— Куда вы меня везёте?

— У меня есть чёткие инструкции. Вас должен осмотреть врач.

— Нет.

— Да, — отрезал Алексей тоном Захара. Он их специально так учит разговаривать с людьми?

— Уверена, что мне просто нужно полежать у себя дома и всё пройдёт, — слабо возражаю я, еле ворочая языком.

— А я уверен, что, когда Захар Николаевич узнает, что вместо больницы в таком состоянии я, поддавшись вашим уговорам, отвёз вас домой — я потеряю эту работу и другую найду ещё не скоро. Возможно, мне даже морду за это набьют, потому что будущая жена босса в приоритетах занимает место номер один. Так что лучше перестраховаться. Это разумное решение. Захару Николаевичу сообщу, как только он выйдет на связь.

— С ним нет связи? — охнула я и мне снова стало плохо.

— Это просто рабочий момент, — сдержанно отвечает охранник, подъезжая к частной клинике, где меня тут же окружают вежливые профессионалы, едва лишь услышав имя Захара Мазура. Улыбчивые лица, мягкие голоса. Медсёстры и двое врачей женского пола, уж не знаю, когда охранник успел им что шепнуть. Мне измерили давление, температуру. Анализы, кардиограмма, укол, больничная койка в вип палате, капельница.

— Нервное переутомление очень часто провоцирует приступ у гипертоников, — спокойно объясняет мне врач. — Вам нужно немного изменить диету, режим дня, возможно посетить психолога. Я назначу витамины и медикаменты…

— Вечером мне нужно забрать ребёнка из детского сада, — перебиваю я её. Стало полегче и я уже мечтаю отсюда смыться. — Это надолго?

— Полтора часа. Попробуйте подремать, — улыбается мне приятная женщина. И мне ей не объяснить, что я не могу расслабиться пока я не увижу Захара, пока не услышу его «всё хорошо», пока не затихну в его объятьях, наблюдая, как рядом играет мой сын. Поэтому заснуть не получилось, вместо этого я прокручиваю в голове слова Ольги, анализирую и пыталась предугадать.

Мы как раз выходили из клиники, Алексей придержал для меня дверь, когда слух резанул резкий визг тормозов. Вскидываю взгляд — Захар! Подбегает ко мне, заключая в объятья:

— Всё хорошо. Я рядом, я тобой.

Важен не достаток, не безумно красивые глаза и сильные руки, и даже не возможности. Бесценна забота. Вот что важнее всего. Ведь если у человека есть желание заботиться о тебе, он никогда не причинит тебе боли и не предаст, ведь только любящий человек испытывает потребность заботиться. Понимаю это, глядя на Захара и чувствую, как мне этого не хватало.

— Его больше нет, верно? — спрашиваю, как только машина тронулась с места. Захар за рулём, я сижу рядом с ним, кошусь на его напряжённый профиль и мне не хочется знать подробности.

— Нет. Подонок получил то, что заслужил, — сдержанно отвечает он мне и этого для меня достаточно. Просто я хочу быть уверенной, что этот страшный человек больше никому не причинит вреда, что мой мужчина устранил эту ошибку природы и мне не стыдно, что поддерживаю Захара, который очевиднее всего устроил самосуд. Меня не будет мучить совесть, что я радуюсь смерти этого … для таких даже нет определений.

— Сегодня со мной пересеклась Ольга, — снова заговариваю, пока мы едем в садик. Я чувствую, вижу, по этим играющим желвакам, что Захар зол и расстроен.

— Я знаю. Мне доложили, — желваки заходили ходуном ещё более красноречиво. — Чёрт, вот ведь олень!!! — Захар резко тормозит, из-за красного порше, вдруг решившего перестроиться в наш ряд слева. — Думаю, дома мы с тобой обо всём поговорим. И чтобы не нервничать, предлагаю согласиться со всем, что я тебе озвучу, — глянул он на меня. — Меня беспокоит твоё здоровье.

— Уже немного зная твой характер меня беспокоит как ты отреагируешь на выпад твоей бывшей…

— Тебя не должно это беспокоить! — резко отрезал он. — Не думай. Не забивай себе голову этим ничтожеством!

— Ты не даёшь мне договорить, — в отличие от его вспыльчивого тона, я стараюсь говорить мягко. — У меня ведь есть право на мнение?

— Золотце, у тебя конечно же есть право на мнение. И я его выслушаю. Но фишка в том, что я всё равно поступлю по-своему. Во-первых, я знаю Ольгу, как облупленную. Во-вторых, я приучил себя разбираться с проблемами решительно и конкретно, чтобы не спотыкаться через них в будущем. Таким образом я привык экономить нервы, время и деньги. Это жёстко, но в этом мире выживают только те, у кого есть зубы, кто умеет безжалостно сжимать челюсти и идти до конца. А блаженные лютики цветут до первых трудностей. Поэтому вся эти цитаты и философия в статусах о добре, прощении и мире во всём мире — это туфта.

