…Вскоре у Лидии возобновились занятия на экономическом факультете, а у Динэры – на филологическом. Студенты вместе с преподавателями разбирали амбразуры возле здания Двенадцати коллегий, сооруженные, когда город готовили к уличным боям, освобождали исторический факультет от размещавшегося в нем госпиталя, чинили кровлю, стеклили окна, заготавливали дрова. На филфаке лекции слушали, сидя на полу или стоя: стулья были сожжены в первую блокадную зиму.

Это была странная, упоительная и горькая жизнь в сердце города. Они почти не покидали университет, домой, в общежитие на Петроградской стороне, совсем рядом с Невой, возвращались мимо Ростральных колонн, через Стрелку Васильевского острова, по Биржевому мосту. Здание Биржи напоминало античный Акрополь. Выбоины от снарядов только усиливали впечатление.

Иногда в воскресенье они переходили через Кронверкский мостик на Заячий остров, к Петропавловке, и гуляли вдоль отмели, составлявшей невольную рифму с полукружьем Биржевой площади. С отмели город был виден весь сразу. Собранные в одном фокусе – мосты, дворцы, сады, храмы, колонны и набережные вставали прямо из водной бездны.

В город вернулся из эвакуации Кировский театр. Теперь Динэра занимала с ночи очередь в театральную кассу, выкупала по карточкам хлеб в ближайшей булочной и тут же продавала его. Вырученных денег как раз хватало на два билета на галерку.

Лидия с блеском оканчивала свой экономический факультет. Книгу Маркса «Капитал» она перечитала уже несколько раз и называла ее «мудрой». Может, так оно и было. Подтвердить это на практике ни Лидия, ни кто-либо другой так никогда и не смог, хотя Лидия с отличием защитила по «Капиталу» диплом. В день защиты Динэра вручила сестре конверт с надписью: «Лидуше на туфли». В конверте лежали тысяча семьсот рублей – целое состояние, заработанное донорством.

После окончания университета Лидия пошла преподавать политэкономию. Она много работала, наслаждалась обществом поклонников, потом вышла замуж, потом поступила в аспирантуру, получила комнату, родила сына, потом развелась, защитила сначала кандидатскую, потом докторскую, потом снова вышла замуж и снова развелась, уже после перестройки была членом «марксистского кружка», успела понянчить правнуков и написать книгу о своей жизни. Умерла Лидия на несколько лет раньше своей младшей сестры.

Начиная с конца пятьдесят третьего Динэра посылала запросы в «органы», чтобы узнать судьбу отца. В пятьдесят шестом пришел ответ, где была только часть правды.

Однажды Динэра познакомилась со своей ровесницей, недавно вернувшейся после десяти лет лагерей кареглазой веселой Элкой. Уроженка Тбилиси, она приехала в Ленинград, чтобы найти могилу умершей в блокаду сестры. Полное ее имя было Комунэлла, его тоже дал ей отец, который тоже был арестован в тридцать седьмом и тоже погиб. В своем далеком теплом городе Элка в конце сороковых вместе с друзьями создала организацию под названием «Смерть Берии». Проверяли они себя на стойкость и готовность к пыткам довольно-таки нехитрым способом: по очереди ставили друг другу на голову грушу (яблоки в тот год не уродились) и стреляли из именного пистолета, стянутого одним из участников группы у отца. Элка запомнила, как стекал у нее по переносице на подбородок липкий сладкий сок.

Каких только невероятных планов уничтожения всесильного главы НКВД они не строили! Элка готова была пожертвовать собой и, специально заразившись сифилисом, соблазнить «при случайной встрече» (рассказывая это Динэре, Элка хохотала во весь голос) охочего до женского пола наркома. Но этот хитроумный план привести в исполнение не пришлось: группу вычислили, арестовали и дали высшую меру, замененную на пожизненное, за распространение листовок, в которых было черным по белому написано: «Граждане, оглянитесь вокруг! Лучшие люди расстреляны или погибли в застенках НКВД. Мерзавцы в синих фуражках полностью распоряжаются жизнью каждого из нас…»

Динэра с Элкой бродили по Ленинграду, и Элка читала Динэре свои стихи: «Мы будем судить вас за наше обманутое поколение, за наших убитых и заживо сгнивших отцов…» Никакого суда за всю их жизнь не случилось, а жили они обе долго и умерли с разницей в год, во втором десятилетии двадцать первого века. Но это было потом.

