- Послушайте, Воронович, - вступилась сестра Залины, - Что дает нам ваш так называемый прогресс? Безжалостное разрушение старого мира, старого лишь по названию, но не по силам, по устремленности в завтра? К чему новомодные затеи, к чему этот пыл, эта решительность первооткрывателей, покорителей неизвестного? Вы тешите собственное самолюбие - не более, и в угоду прихотям ломаете здоровое целое.
- Ах, оставьте, - буркнул Воронович. - Это досужие разговоры. Спросите чье угодно мнение и вам ответят, что прогресс неизбежен, что дорога будет построена и лес пущен на доски.
- И даже Аглаи Сигизмундовны? - спросила сестра Залины.
Аглая Сигизмундовна подняла голову и обвела всех сонным взглядом.
- Кстати! - оживился Воронович - Аглая Сигизмундовна! Золотая наша, великолепная! Умоляю, оградите меня от нападок. Прошу Вас, ответьте им.
- Голубчик, да что ж я могу поделать? Вы уж сами, сами, дружок, - ответила Аглая с новыми, неожиданными интонациями в голосе. - Будем надеяться, что все образуется. В голове не укладывается, что наш прекрасный чудесный лес будет пущен на доски. Разве такое возможно? Простите меня, но я не понимаю этого совершенно.
- Да ведь надобно что-то делать, матушка! - произнесла Настя. - Нельзя сидеть вот так, ничего не делая.
- Ты права, ты неопровержимо права, моя дорогая. Нужно надеяться на лучшее.
Фрейя коснулась моей руки и, скрывая улыбку, показала взглядом, чтобы я не ел взгядом Аглаю.
А я мучительно соображал, на что именно они все меня провоцируют. И какую именно цель преследует этот безусловно красивый, иносказательный и демонстративный спектакль.
- Кстати, Александр, - произнесла Настя, после чего Фрейя удовлетворенно выдохнула. - Вы как практический человек и носитель этого непосредственного миропонимания, должны откровенно поведать о планах на лес.
- Вот-вот, - сказала Софья.- Сохранится ли в целости наш прекрасный лес или неотвратимая поступь процесса раздавит его безжалостно и бесцеремонно?
- Откуда ж ему знать? - спросил Воронович. - Он простой инженер, руководствуется высочайше утвержденными планами. Как там начертано, так и поступит. Не отклонится ни на полушечку.
- Не говорите так, - заявила Настя, - мы знаем, что он порядочный человек и ни за что не допустит бесчестья и произвола. Я полагаю, Александр, вы отличаетесь от легкомысленных юнцов, которые шныряют в поисках развлечений вместо того, чтобы отдавать всего себя тяжкой работе по благоустройству своей души и внутреннего мира. Ведь это наш долг: воспитывать свою душу и являться примером для тех, кто слабее, ниже нас.
У Фрейи на довольном лице явно читалось: 'Не допустишь бесчестья и произвола?'
- И когда перед вами встанет вопрос, ломать ли старый мир, милый и уютный, обжитый и душевный или идти согласно правил, которым вы обучены, в которые верите, которые, возможно, уже пригрелись внутри вашей души, вы ведь не поступите бесчестно? Не погубите тех, кто волею случая зависит от вас? Не сломаете жизнь тех, кто волею судьбы на минуту стал зависеть от вашего решения?
Я недоуменно посмотрел на Настю. Что она имеет ввиду?
- Господа, господа, - сказала Софья - Полноте. Давайте играть в мяч!
- С превеликим удовольствием! - Воронович бодро вскочил, подал руки Софье и Насте и все вместе они удалились в дальний конец лужайки.
Аглая засопела, задремав. Или делая вид, что задремав.
Я проводил их долгим взглядом и повернулся к Фрейе.
- Что это было? К чему это дореволюционный антураж?
Та засмеялась, отчего кот на ее бедрах встрепенулся и, подняв голову, стал беспокойно оглядываться.
- Антураж? Предположим, для остроты и силы восприятия. Чтобы сильнее вдавилось. Ведь память человечества всё, случившееся более ста лет назад, приукрашает, смягчает, делает романтичнее и рисованее. Но вы опять спрашиваете, Александр? Помните, что вопросы предваряют будущее. А в ваших интересах желательно, чтобы оно было свободным и чистым.
- Все-все, прости, больше спрашивать не буду. Собственно, это и был-то риторический вопрос - потому что и так понятно. Все эти прочувствованные речи о прогрессе иносказательны, меня о чем-то предостерегали, или даже, просили. Но вот о чем? Я как-то могу повлиять на ваше сообщество? Чем-то ему повредить?
- Сказочник, - засмеялась Фрейя. - Тебе достаточно издалека махнуть платочком, и через минуту будет готов сюжет: рисунок платка, кем соткан, кем обронен. Появятся мушкетеры, лошади, кареты, подметные письма, тайна аббата, молоденькая незнакомка, корабль, уплывающий в Новый Свет. И все сам, все сам без малейшего усердия с нашей стороны.
- Ты и говорить ухитряешься, как Залина, - заметил я. - Более того, я не раз ловил на мысли, что меня к тебе просто напросто влечет. Это намеренно или просто вы все такие: чувственные, неотразимые и дразнящие?
- Да, - не переставая улыбаться, сказала Фрейя, - я ошиблась, будет не одна молоденькая незнакомка, а несколько: хорошенькая аббатиса, дочь губернатора и придворная дама. И все сводят с ума. И все как на подбор.
- Не все, только одна.
- Это ничего не меняет. Сказка от этого не перестанет быть сказкой.
Она явно хотела меня запутать.
- Некоторые называют сказки методичками, - ответил я. - Небезосновательно. Так что я иду проторенной дорожкой.
- Ну, как корабль назовешь, так он и поплывет.
Все же, она меня запутала. Я перестал понимать, что она имеет ввиду.
- Что ты хочешь этим сказать, не успеваю за твоими мыслями.
