- В любом случае мне не хочется быть расчетливым торгашом, - сказал я. - Поэтому расскажу. Кот пытался от меня оторваться, замирал на месте, чухался, шевелил ушами, а потом сунулся куда-то в сторону. Подумалось, что он повернет обратно, и мы выйдем к дому, но он, ускорившись, помчал прямо. Я решил, что вот сейчас он и выведет меня к Реке и побежал вслед. Но почти сразу же зацепился за какую-то корягу и со всего размаху хлопнулся о поваленный ствол. А когда поднялся, лес вокруг неожиданно стал другим. Поредел. И через двадцать метров кончился вовсе. Далеко слева и внизу текла темная, покрытая туманом река, дальше начинался луг c короткой, выцветшей от жары и совсем не июньской травой, небольшие холмы и островки леса. Впереди лежали глыбы белого камня и начинались пологие ступени. Метрах в двадцати стояли три колонны, одна целая и две полуразрушенные. А дальше все, начинался обрыв.

  Я сразу понял, что уже на Той стороне - по близкому, очень близкому горизонту и фиолетовым полосам на небе невероятной синевы. Словно остатки северного сияния: все другие цвета растворились, выцвели, а эти полосы не успели из-за своей густоты.

  И еще понял по звукам - словно далеко-далеко кто-то играет то ли на свирели, то ли вообще на органе. Непонятная, еле слышимая - на границе слуха мелодия. Не различить, да и ты ее, собственно, и не ушами воспринимаешь, а подсознанием. И подсознание твое после нее хочет одновременно плакать, целоваться и радоваться. Жуткое ощущение нездешности.

  Я постоял там минут пятнадцать, не больше, потом меня вытолкнуло. Как выталкивает из сна в явь - ты стараешься уцепиться за ускользающие образы, вернуться, но не получается. Я почувствовал спиной прежний лес, чащобу, обернулся, чтобы проверить, и понял, что нахожусь окончательно и бесповоротно на этой стороне.

  И кот пропал.

  - Значит, обрыв... - задумчиво произнесла Фрейя. Затем, не стесняясь, скинула одеяло и принялась одеваться.

  Я поспешно отвернулся.

  - Ну что ж, пожалеем котище.

  - Подозреваю, - неуверенно начал я, - что кот тут и не при чем. Он ведь только способ настроиться, не так ли?

  - И впрямь, не причем. Кот - средство фиксации внимания. Обыкновенная животинка, шныряет только по этому миру и ни в какие другие носа не кажет. Потому что не знает и не интересуется. Впрочем, нужно будет при случае у него поинтересоваться... Тебе сказали, куда идти?

  - Куда-то к соседям... Каждый раз разное, значит, и до меня был кто-то, кто туда проходил, - задумался я. - И ты точно так же его соблазняла и говорила, какой он милый.

  - Я тебе этого не говорила.

  - На словах - нет.

  - Хватит себя распалять. Я же знаю, что ты слишком умен, чтобы ревновать. Я поэтому и обмолвилась про прошлые разы, чтобы ты задумался над этим. Правильно задумался.

  - Ты права, - вздохнул я. - Ох, как права. Значит, я далеко не первый... И каждый раз мы, проверяльщики, попадаем в разные места.

  - Ты был вторым. Но об этом знает только он, я и теперь вот ты. Больше никто.

  Я удивленно посмотрел на Фрейю.

  - Никто? Ни Василиса Прекрасная, ни Иван Сигизмундович, ни даже баба Аглая?!

  - Ну, теперь тебе точно пора, - Фрейя открыла дверь. - Поцеловать на дорожку?

  - Я расскажу все Залине - она тебе устроит, поцеловать.

  Она промолчала немного, серьезно глядя на меня. Мне даже почудилась печаль в ее взгляде.

  - Будь осторожен, - продолжила она. - Скелет на Луне ведь на самом деле есть.

  - Как?? - обомлел я.

  - Астронавты, разумеется, не видели ничего подобного, но он есть. Можно ведь выскочить не на мраморную лестницу, а куда подальше.

  Я замер.

  Но Фрейя уже вернула себе прежнюю игривость.

  - Иди, иди. И помни, что я могу быть женой не хуже Залины.

  Мне показалось, что, несмотря на игривость, печаль в ее взгляде только усилилась.

  Я вышел из дома и быстро зашагал к калитке. На улице осмотрелся. Дощатый забор с облупившейся зеленой красной тянулся вправо и влево. Слева метров через сто он круто заворачивал, повторяя дорогу, и в этом месте висел еще один ящик для почты.

  Вблизи на нем обнаружились три жестяные цифры. Тройка, а чуть в стороне и выше нее - единица и ноль. Возможно, ящик когда-то имел номер три. Потом его решили использовать под номером десять. И замазали тройку краской. Но теперь краска слезла и получилось три - десять.

  Все равно, глупо. Кто в этом месте кроме самих хозяев оценит сказочное 'тридевятое царство, тридесятое государство'? Разве какой-нибудь случайный прохожий.

  Или не случайный.

  Я толкнул калитку и наткнулся на густую траву до пояса. Узенькая тропка вела от калитки в глубину разнотравья, крапивы и бурьяна. Я пожалел, что на мне только футболка с коротким рукавом, и, вздрагивая от жгучих крапивных касаний, стал продираться в тридесятую глушь.

  Пропетляв, тропка вывела на поляну, к разрушенному дому. Таких полным полно на Руси - брошенных, с выбитыми ставнями, просевшей дощато-рубероидной крышей и покосившимися стенами. Но этот знаменовал следующий этап оптимизации русской деревни. Стены обвалились напрочь, осталась только какая-то одна, внутренняя, с ржавым рукомойником на высоте груди. В окружении горелых бревен возвышалась русская печь, целая и невредимая, с полукруглой металлической заслонкой на горниле. Еще одиноко торчал в зарослях крапивы дверной проем без дверей и стен.

  Не желая лезть в развалины, в битое стекло и ржавые железяки, я осмотрел печь издалека и пошел искать продолжение тропинки.