Вчера я успешно выполнила своё восьмое по счёту задание и поэтому могла позволить себе немного отдохнуть и расслабиться, ведь я в некотором роде заслужила. Я лежала на лазурном берегу Ниццы, так как в это замечательное место неделю назад меня отправил мой босс на очередное задание. Нужно было завалить одного не совсем честного на руку магната, который вдобавок ещё и перешёл дорогу другому биржевому магнату, за что последний заплатил нам нехилые деньги. С выполнением этого задания мой счёт пополнился на триста тысяч долларов, которых должно сполна хватить на операцию для моего брата. Теперь остаётся одна проблема: дождаться своей очереди и найти донора. Это не так-то просто. Лишь бы у нас хватило времени на это.

За последние полгода это первый мой пляжный отдых, и оказывается я так по нему соскучилась. Погреть косточки и поразмышлять о дальнейшем бытие просто бесценно, особенно если тебе никто не мешает этого делать. Хотя на долго здесь я не могла задержаться, так как меня ждали в «Армагеддоне» с отчётом уже послезавтра, поэтому я изо всех сил старалась успеть насладиться лучами солнца, шумом моря и таким необходимым мне чувством спокойствия, чтобы мне хватило этого хотя бы ещё на полгода. Мало ли сколько мне потребуется времени на последние два задания. В Америке я не могу позволить себе беззаботно валяться на пляжах, хотя и живу в Сан-Диего, но там я не чувствую себя в безопасности. Я бесконечно уязвима и нахожусь под наблюдением «Армагеддона» чуть ли ни ежесекундно. Моя жизнь — чёртово реалити-шоу.

— Будьте добры, «Маргариту», пожалуйста, — обратилась я к молоденькому официанту за барной стойкой.

— Текилы побольше, ликёра поменьше? Или наоборот? — с акцентом спросил, мило при этом улыбаясь.

— Первый вариант.

— Будет сделано, мадемуазель, — подмигнул он мне.

Официант любезно передал мне мою спасительную «Маргариту» на салфетке, и, немного попробовав его через соломинку, убедившись, что вкус был великолепен, я развернулась и направилась на своё прежнее место. Не мешало бы перебраться под зонтик, так как чувствую моя бледная кожа скоро превратится в бордовую наждачную бумагу. Найдя свободный шезлонг под зонтиком, я перенесла свои вещи и, устроившись поудобней, уставилась на водную лазурную гладь, стараясь при этом отключить все свои мысли и, хотя бы на время, но забыть кто я есть на самом деле. Солнце палило безудержно, раскалённый воздух обжигал даже лёгкие, поэтому освежающий коктейль — как раз то, что мне было нужно.

Практически уйдя в дремотный транс, я различила трель своего телефона. Вытащив его из кармана рюкзака, я обнаружила на экране безымянный номер, но по цифрам сразу же определила, что звонила мама.

Чтобы вы понимали, в моём телефоне только рабочие контакты и ни одного личного, по понятным причинам, разумеется. Поэтому, с недавних пор, всё хранится в моей голове. Благо с памятью я пока ещё дружу.

— Привет, мам.

— Дочка, ты где пропадаешь? — взволнованно спросила она — Я тебе вчера целый день звонила. Хотела поделиться с тобой хорошей новостью, но ответа так и не дождалась.

Да вот мам… Я вчера готовила убийство. Как-то не до разговоров было.

— О, я вчера целый день была на совещании, затем приехали французы и мы вели долгие переговоры с ними. Освободилась только после полуночи, когда поняла, что звонить уже поздно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А сейчас что ты делаешь? Кажется, я слышу крик чаек.

— Нет, мам, это не чайки. Это дети кричат. Я сейчас иду в магазин, купить кое-какие продукты. Так, о чём ты хотела со мной поделиться?

Мама выдержала короткую паузу и вобрала побольше воздуха в лёгкие.

— Мы следующие в списке ожидания! Ты можешь себе это представить?

— Бог ты мой! — подскочила я с места — Это просто самая лучшая новость! Наши молитвы были услышаны, мам.

— Да! Ты не представляешь сколько я вчера выплакала слёз радости и счастья, а ведь это даже новость не о доноре. Представляешь, что будет, когда нам позвонят и скажут, что появился донор? Я, наверное, с ума сойду вообще.