…После смерти матери сестры съехались. Теперь они жили на восточной окраине города, в конце Бестужевской улицы. В начале семидесятых племянник Динэры, сын Лидии, женился, но вскоре развелся и уехал в другой город. Люба, его жена, осталась жить с Лидией и Динэрой. Вместе они растили дочь Любы.

Ездить на работу Лидии было далеко, на Московский проспект, где она в Технологическом институте преподавала все ту же политэкономию. А работа Динэры была по соседству с домом, в школе, возле которой стоял на постаменте истребитель МиГ-17.

В метельный день февраля трое, две женщины и мужчина, выходят из метро «Площадь Мужества», пересекают проспект Непокоренных и идут к остановке. В руках у них цветы, обернутые в плотную бумагу. «Ну ты и сочинять», – говорит одна из женщин, продолжая разговор, начатый еще в метро. «Только про Паоло и Франческу, – отвечает вторая. – Остальное так и было». «Точно! Год спустя так и было, – отзывается мужчина. – Не вышла из нас строительная жертва». «Это как посмотреть… – возражает вторая женщина. – Худо-бедно, а всё до сих пор держится…» «И то верно, – соглашается мужчина. – После прорыва тут асфальт дыбом вставал и трамвайные пути лопались. Жилые дома просадку дали… А теперь вон как…» – мужчина машет рукой в сторону плотной застройки на противоположной стороне проспекта, вокруг метро.

Некоторое время они стоят молча. Метель стелется по земле, а в небе мутным пятном, как сквозь толщу воды, проступает солнце. «Так странно проезжать по тому месту…» – говорит первая женщина. «Это не совсем то место, – говорит мужчина, – через двадцать лет, уже после второго прорыва, в обход ветку пустили». Слова застывают возле рта в облачках пара, напоминая тексты комикса. «Почему было с самого начала не обойти?» – спрашивает первая. «Потому что дорого», – отвечает мужчина. «Поглупеть тебе так и не удалось», – смеется вторая женщина, а первая, понизив голос, говорит: «Вы обратили внимание, там, внизу, в вестибюле… Там ведь потеки на потолке…»

Жаворонкова, Забродина и Васильковский видятся последние годы редко. Время, когда их десятый «В» собирался каждые пять лет, прошло. Теперь встречались чаще на похоронах: сначала родителей, потом и сверстников. Сегодня они едут хоронить Динэру. «Чертов крематорий все спутал, – ворчит Жаворонок, – разве ж там похороны?» «Да… – тихо отзывается Заброда. – Но ведь можно говорить – ”прощание” или “проводы”…» «Поминки бывают после похорон… А в крематории разве похороны – гнет свое Жаворонок. – И потом тоже не лучше: или чертов колумбарий, и стой в вазочке у всех на виду, или, как сироту казанскую, – в могилку к родственнику…»

Чувствуется, что у Жаворонка наболело и она готова еще порассуждать на эту тему, но подходит автобус, и все, кто ждал на остановке, заходят в него.

От площади Мужества только один сто тридцать восьмой идет в нужном направлении. Прямой маршрут, от кольца – до кольца. Им ездит весь город. На табличке возле остановки значится: в числителе, над чертой, – «Площадь Мужества», под чертой, в знаменателе – «Крематорий».

Автобус удобный, теплый, с нормальными сиденьями, не то что в маршрутках-живопырках. Ехать в таком приятно. Когда расселись и тронулись, Васильковский спрашивает: «Она ведь тут где-то жила, да, Жаворонок? Ты ж с ней все это время дружила». «Где ж ей было жить, как не на проспекте Непокоренных. Разве что на проспекте Народного Ополчения… Улица Доблести подошла бы… Но это слишком уж пафосно… Вот ее дом, – встрепенулась Жаворонок, – угловой… Окна на Старо-Муринскую смотрят…»

…Свое последнее земное пристанище Динэра любила: высокий этаж, вид на лесной массив, и метро, наконец-то, рядом. В конце семидесятых она, выпустив очередной десятый, уехала на несколько лет преподавать в Мурманск. Северная надбавка давала возможность скопить денег на отдельную квартиру. Жаворонок сохранила письма Динэры. Почерк у нее не изменился: буквы имели наклон, противоположный привычному, и состояли из однородных волосяных линий, напоминавших дрожащую спираль в лампе накаливания.