– Если Папа сказал, то так, – вздохнул Платон.

– А ты сейчас случаем не на мало-Литейном?

Так, видать Папа не только намекнул.

– Допустим.

– Вообще отлично. Платон, выручи, меня тут районщики запрягли. У них какая-то операция, кого-то жмут. Некогда, в общем. Нужно на адрес скататься, там синяки помордовались. Да мне одному стремно как-то.

– А постовых тебе не дали?

– Дали двоих, но…

– А я на хер тогда нужен?

– Да я в Малом не работал никогда толком… – смутился Никита. – Ездил всего на пару кражонок. А ты на Большом Литейном работал, на Малом. Ты там как рыба в воде…

Платон остановился в проулке между домами.

– Ох, блядь, и хитрожопые вы все. Кто тебе про такое напел, что я на Малом работал? Папа, или старшие?

В ответ Никита что-то замямлил, но Платон оборвал:

– Ладно, бубни куда ехать?

– Кольцо Металлургов, 12. Четвертый подъезд.

– Ах ты ж… Ладно, на месте встретимся.

Платон сбросил звонок прежде, не дождавшись ответа. Поправил шапку, воротник да как-то случайно бросил взгляд на ближайший дом. И застыл.

Это был символ, нарисованный ярко-синей краской поверх размалеванной торцевой стены дома: грязный, неровный, со множеством подтеков, но большой и четкий. Огромная спираль диаметром в три метра. Ближе к центру она раздваивалась и напоминала раскрытую пасть. В самом центре зависла наскоро намалеванная девятиконечная звезда. Казалось, будто пасть не может сомкнуться именно потому, что не дают лучи. Перед глазами моментально всплыли образы кишок и выложенной из органов фигуры. Платон с трудом оторвал взгляд от символа и внимательно огляделся – может пятна остались, следы, еще какие рисунки. Но нет, все та же грязь, все те же граффити. Розыскник достал смартфон и сфотографировал спираль с нескольких ракурсов, после чего пошел во двор, узнать у кого-нибудь подробности.

Выловив двух стойких бабулек, что не обращали внимания на снежную сыпь и мерно прохаживались по периметру двора, начал расспрашивать у них о спирали. И узнал только, что нарисовали ее недавно, недели две-три назад. Платон послушал, покивал и ушел подальше, пока бабушки не пустились в пересказ недавних криминальных новостей квартала. По пути к машине он остановил несколько местных ребят лет четырнадцати, которые подтвердили слова старушек. Да, спираль появилась не так давно, меньше месяца, и один из ребят вспомнил, что где-то видел такую же штуку. Где именно, вспомнить не смог. Что ж, значит эта спираль, или спирали, как минимум не случайны. Конечно, могут статься творчеством не совсем вменяемых художников, но столь четкий знак недалеко от места преступления – так себе совпадение.

О совпадении он думал и на пути к Кольцу Металлургов. Хотя какое оно кольцо – прямая, как линейка, улица. Звалась она так из-за невысокого палисада ровно посередине дороги, за которым густо разрослась акация. Долго ходила среди местного люда байка, связанная с этим зеленым островком. В тридцатых годах, когда прокладывали дорогу через пустыри, посередь нее внезапно появился круговой забор. Зачем – черт его знает. Рабочих отогнали бойцы местного НКВД, державшие караул у закрытых ворот. Позже рассказывали, что через несколько суток ночью в кольцо заехал бульдозер. Еще через сутки понаехали грузовики накрытые брезентом. Долго работал бульдозер, что-то закапывал. Через неделю забор убрали и всем прорабам строго запретили проводить на том месте какие-либо раскопки. Так и решили устроить посреди улицы небольшой палисадник сначала с клумбой, потом с акацией. И улица тогда звалась «Второй Литейный переулок». А уже в конце шестидесятых прошел слух, что палисад этот – братская могила инженеров-металлургов, разработавших тогда некий сплав, за что их и закопали. Слух пролез в горком, откуда спустилось решение: быстро организовать символическую панихиду и улицу назвать «Кольцом Металлургов».

Двенадцатый дом стоял с южной стороны от островка. Девятиэтажный панельный в окружении сталинских общаг он выглядел как попугай. Его торец, обращенный к улице, недавно выкрасили в ярко-лиловый цвет, готовясь к приезду какого-то гостя. Гость не приехал, а дом остался блистать торцом.

