Шталман мило улыбался. По доброму и ласково. И молчал. То есть, говорить следовало ему, лейтенанту Кёллеру.

  - Лейтенант Кёллер, - отчеканил Бочкарев. – Выполняю приказ оберштурмбанфюрера Шаубергера.

  - Я уже слышал, - сказал Шталман и дружески взял Бочкарева за локоть. – Это никому не нужно. Лучше ответьте, лейтенант, как вы попали к нам, в СС. А точнее, в «Анэнэрбе»?

  Шталман был похож на учителя, который совсем не сердится, даже когда ученик не отвечает правильно на вопрос. Можно врать, что угодно. Но именно сейчас Бочкареву хотелось обманывать меньше всего.

  - После побега из плена я случайно встретился с оберштурмбанфюрером. Именно он и устроил мой перевод, сказал, что я понадоблюсь в их деле. А Шаубергер, - он запнулся, - оберштурмбанфюрер Даниэль Шаубергер – дальний родственник нашей семьи.

  Казалось, Шталман вовсе и не слушал: поглядывал по сторонам, запрокидывал голову вверх, смотрел под ноги.

  - А что вы вчера говорили про чувства?

  Бочкарев непонимающе посмотрел на Шталмана.

  - Мне по дружески поведал Руппель, что вы очень тонко уловили волны близкого изменения. Молодчина Руппель, верный боевой товарищ. Именно такие люди составят основу будущей нации. И здесь, и особенно в Новой Швабии. Обладающие волей, силой, разумом, достоинством. Способные встать над эмоциями, преступить через слабость, лень, жалость, стыд, рабскую мораль, отбросить во имя идеи ненужное и сковывающее дух. Ведь только поступки во имя духа являются настоящими деяниями, достойными человека, мужчины. И только тогда он сравняется в могуществе с Высшими Неизвестными и будет способен творить судьбу мира и тех слабых, кто не сможет достигнуть этих высот. Но это дано понять не всем, равно как и то, что мир меняется...

  Наверное, подумал Бочкарев, мне стоит торопливо глотать информацию и молчать. Молчать, чтобы ни единым словом не спугнуть, не сбить этот доверительный тон,. Но он не удержался.

  - Простите, господин штандартенфюрер. Я ведь многое не знаю, поскольку не служил в вашем ведомстве.

  - Мда, - после кроткой паузы сказал Шталман. – Очень предусмотрительно ничего не знать.

  Он посмотрел на Бочкарева и улыбнулся.

  - Вы знаете, это подкупает. Мне нравится, лейтенант, ваше незнание. Новая Швабия? Место, бесконечно далекое от Германии и в то же время, благодаря нашим дискам – вполне близкое. Дивная прекрасная страна вечной весны. Знаете, такая весна, которая бывает в мае, когда еще не жарко. Изумрудные поля, раннее солнце, дымка над дальними горами в духе Гейне... Если ничего не выйдет с «Колоколом», она станет нашим приютом и продолжением Рейха. Но я считаю, Высшие Неизвестные не лгут, сейчас наступает время изменения. Однако, вы, лейтенант, не ответили. Что вы говорили вчера Руппелю?

  - Пустяки, господин штандартенфюрер. – Просто мне показалось... особое ощущение пустого и чужого пространства. Будто время остановилось. Старый мир ушел, распался, новый еще на подходе, а между ними – пустота...

  - Забавно, - произнес Шталман, как показалось Бочкареву, с задумчивостью. – Забавно, что это почувствовали именно вы, а не наши деятели из Анэнэрбе. Нужно будет познакомить вас с нашими дамами из общества «Врил». И теперь-то я понимаю Шаубергера: он не мог пройти мимо вас.

  Бочкарев почувствовал, что сзади них находится кто-то еще. Он попробовал скосить глаз, но заметил только сапоги и серые штаны.

  Шталман, увлекая Бочкарева, прошел еще с десяток шагов и только затем они развернулись. Неподалеку, не смея мешать, почтительно стоял господин Шаубергер.

  - О-о, оберштурмбанфюрер, - обрадовался Шталман, - Мы только что говорили о вас. Завидую вам: найти такого ценного сотрудника – большая редкость. Как вы смотрите на то, что я переманю его к себе?

  - Подобное случалось уже несколько раз, - с почтением ответил Ванник. – Но в этот раз я буду тверд. Простите, господин штандартенфюрер, но на лейтенанта Кёллер я имею особые виды. Если необходимо, я дойду до...

  - Ну-у, ну-у, зачем же так. Впрочем, я знал, что вы его не отдадите, - улыбнулся Шталман. – Семейные узы и все прочее. Не беспокойтесь, лейтенант останется при вас. Сделаем так, чтобы никто не был обижен.

  И Шталман добродушно улыбнулся.

  - Вы и Кёллер отправитесь со мной.

  Бочкарев замер и внутри у него все похолодело.

  - Отдайте распоряжение своим людям, - лицо Шталмана вдруг приобрело жесткость. - Мне эти ловчилы не нужны, особенно тот долговязый, как его, Витцих? И поторопитесь, у нас мало времени.

  Он кивнул головой, и Бочкарев с Ванником почти одновременно вскинули руки, отдавая честь.

  - Кстати, лейтенант, берегите вашу камеру, ей предстоит запечатлеть великие кадры!

  И Шталман неторопливо убрел.

  Ванник заговорил только в помещении, где они расположились на ночь, и где сейчас их ждали остальные. Заговорил резко и почти так же жестко, как и немецкий полковник до того.

  - Келлер, Бедуртвиг! Пленку, что в камере, заменить, быстро!

  - Есть еще кадры в фотоаппарате, я его тоже отдам.

  Но Ванник, кивнув, уже смотрел на ученых.

  - Грах и Витцих! Ваше задание выполнено. Да, так получилось. Бедуртвиг! Ваша задача – вывести их в условленное место. Предполагаю, что мешать вам не будут. Далее - переправить согласно плану эвакуации.

  Улитов молча смотрел на Ванника. И взгляд у него совершенно такой же, как у Потапова, подумал Бочкарев. Или как у Озеркевича, когда он шутил про логово.