— Я знаю, что ты парень жёсткий, резкий и решительный, но ты ведь не собираешься уничтожить девушку, которая носит твоего ребёнка?

— Однозначно я её накажу. Посмотрю какие она после этого сделает выводы. И я в последний раз повторяю — это не мой ребёнок, даже если в нём мои гены. Этот вопрос закрыли, хорошо?

— То есть у меня нет шансов тебя смягчить?

— В отношении бывшей нет. Потому что, если мы пожалеем эту злобную, неразумную, неуравновешенную деваху — она будет планомерно, с утончённым садизмом отравлять нашу жизнь. Таких нужно учить. И я этим займусь. Если ты боишься, что к ней применят физическую расправу, то нет, женщин я не бью. Её просто лишат комфорта, привычных ей удобств, средств и возможности жить в столице. Она сама это выбрала. Я её предупреждал. Со мной так нельзя.

— Знать бы как с тобой можно, — вздохнула я, после чего он тут же взял меня за руку. Подтянул к себе и на светофоре поймал мои губы.

— На самом деле ты знаешь, как со мной можно. И ты не такая как она, и я не относился к ней так, как я отношусь к тебе. Ты моя любимая. Я выбрал тебя, я хочу лишь тебя, и мы будем вместе. Ты будешь меня любить, а я буду отвечать тебе умноженной на двое взаимностью и отбиваться от житейских проблем. Всё просто — меня нужно любить. Не пытаться переделывать и использовать, а принимать таким, какой я есть, ласкать с удовольствием, улыбаться искренне, проявлять заботу и слушаться. Для меня это и есть любовь.

— Какая интересная формула, — тихонько фыркаю я. — Может, тебе тогда уже легче завести собаку? — спрашиваю с улыбкой, но в моей шутке есть очень весомая доля правды.

— Мы язвим? — хмыкает бульдозер. Ну хоть желваками играть перестал. — Полегче, девушка.

Забрав Никитку мы уже лишены возможности вести такие серьёзные разговоры, поэтому мы слушаем какой в садике был вкусный компот, как воспитательница Яся ругалась на тех, кто не хотел ложиться днём спать.

— Просто Яся? Они что с ней на «ты»? Что это за современные отношения? — хмыкает Захар.

— Просто дети не выговаривают её отчества. Ты бы произнёс в три года Ярослава Мирославовна? Они его забавно коверкали, поэтому воспитательница разрешила им звать её Яся, — смеюсь я.

На какое-то время превращаемся в обычную семью. Хотя мы совсем не семья и уж точно не обычная. Но тем не менее, после такого безумного дня мы возвращаемся домой, мой ребёнок садится что-то рисовать, я ворчу, чтобы он не облизывал карандаши, Захар готовит ужин, не разрешая мне ничего делать.

Хотела сложить сухие выстиранные вещи, так он заглянул в комнату и посмотрел на меня такими глазами, что я всё бросила и пошла легла.

— Ник, а ты хотел бы жить со мной и с мамой в новом большом доме, где много комнат, где есть бассейн и попугайчики? — вдруг спрашивает во время ужина Захар, и я тут же понимаю к чему он клонит, но даже рта не успеваю раскрыть, как мой ребёнок выпалил в ответ «да»!

— Не честный приём, — отложив вилку, смотрю на него округлившимися глазами. — Нет у тебя попугайчиков!

— Уже есть. В оранжерее, а ещё хомячок и ящерица, — усмехается мне бульдозер. — Я просто действую наверняка. Или ты мне хочешь сказать, что влюблённая женщина не хочет жить под одной крышей с любимым мужчиной, за которого она в скором времени выйдет замуж? Не хочешь засыпать на моём плече? Чтобы я был рядом? Чтобы заботился о вас? Потому что мне, например, очень хочется, чтобы моя любимая женщина жила со мной под одной крышей и стала хозяйкой в моём доме. Чего тянуть, Злата? Это удобство, безопасность, комфорт, это всё упрощает. А если ты боишься, что я там распояшусь и начну тебя строить, лечить и командовать направо и налево. Так я и в твоей халупе могу вести себя точно так же, — самоуверенный до мозга костей, не принимающий отказа, отговорок и возмущений. Всё должно быть только так, как он это видит. И сейчас, глядя на меня, он очень внимательно изучает выражение моего лица, пытаясь безошибочно считать мои эмоции. — То, что я принимаю решения, вовсе не значит, что я желаю тебе зла, что я поступаю так из вредности или что я вообще конченый ублюдок. Я делаю это ради тебя, ради нас. Просто я уже вижу, что так будет лучше, а ты поймёшь это, но чуть позже.