Найти донора лёгких ребёнку тринадцати лет не так-то просто, ведь пересаживаемые органы должны соответствовать друг другу по размеру. В отличие от печени и почек, где донорами для детей могут быть взрослые люди, лёгкие можно пересадить только от ребёнка к ребёнку приблизительно того же возраста. Да и саму трансплантацию лёгких ребёнку выполнить гораздо сложнее, нежели взрослому человеку, так как велика вероятность осложнений, или того хуже, отторжения биоматериала из-за неокрепшего организма.

— Да, мам. Остаётся подождать, когда умрёт какой-нибудь подросток и дело в шляпе, — печально говорила я — Ужасно, что жизнь можно заполучить только благодаря чьей-то смерти. А ещё ужаснее знать, что это ребёнок. Когда уже наши учёные научаться выращивать биоматериалы? Столько умов и всё без толку!

— Ничего с этим не поделаешь, дочка, — устало вздохнула она. — Такова жизнь. Я бы всё отдала для того, чтобы дети никогда не болели и не умирали, но кто-то за нас сверху решает кому продолжать жить, а кому уйти на небеса. Смерть этого ребёнка, кем бы он ни был, не будет напрасной, он спасёт сразу несколько жизней. Он станет для нас ангелом.

— Ты, как всегда, права. Ангел во плоти, — всхлипнула я, так как мама меня растрогала. У неё редкая особенность: обычные слова из её уст звучат как фразы, наполненные глубоким смыслом, от которых непроизвольно щиплет в глазах.

— Ну ладно, не буду тебя отвлекать от покупок. Хороших тебе выходных. И жду, наконец, тебя в гости с Джейкобом. Алекс очень хочет с ним познакомиться.

— Хорошо, мам. Обещаю, как только разгребусь с работой, так мы сразу же прилетим к вам. Люблю тебя, дорогая. Передавай Алексу большой привет, и поцелуй его за меня.

— Хорошо, дочка! Обязательно передам. Мы тебя любим. Всего хорошего.

Пока болтала с мамой, я выпила весь коктейль, но после её слов он мне стал ещё больше необходим. А лучше что-нибудь гораздо крепче. Безусловно, всё, что сказала мама — правильно, и я под каждым её словом подписываюсь, но такими словами она заставляет меня окунуться в действительность. Моему брату совсем недавно только исполнилось тринадцать лет, по сути, у него вся жизнь впереди, но ужасно то, что, как ни крути, он не сможет встретить с нами старость, так как средняя продолжительность жизни с донорскими лёгкими — семь лет.

Получается мой брат может дожить только лишь до двадцати лет, если у нас не будет этих бешеных денег на повторную трансплантацию? Это несправедливо! За что, Господи!?

От тревожных мыслей меня отвлёк громкий хруст. Я развернула голову на шум, проморгалась, так как поняла, что глаза застелила слёзная пелена и увидела периферийным зрением как какой-то парень разбирался с соседним шезлонгом. Причём разбирался в прямом смысле этого слова. Со стороны всё выглядело, будто он вёл с ним поединок не на жизнь, а на смерть, и всё потому, что его заклинило. Я про шезлонг, не про парня. Хотя и его думаю тоже переклинило после моего уничтожающего взгляда, которым я наградила его, намекая тем самым на то, что не в восторге от его намерений. Я уже подумала, что всевышний услышал мои мольбы, как вдруг этот самый парень отодвинул сломанный шезлонг в сторону и взял другой, который поставил прямо возле меня.

Не прошло и часа. Я искренне надеялась на то, что он не додумается до такого.

— Я тут вам принёс, — сказал он чуть хрипловатым голос на английском без какого-либо акцента — Не возражаете, если я вас угощу.

Я натянула на лицо маску, абсолютно не выражающую никаких эмоций и демонстративно отвернулась от него.

— Вы говорите по-английски? — спросил он — По-французски? Может по-итальянски? Или на худой конец по-испански?

— А вы что, полиглот? — не удосужилась даже посмотреть на него.

— Можно и так сказать. Так вас можно угостить «Маргаритой»?

Всё ещё не смотря на него, я протянула ему свою руку, в которую он поместил бокал с коктейлем. Я всё равно хотела идти в бар за очередным, поэтому не имело смысла отказываться, раз такое дело.