Снова так разболелась нога...
Генрих вынул из кармана джинсов складной перочинный ножик, раскрыл его, разрезал джинсы в том месте, где была рана, наклонился и попробовал осмотреть ее. Темно, хоть глаз выколи. Тогда он старательно прощупал рану. Кость не задета, и то хорошо. Данзас отрезал кусок материи от нижней части майки и перетянул ею ногу чуть выше раны.
Задыхаясь, он откинулся на спину, на теплую летнюю землю. Невесело усмехнулся, мимоходом подумав о том, что сегодняшняя пуля попала неподалеку от места одного боевого ранения Данзаса − того самого, после которого именно Неверов перелил ему некоторую часть своей крови в госпитале. Но сейчас не время было об этом размышлять. Явно не время.
Генрих вздрогнул, услышав голоса неподалеку. Он ждал, конечно, что скоро сюда придут люди, и знал, что это будут эсбэушники или иные представители власти. Но все равно вздрогнул, когда они стали прочесывать близлежащую к даче территорию.
Сильные лучи фонариков скользили по земле, по деревьям и по ногам самих "камуфляжников".
Даанзас перекатился под кусты - то ли помидоров, то ли другой сельскохозяйственной культуры. Там, в густоте ветвей и листьев, его могли и не заметить. Вполне могли.
Вот двое из "камуфляжников" остановились. Метрах в десяти-пятнадцати от затихшего, превратившегося в камень. Осветили фонариками свои лица. Данзас увидел шевроны эсбэушников. До него долетели их голоса. Он увидел, как шевелятся их губы, что-то бубнящие в рации. Но он не смог разобрать ни единого слова.
Генрих очень, очень хотел этого... Ничего не получилось. Ничего и все. Эти бойцы был ему недоступны. Или я так ослабел, подумал Данзас.
А бойцы тем временем ушли и не оставили никаких следов пребывания. Не оставили ни единого звука, ни запаха. Даже белые фонарные лучики исчезли, так же внезапно, как и появились. В сущности, они действовали верно, поскольку таких бойцов как я, самодовольно подумал Генрих, нахрапом, напором, излишними эффектами и шумом не возьмешь. С такими опытными воинами надо было действовать именно так, как они и действовали - тихо, точно, осторожно, перепроверяясь, не поддаваясь эмоциям, улыбнулся своим мыслям Данзас.
"Тем не менее меня они не нашли только по чистой случайности. Они обязаны были найти меня - там, под раскидистым кустом смородины или крыжовника, неважно. Но им помешало отсутствие собак. Или мое мастерство прятания". Генрих тихо засмеялся. Сейчас ему под густыми кустами было спокойно, уютно и тепло. Он мог бы даже уснуть сейчас, скованный нервной усталостью и успокоенный теплом. Генриху казалось сейчас, что и нога-то у него перестала болеть. А точно, перестала.
Генрих вздохнул глубоко и удовлетворенно, радостно улыбаясь, а потом... рывком... и рывком, приложив все силы, которые мог, оторвался от земли, встал сначала на колено, а потом и поднялся полностью.
Мокрые листья ободряюще коснулись его лица, оставив на нем прохладную ночную влагу.
Данзас огляделся.
Над тем местом, где, по его предположениям, находился дом номер шесть, он увидел в небе розовые отблески. Крепко, наверное, сейчас горел домишко. Когда они все вместе уже уходили, он едва-едва занимался, а сейчас, верно, уже пожар разгорелся вовсю.
Нога у Генриха все еще болела. Серьезно. Боль при каждом движении уходила в сердце, а потом в плечо и дальше в голову. Данзас едва сдерживался, чтобы не кричать, хотя очень хотелось. Он вздохнул и выдохнул несколько раз, собираясь, готовясь, и наконец сделал шаг. Первый, тот самый сложный шаг. Ему показалось, что даже земля помогает ему. Он должен был идти.
И он пошел.
Ноги Генриха путались в траве. Руки то и дело натыкались на стволы деревьев, на заборы, кусты. Он шел и искал.
Но когда, сухо прошелестев в воздухе, вверх взлетело штук пять белых слепящих ракет и когда они искусственными солнцами осветили все вокруг, все звуки, которые Генрих слышал ранее, мгновенно исчезли, будто их и не было вовсе - зато снова послышались выстрелы и рокот вертолета.
Когда в небо ворвались осветительные ракеты, Генрих в ту же секунду увидел всю троицу сразу − Екатерину, Евгения и мальчика. Они находились не более чем метрах в пятидесяти от него, в самом дальнем углу дачной территории, на которой Данзас сейчас пребывал, возле разросшихся от дождей и без хозяйского присмотра зарослей крыжовника.
До желанного подлеска им было рукой подать - перелезть через забор из широкой проволочной сетки и миновать гаревую дорожку.
Но все дело было в том, что загонщики им не позволяли высунуться за забор - выстрелами им давали понять, что они обнаружены.
Снова раздался безжизненный, металлический голос в мегафон.
Мальчишка лежал на земле - Генрих это видел отчетливо. А справа и слева от него стояли на коленях Евгений и Екатерина. В поднятых над головой руках Неверова Данзас заметил нож, американский боевой, с широким лезвием. Лезвие ножа Евгения - насколько в свете ракет Данзас мог разглядеть - было в крови.
Генрих от неожиданности споткнулся и упал. Выматерился глухо, нога дала знать... Екатерина тоже держала нож -зрение Генриха не подвело. И на лезвии ее ножа, - такого же фирмы "СОГ", - тоже блестела кровь.
Данзас встал на одно колено и затем, кряхтя, и сдавленно вскрикивая, поднялся на ноги. Он вынул из-за пояса свою "Гюрзу".
- Я разнесу к чертям твои больные мозги, Жека, - громко проговорил Генрих, - если ты сейчас хоть чуть пошевелишь руками, мать твою!
Они повернулись к нему одновременно - Евгений и Екатерина, и когда Данзас увидел их лица, он едва сдержал крик изумления. Эти двое были сейчас похожи друг на друга, как брат и сестра, как близнецы. Их лица были неотличимы друг от друга - бледные, неподвижные, высохшие. Только в глазах у них Генрих заметил искорку жизни. Глаза их нездорово блестели и зрачки, как Данзасу показалось с того расстояния, черными чернилами почти полностью залили их глаза. Видимо, боевые действия последних часов подорвали психику этих людей.
