груди скручивается боль от осознания ее уязвимости. Он понял, что должен сделать так, чтобы ей стало легче.

— Не знаю, Из. Пистолет? Мыло и веревку? — она закусила губу.

— Очень смешно, Доун. Я бы посмеялся, но это будет неуместно и твой отец меня выгонит, — он осторожно сел поближе и, наплевав на все, взял ее ледяную ладонь, согревая в своих руках. Она не стала убирать руку.

— Зачем ты пришел? — она посмотрела ему в глаза, ожидая увидеть жалость, но увидела печаль и что-то еще. Вину? Почему он просит у нее прощения?

— Ты три дня не выходишь. Я… волновался за тебя, — проговорил он.

— Я устала. Или нет. Меня сломали, — призналась она, чувствуя, как тепло движется от кончиков пальцев, чувствуя, как он дышит рядом, как изредка дрожит его голос и понимая, что он и вправду пришел потому, что ему не все равно.

— Зло имеет большую силу воздействия. Но это все закончится, Доун. Я обещаю, — произнес Иезикиль, беря ее вторую руку и прижимая обе ладони девушки к своей груди.

Она удивленно посмотрела на него.

— Все закончится, если я уеду отсюда. Через пару лет все забудут идиотку-шерифа, переспавшую с наркоторговцем в автомастерской, да еще и залетевшую от него по глупости.

— А как же вторая версия? — тихо спросил он. — Что этот ребенок — мой?

Доун ошарашенно смотрела на него, недоверчиво качая головой.

— Я… кажется пропустила эти сведения. Ты поэтому пришел? Глупо предполагать, что ты… и я…

— Лилли набросилась на тебя именно поэтому, — осторожно признался он, — она решила, что я… что я хотел быть с ней, но это не так. Я виноват в большей части того, что произошло. Но я пришел не только просить прощения и выяснять, когда ты ела в последний раз.

— Правда? — пробормотала она, чувствуя, как сильно бьется его сердце под ее руками и приходя в необъяснимое волнение.

— Донни… мне понравилось это слово, можно я тоже буду тебя так называть? — попросил он.

— Хорошо, — прошептала она.

— Не отвечай сразу, просто… подумай. Я хочу быть рядом с тобой и ребенком. Ты… позволишь мне? — проговорил Иезикиль. — И не думай, что это потому, что я добрый или… бескорыстный. Я чертов эгоист и самовлюбленный болван, но я постараюсь защитить тебя и всегда быть с тобой. На любых условиях.