- Да уж, приходится.
Таир не знал, о чем говорить с хозяином, а хозяин не торопился разрядить обстановку, видимо, помня встречу у Таира. На лице Роя светилась легкая усмешка. Зара и Дана отправились помогать хозяйке, Максимыч сел на землю, подставив солнцу больные крылья.
- Кто это тебя, Максимыч? - Рой подался вперед, увидев изуродованные крылья старика.
- Аглая, - коротко ответил Максимыч.
Вдруг алабай выскочил из-за дома, подбежал к воротам и несколько раз громко, басом гавкнул. Дик и Коша сорвались и помчались в поле. Варяг за ворота не ступил.
- Чужие? - удивился Рой.
Таир прислушался к лаю Дика, сказал:
- Нет, это, должно быть, Шевин.
Все вместе подошли к воротам и наблюдали, как встретились пес и хозяин.
- А кого там кошка ваша с ног сбила? - спросил Рой.
- Киру, - Таир посмотрел на Роя, - чужестранку, а вон и Нико.
- С солнцем вас, друзья! - сказал Шевин, подходя.
Рой положил руку на голову Варягу, дал команду:
- Свои!
<p>
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ</p>
<p>
ТРОЕ ИЗ ПРОШЛОГО</p>
<p>
Глава тринадцатая</p>
<p>
Дневник</p>
Васька проснулся среди ночи от грохота, раздавшегося в комнате Никодима. Следом он услышал стон и громкий шепот:
- Ох, чтоб тебя! Как это я? Ой-ей-ей... Больно-то как!
Васька вскочил и бросился на шум.
- Погоди, друг мой Васька, - уже во весь голос произнес Никодим, - еще ты ушибешься... Как это я так неловко!
- Что, Никодим? Позвать кого? - спросил Васька от двери в комнату.
- Свечу бы засветить, я тут скамеечку не убрал перед сном и свалился через нее.
- Где свечи?
За окном сплошным потоком лил дождь. Низкие тучи спрятали луну, в комнате царила непроглядная тьма.
- Свечи на полочках, около двери, там же и спички. Сможешь зажечь?
Васька уже привык к темноте и различил похожий на мешок силуэт Никодима на полу возле кровати. Васька нашел свечи и спички, засветил фитилек, вошел к Никодиму. Тот сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, и растирал вздувшийся голеностопный сустав. В открытое окно кельи врывался шум дождя. Ветер колыхал штору, и, казалось, что вот-вот погасит пламя свечи. Васька, прикрывая огонек ладонью, установил на столик под иконостасом свечу, помог подняться старому монаху. На стенах кельи танцевала огромная Васькина тень, крылья топорщились, превращая его в неведомого монстра.
- Может, кого позвать? - спросил Васька, помогая Никодиму лечь в кровать.
- Утром. Пусть спят. Ты мне тряпку в воде смочи, я на ногу положу.
Ведро с водой стояло около двери в келью. Васька зачерпнул старым алюминиевым ковшом воду, смочил тряпку и отнес Никодиму. Тот обернул ее вокруг ноги.
- Льда бы, - сказал Васька.
- Это точно, это ты прав. Есть лед, но в подвале. За ним еще идти надо. Ключника искать. Да ничего, вода будет испаряться и остужать ногу. Иди, ложись. Досыпай.
Васька вернулся в кровать, но спать совсем не хотелось. Он сел и выглянул в окно. Ливень накрыл горы до самого побережья. Васька наблюдал, как бьют капли по ветвям ленкоранской акации под окном. Он не заметил, как заснул, сидя на кровати и положив на подоконник руки, а на них голову.
Снилась ему мама, родной дом, село. Проснулся Васька весь в слезах и с затекшей шеей. Дождь кончился. Солнце сверкало в каплях влаги на листьях отмытой акации. За открытым окном раздавались крики первых проснувшихся птиц. Сначала редкие, потом все чаще. Наконец, птичьи голоса слились в разнокалиберные нестройные звуки, как в опере, когда оркестр настраивает инструменты перед увертюрой.
В соседней комнате стонал Никодим. Под окнами появились первые проснувшиеся монахи, спешащие на послушание. Васька вылетел в окно и бросился к идущему мимо иноку:
- Помогите, там Никодим ногу повредил, - почти кричал он.
Монах кивнул и ответил:
- Сейчас, лекаря пришлю.
Васька влетел обратно в окно. Он прошел в комнату к Никодиму. Повязка на ноге монаха высохла, сам больной страдальчески посмотрел на Ваську и сказал:
- Без меня поведешь инока к буку. Я не смогу, - Васька кивнул. - Да смотри, в дупло не заходите. С ним еще разобраться надо. Если это окно в другое время, надо же домой попасть тютелька в тютельку, а не абы как.
Только тут Васька понял, что монахи хотят его домой отправить. Прибежал молодой монах, он осмотрел ногу Никодима, пощупал длинными пальцами, покрытыми рыжими волосками, покрутил вправо-влево, согнул, разогнул в голеностопе. Никодим при этом морщился, но ни разу не застонал. Лекарь поцокал языком, покачал головой, достал из принесенного с собой мешка флакончик с каплями молочно-белого цвета, оценивающе окинул взглядом грузную фигуру пациента, сказал: