– Что же вы, товарищ майор, в неположенном месте остановились? – спросил Самсонов.
– Успокоиться хотел.
– Серьезное что-то?
– Друг погиб.
– Соболезную. Может помочь как?
– Нет, все нормально, – Платон поднял на Самсонова взгляд. – Доеду, лейтенант.
– Ладно. Всего доброго, товарищ майор, – козырнул «дпсник» и засеменил обратно к машине.
Перемигивание прекратилось и постовая машина рванула мимо. Платон глянул ей вслед, потом ополоснул платок из бутылки, протер им лицо, скидывая последнее онемение, взялся за ключ зажигания и тут краем глаза заметил нечто. Участок дороги, где он остановился, представлял собой противоречивую несуразицу, свойственную только провинциальным городам. Находившаяся практически в центре города улица проходила по некогда частному сектору, ныне превратившемуся в один огромный могильник, где в ветхих позорных домишках доживали свой век немногочисленные старики. В той части улицы вдоль правой полосы тянулся бетонный забор парковки. А за левой, на склоне овражка, раскинулись пики голых кустов да маленькие поникшие топольки. Там же на склоне ютились еле заметные покосившиеся заборчики и несколько жестяных проржавевших крыш за ними. Но внимание Платона привлек проход, темневший между двумя такими заборчиками. Он спускался куда-то вниз, в темноту. Платону вдруг захотелось зайти, словно там показалась часть чего-то давно знакомого, никогда не виданного, но страстно желаемого… Мимо пронеслась машина, унося с визгом и наваждение. Платон встряхнул головой:
– Тьфу, твою мать, приеду, коньяку выпью.
Голова окончательно прояснилась только к перекрестку Петрошевской и Первого дивизиона. Стоя на светофоре, Платон нет-нет да возвращался мыслями к Игорю Аркадьевичу. Старик олицетворял собой пример того крепкого и сильного пожилого человека, какие смотрят на мир с рекламных билбордов, предлагающих сделать банковское вложение под н-процент. Счастливый, здоровый, красивый. Остался в органах после выслуги лет, решил обучать молодняк, отказавшись от звания полковника и начальника райотдела МВД. И на этом фоне совершенно неожиданным выглядел его инсульт. Да не просто инсульт – Игорь Аркадьевич переходил дорогу, когда его вдруг подкосило, от чего он запнулся и раскроил себе череп о бордюр. Может быть, об этом он и говорил, когда в полоумном угаре звонил Платону позавчера ночью, долго повторяя, что с делом кончено, и с ним тоже. Может, почуял надвигающуюся смерть. Опер все же. Имел нюх на неприятности. И именно такой же нюх подсказывал Платону – нет, не о том старик распинался в трубку.
Случилось это почти полгода назад. Тогда, в стылые майские сумерки Платон ехал в составе опергруппы от УМВД на место и буквально носом чуял кислятину напряжения. Ехали Артем Алешин, второй протеже Игоря Аркадьевича; старший следователь Саша Крахмалов со своим помощником, а фактически следователем Витей Лемановым. Рядом сидел и сам Додукаев. Только он не выражал ту безнадегу, которую нацепили все находящиеся в газели. Наверное, и сам Платон нацепил. А выглядел Додукаев отстраненно и сосредоточенно – настоящий древний языческий идол: из-под прикрытых век вознес очи к небу, усы опустил, спрятав в них рот, крылья носа яростно вздул, будто готовился пыхнуть пламенем. Такое лицо у него делалось каждый раз, как маячило сложное дело.
Часу в одиннадцатом въехали в глухой двор мало-Литейного района, когда ночь укутала дома, но те еще отбивались внутренним светом окон. Еще час, и гореть останутся только редкие фонари-сиротки. Как остановились, первым вылез Додукаев, за ним оба следователя и Платон. Вокруг простирался широкий двор для шести панельных пятиэтажек, выстроенных длинным каре. Дома серые и скучные, каких в советское время наштамповали целые города. У одной из ближайших панелек сгрудились полицейские машины, и оба следака побрели в их сторону. Игорь Аркадьевич отошел, да так и замер – думал, или ждал кого-то. Вылез и Артем.