Платон припарковался у обочины, не рискнув мучить подвеску въездной дорогой, и осмотрел двор. Останки детской площадки, давно спиленной на металлолом, огромные деревья, остовы лавочек, деревянных столов и ни души вокруг. Только два мутных силуэта мялись возле полицейского бобика. Розыскник достал из-за пазухи ПМ, проверил обойму, предохранитель, засунул обратно. Достал из бардачка стальной кастет и положил в карман куртки, пощупал выкидной ножик в чехле на поясе. Повертел в руках папку, решил, что брать не стоит, засунул ее в тайник под сидение и уже потом вышел. Лицо облизала грубая снежная пыль. Поморщившись, он двинулся во двор.

У патрульного уазика мерзли, подняв вороты бушлатов, два «пэпса» – сержант и рядовой с автоматом. Курили.

– Здорово, мужики! – издали крикнул Платон.

Мужики флегматично обернулись.

– Здорово-здорово, – ответил сержант.

Платон показал удостоверение.

– А чего не в машине? Холодно же.

– Да там воняет, как у бомжа в жопе, – ответил рядовой.

– Вчера двух обосранцев в отделение везли, весь салон провоняли, скоты, – пояснил сержант.

– Понятно. Как звать?

– Леша, – протянул руку сержант.

– Влад.

– Платон, – пожал руки опер. – Ну что, сейчас дождемся еще одного гаврика и двинем. Куда, кстати? Что стряслось?

– Сто пятая квартира, – ответил сержант. – Соседи пять раз заяву кидали, сначала участковому, но тот и так в напряге, потому нашим в отделение. Наши поначалу отбивались, но потом дежурку дергать начали, наряды вызывать. Короче, надоели эти уроды из сто пятой, вот и решили прикрыть лавчонку.

– А чего нас из городского отдела дернули?

– А больше некого. Наши на операции, а участковые зашились вконец.

– Так, и что там в сто пятой за уроды?

– Мразота местная, – буркнул рядовой Влад, поправляя автомат.

Сержант осмотрел дом, будто сканируя.

– Это стеклянный дом. Тут каждый пятый по сто тридцать первой ходил, – сказал он.

– Знаю я, – пробурчал опер.

Становилось все холоднее, и полицейские не сговариваясь зашли в подъезд, поднялись на площадку между первым и вторым этажами. Подъезд казался доисторической пещерой: нз подвала тянуло тяжелой сыростью; стены покрывали сети местной наскальной живописи; потолок пошел рыжей плесенью от протечек; подъездные окна в щелях с торчащими отовсюду остатками древней ваты. Пусть и в дырах, а один черт теплее. Платон оперся на еще целые перила, уставился в треснутое окно, за которым бушевала быстро надвигающаяся зима. Через десять минут Влад ткнул пальцем в стекло.

– Это он идет?

Платон всмотрелся.

– Да.

Он сразу узнал сутулую фигуру молодого коллеги, его настырную походку. За одну эту походку уже стоило уважать Никиту: казалось, что он протаранит любую стену, только бы добраться до цели. Парень, не задумываясь, вошел в подъезд и поднимаясь на первый этаж, шумно отряхиваясь от снега. Увидел полицейских и заулыбался.

– Ну я и охренел до вас добираться. Метет – не видно ничего. Штук пять маршруток пропустил. Хоть бы заехали за мной, что ли…

– Тебе кто сказал, что я на Малом? – в лоб спросил Платон, пожимая руку.

– Дааа… никто. Сам догадался.

– Что за херня, Никит? Вы тут без меня не справитесь, что ли?

– Платон, я не был никогда так просто…

– Не мямли, говори прямо – решил скинуть ответственность на старшего товарища, да?

– Граждане начальники, может, пойдем, – оборвал его рядовой. – А отношения потом выясните.

Платон зыркнул сначала на «пэпсов», потом смерил презрительным взглядом Никиту и на этом успокоился. Отношения тут и не нужно было выяснять, лишь напомнить, кто среди них четверых тут главный.

– Должен будешь, – бросил он Никите и посмотрел наверх, в дыру между лестничными пролетами. – Кто хозяин этой сто пятой?