Витя Щепкин, противный задрот в круглых очках, распустил слух об Эдичкиных нетрадиционных предпочтениях. Мол, если ни одну девицу не клеит, значит, нетрадиционные. Я когда Славке это сказал, она расхохоталась мне в лицо.
- Больно любопытные вы все!
- Разве не так? - выдал я, надеясь расколоть её.
Не тут-то было.
- Для себя интересуешься? Или для друга? - продолжала хохотать Славка.
- Слав, перестань ерунду нести. Интересно просто.
- Интересно - подойди и спроси. А Витя, похоже, участвовал в процессе, раз с такой уверенностью заявляет подобное, - усмехнулась Славка. - Пойдём на пару или продолжим ковыряться в чужом белье?
Конец разговора. Естественно, у Эдички я ничего так и не спросил. Наглости не хватило.
Славка выуживает сборник Рильке с нижней полки. Любители поэзии так со своими родственниками не разговаривают. Или я чего-то не понимаю?
- А я, кстати, пару его стихов даже переводил, - вдруг говорит Миша.
- Ты же не знаешь немецкого, - лукаво поддевает его Славка.
- Так это пару лет назад было, я тогда неплохо читал на нём. Сейчас вряд ли смогу.
- Не прибедняйся, - Славка хлопает его по плечу.
У них всё легко и просто. Я вспоминаю свой первый поход в книжный магазин с матерью и Гошей. Тогда это словно был портал в другой, неведомый мне мир. Я и представить не мог, что где-то бывает книг больше, чем у нас дома. Потом я ещё и убедился, что половина экземпляров дома - редкий хлам. Мать всегда любила коллекционировать дешёвую чепуху и рыдать над слезодавилками по вечерам, сгорбившись в кресле. Да, в первый раз книжный произвёл на меня неизгладимое впечатление. Всё хотелось потрогать, пощупать, увидеть своими глазами - и многое хотелось скупить. В итоге, невзирая на мой утомительный, как выразилась мать, плач и тщетные мольбы, мне сунули в руки книгу сказок. Мне было шесть, и сказки я уже перерос. Кто бы меня послушал. Сказки пахли матовой дорогой бумагой - отчуждённо и тошно. Лаковая обложка противно скользила под пальцами. Я выронил книгу у кассы - ладони вспотели, и она выскользнула из рук. Мать заорала, Гоша молчал и только смотрел на меня с грустным пониманием. Мне никогда не давали то, что я действительно хотел, отделываясь дорогим, но ненужным, и считали это нормой. Меня никогда не слушали.
- Пошли в иностранный отдел, - говорит Славка. - Ты же ничего не хочешь, Веснушкин?
Вроде и нежное обращение, а вроде и бесит. Даже прозвище Эдичка кажется мне сейчас более приятным.
- Нет, - это звучит грубее, чем хотелось бы.
Мысленно мне всё ещё шесть - и я обижаюсь на мать. Давно пора вычеркнуть и забыть, бесполезно же.
Славка пожимает плечами. Миша смотрит на меня нечитаемым взглядом.
Мы проходим до конца этажа и спускаемся по лестнице. Народу достаточно, духотень. Славка перебирает книги на французской полке и достаёт одну из них.
- У тебя же есть Саган, - зачем-то говорю я.
- Ты не слишком внимательный, - Славка прищуривается. - Этой нет. Так, мне ещё нужен Пратчетт.
Миша берёт толстенную книжищу и медленно её пролистывает. На красной обложке название - "Jonathan Strange & Mr Norrell".
- Не дочитала, не понравилось, - бросает Славка в сторону Миши.
- Я твоему вкусу не доверяю, - смеётся он. - Скучная?
- Очень.
- Язык хороший?
- Хороший.
- Тогда возьму. Буду на ночь читать вместо колыбельной.
Славка улыбается. Цепляет большую книгу Пратчетта с серой полки. Меня снова подхватывает и уносит в другое время. Теперь мне шестнадцать. Матери рядом нет, только Гоша. Мы снова идём в книжный. Гоша смотрит на меня покровительственно - он уже взрослый, у него есть девица и далеко идущие планы на жизнь. Как странно, что люди, которые боятся умереть завтра, не успеть сказать, не успеть сделать, прочувствовать или прожить, обычно всё успевают. А те, кому несвойственны всякие суеверия, в один миг способны по доброй воле улететь в никуда.
Гоша советует мне какой-то роман, супер-серьёзный, вымученный и скорбный. Я скольжу взглядом по полкам и думаю, когда мы сумели отдалиться друг от друга? Когда общество девиц и пьяненьких дружков стало для него важнее? Ещё недавно он выгораживал меня перед матерью, а сегодня сам готов навалиться с нравоучениями. Вырастешь - поймёшь, я лучше знаю. Конечно, Гоша. Только ты так и не успел ничему меня научить.
- На кассу? - спрашивает Славка.
Миша кивает. Славка приобнимает меня и быстро целует в губы. Наверное, поняла, опять заметила мой стеклянный, ничего не выражающий видок. Миша деланно отворачивается.
- Всё нормально?
- Ещё бы.
Я хватаю на ходу какую-то тоненькую книжку на английском. Читать вряд ли стану, но пустым из магазина выходить не хочется. Славка многозначительно хмыкает, зная эту мою привычку. На кассе хватаю ещё леденцы и длинные кокосовые батончики. В детстве меня обычно били за это по рукам со словами: "Тебе что, мало?" А я к следующему разу забывал и лез снова. Дурачком был.
Протягиваю по одному Славке и Мише. Упаковка хлюпает и нехотя раскрывается. На улице похолодало - приятный контраст. Славка держит меня за руку, Миша идёт сбоку от неё. Я хочу спросить у него ещё что-нибудь про стихи или музыку, но в голову лезет одна дурь.
- Почему именно фортепиано? - наконец выдаю я.