Как-то раз Платон слышал историю: в семидесятых годах, когда Тяжелый Литейный Завод имени Тихонова модернизировали, с инспекцией приехал генерал, и его кортеж специально прокатили по одному из недавно выстроенных микрорайонов. Тогда еще только построенный микрогородок, позже влившийся в Большой Литейный район, располагался в чистом поле, где кроме панелек да улиц ничего не было. Генерал смотрел, смотрел и сказал: «как доты стоят». Вот именно дотами и вперлись эти длинные типичные дома, защищавшие живое нутро двора.
В тот майский вечер, пусть и прохладный, двор оказался людным. Бабки-полуночницы стайками толпились около оцепления и с живым интересом обсуждали понаехавшие полицейские машины. Какие-то алкаши терлись возле одного из постовых бобиков и горланили.
– Я те гварю, епт, я те атвчаю – я здесь живу, мля! – орал один из них на дежурного «пэпса», по петушиному вытянув шею.
– Ну, Ко-ля… Ну, ус-покой-ся… – держал его за руку другой пьяница. На ногах не стоит толком, а все туда же, лезет.
– Мужик, погодь час, ща там проверят, и пропустим, – примирительно выставлял перед собой руку «пэпс», в то время как его товарищи гнули в руках дубинки.
– Да я те, мля, атвчаю…
Рядом с Платоном, внимательно наблюдавшим сцену, встал долговязый Артем. Одетый в кожаную куртку и джинсы, в темноте он был неотличим от местной шпаны.
– И че ты? В отделе не насмотрелся?
– Да все равно весело.
Финал сценки оказался предсказуем – алкаш толкнул постового, за что был скручен и посажен в «бобик», откуда еще долго что-то вопил. На вопросительный взгляд напарника Платон пожал плечами и двинулся к Додукаеву. Все это время старый опер беседовал с невысоким мужчиной в форме, кажется, майора. Ну, точно, майор, – крепкий, в самом расцвете сил, – начальник районного угро, недавно переведенный из соседней области. Лично с ним Платон не встречался, но рапорты и протоколы, подписанные его размашистой рукой, иногда получал.
– А вот, собственно, знакомься, Сеня, мои ребята. Платон и Артем, – Додукаев улыбнулся обоим. – Считай, твои земляки по территории.
– Арсений Олегович, – представился майор, пожимая протянутые руки.
– Ну, Сенюшка, рассказывай, что у тебя тут за делишки? – повернулся к нему Игорь Аркадьевич.
– Да все глухо. Жмур особо тяжкий, по вашей линии. Половину отдела сюда согнал, и то мало.
– Ну, это дело понятное. Кто уже приехать успел?
– Пока только мы да вы. Скоро звезды с области явятся, из СК, фсбшники со своими следаками, прокурорские со своими.
– Бдеть будут, как работу исполняем, – пробурчал Платон.
– Без этого никуда в нашем деле, Платош. Давай, Сенюшка, показывай место, пока мухи не налетели.
Майор повел их по разбитой дороге к ближайшему дому, в сумерках казавшимся многоглазой потусторонней тварью.
– А на кой черт федералам тут сперлось? – спросил Артем, перешагивая через очередную лужу. – Ихнего кого хлопнули?
– Да не, просто жмур такой… ну, в общем, сами увидите.
Платон с Артемом переглянулись, а Игорь Аркадьевич, заметив это, пожал плечами. Подошли к третьему подъезду дома, у которого толпились парни из охраны и постовой службы: мрачные и подавленные, будто на всех разом морок навалился. Рядом присели на подножку машины безучастные санитары реанимации. Криминалисты из райотдела сновали один за другим – много их что-то. Возле двери подъезда, облокотившись на косяк, стоял Витя Леманов и прикрывал кулаком рот. По стеклянному виду следака стало понятно – внутри произошло что-то ужасное.
– Витьк, ты чего? – спросил у него Артем.
Тот оторвался от косяка и помахал свободной рукой в сторону подъезда. Но кулака ото рта не отнял. В подъезде висел густой запах трупной гнили, какой не в каждом морге встретишь. В этот запах вплетались нити чего-то едкого, напоминающего растворитель.
Начали подниматься по лестнице. Темной, грязной, с выцветшими стенами, по которым тянулись граффити разного масштаба и таланта. В тусклом свете единственной работающей лампочки на втором этаже показался огромный, во всю стену, рисунок девицы с голыми грудями, грубо закрашенными синей краской. А рядом большими буквами: «БЛАЖЕН БУДЬ ТОТ, КТО С СИСЕК ПОПИЛ ПОТ». Игорь Аркадьевич крякнул:
