Но, к великому разочарованию Маркиса, этого не произошло. Нашарив на тумбочке мобильник, я сразу позвонил Вере, с волнением ожидая услышать радостный голос. И получил ледяной ответ, равносильный удару под дых:

– Здравствуй, Костя. Извини, я сейчас очень занята. Как освобожусь, позвоню.

Не знаю, сколько времени я лежал с трубкой у уха, слушая гудки, доносившиеся, наверное, из преисподней. Было ощущение, что меня заморозили голосом. «Любовь прошла, завяли помидоры» – это было первое, что молнией пробило мой мозг, и я стал усиленно себя жалеть:

«Эх ты, Костик, ноль ты без палочки. Размечтался, дурачок, о Царевне Лебеди, в носу ковыряя. Ну, жди, жди, хороший человек. Сейчас она тебе перезвонит прямо в Кремль, вчера ж ты строил из себя министра или на крайняк его зама. Как она тебе позвонит, если свой номер телефона ты не давал?.. Эй, приятель, не тупи, в телефоне определитель есть, забыл?»

Здравая мысль про определитель позитива не принесла – после такого голоса не воскресают. Швырнув мобильник на кресло, я быстро умылся, оделся и бегом рванул на работу. Я не опаздывал – просто нужно было срочно отвлечься, а то Маркис перестанет удивляться, что его хозяин приползает домой на четвереньках после очередного «лечения».

Ночная смена прошла как на автопилоте – я брал клиентов, куда-то их развозил, лиц не запоминал, о чем говорили, не слышал. Мне было больно и обидно, и даже возникла мысль, что меня разово использовали как дешевую проститутку. Я жаждал мести, не Вере, конечно, а заевшимся богатеньким, посягающим на такое святое чувство, как любовь.

Так продолжалось в течение двух суток, и своего кота я, по всей вероятности, замучил размышлениями о том, что происходит и как мне помочь. Позвонить гордость не позволяла, а мысль о том, что она действительно занята, я отметал с негодованием. В конце концов, эсэмэску-то с парой-тройкой слов по любому могла кинуть. И тут меня осенило: «А может, эта графиня просто больная, с приступами редкого просветления? Хотя какая разница, итог-то все равно один».

Как бы я ни пытался остановить эту пластинку с похоронным маршем в голове, ничего не получалось. Стоял под ледяным душем и твердил, как мантру:

«Ничего, переболит, успокоишься. Время, оно все лечит, забудешь ее, и все будет как и прежде».

Но я был реалистом:

«Ага, такую забудешь. Она ж мастер спорта по стрельбе – прямо в сердце лупит, хрен промахнется. Там, в ее прошлом, наверное, штабеля укокошенных Костиков».

И все же потихоньку я стал различать цвет предметов, да и некоторые интересы вернулись, но один вопрос мучил меня постоянно:

«Кто же ты такая, Вера? Обо мне ты все знаешь, а я – только имя твое».

Последнее время Маркис не выходил в прихожую меня встречать, а научился прямо с кресла или с подоконника определять мое душевное состояние. Скорее всего, решил, что помочь мне ничем не сможет, хотя и глаз не сводил – сопровождал каждое мое движение.

После очередной смены в полшестого утра я налил себе кофе с молоком, почему-то такая смесь помогала мне быстрее уснуть. Взял чашку и пошел к кровати, собираясь залпом выпить это снотворное, и вдруг неожиданно загудел телефон. Наверное, с работы, подумал я, сейчас попросят кого-нибудь подменить. Потянулся за мобильником, лежавшим на тумбочке, и, не посмотрев, от кого звонок, ответил:

– Да, слушаю вас.

– Костичек! Здравствуй!

Радостный голос Веры больше напугал, чем удивил. В глазах потемнело, а она шустро тараторила:

– Я так соскучилась по тебе, что описать не могу. Ты, наверное, очень сердишься на меня, но, поверь, я совсем не виновата, хотя и виновата, конечно. Просто все это время я находилась в таком месте, где ничего нельзя, даже эсэмэску послать.

– В Белом доме, что ли? – съязвил я, хотя был так зол на нее, что на самом деле хотел сказать: «В психушке, наверное».

– Ну, ты молодец, как догадался?

Пропустив мимо ушей мою иронию, она продолжила:

– Не в Белом доме, а в Кремле. Как будто в осаду попала! Насилу вырвалась, я потом тебе все объясню. Прошу тебя, котик, не сердись, я-то знаю, какой ты умничка.

Тут я немного очухался и, простив в душе за все, стал мягко отчитывать за дни моих страданий:

– Верочка, детка, ты же прекрасно понимаешь, что значишь для меня. Ведь все эти дни я провел как в аду, чуть философом ни стал. Во всяком случае, хотел уже, как Ленин, уничтожить богатых как класс. Но самое главное… я ведь ничего не знаю о тебе и не понимаю, зачем такой девушке, как ты, понадобился простой рабочий парень. Со мной-то все ясно, чувства зашкалили, а у тебя ум, как у Эйнштейна, и денег немерено. Хотя по глазам видно, что деньги для тебя не всё. Ты мне скажи только одно, Вер, что я тебе нужен. И тогда мне станет проще – буду для тебя рыцарем и завоевателем всего. Уж себя-то я знаю.

Она ответила как-то задумчиво:

– А ты уверен, что знаешь себя? Я так не думаю. На самом деле ты рыцарь уже очень давно, но не помнишь по причине природной амнезии. На твой вопрос я отвечу просто: да, Костя, ты мне нужен. И сегодня я очень хочу видеть тебя. Видеть твои глаза и пообниматься мне тоже хочется. Так что назначай мне встречу «без галстуков», а я немного поломаюсь для приличия. Прошу тебя не заморачивайся, все будет хорошо!

Я тут же растаял, как масло на сковородке.

– Верунь, давай, я увезу тебя в горы. На Воробьевы пока, но там тоже красиво, да и кафешки есть. Но угощать на этот раз буду я. Ресторанный вариант твоего уровня я не потяну, но кофе, мороженое и сладости гарантирую. Позволь мне восстановить статус-кво и быть уверенным в себе. В восемь я заеду за вами, принцесса, на своей карете, куда скажете, а на работе отпрошусь, потом отыграю.

Она охотно поддержала мое предложение, томно ответив:

– Как скажешь, мой повелитель, сегодня я послушна и скромна. Забери меня там, где высадил в ночи, когда мы встретились в первый раз. Другу своему, коту, передай большой привет, он меня уже знает, через тебя вычислил. Целую тебя и жду с нетерпением. Пока!

Положив телефон, я растянулся на кровати со счастливой улыбкой идиота. Маркис тут же перебрался ко мне под мышку – этого он не делал уже почти неделю. Мы с ним были как два блаженных: нищие, но гордые.

Мы шли, наслаждаясь свежим вечерним ветерком, который ласкал нас прохладными струйками. Я бережно держал в своей руке теплую Верину ладошку, как кузнечика в детстве. У меня было такое странное чувство, что именно сегодня в моей жизни произошел судьбоносный перелом. Все началось в ту дождливую ночь, но сейчас, в этот волшебный миг, дверь в другой мир, незнакомый и чудесный, открылась полностью. Раньше все было как-то по-будничному: «солнце всходит и заходит». Конечно, случались в моей биографии довольно сильные удары и встряски, но все это было не то. Тогда я был просто Костя, а теперь, хотя и остался им, я стал зеркальным отражением в глазах Веры. Я даже немного заволновался, когда вдруг обнаружил, что ищу внешнего или скрытого одобрения Веры словам, которые я говорю. Это встревожило, но не напугало. В конце концов, у любого человека должен быть кто-то, чьим мнением он дорожит. А в общем, мое состояние напоминало «второе дыхание», непонятное, но приятное. В любом случае, я точно знал, что новый я намного лучше прежнего, и мне это невероятно нравилось.

Я обнял Веру, поцеловал и, глядя в ее бриллиантовочистые голубые глаза, с торжественной улыбкой произнес:

– Навсегда!!!

Она с удивлением посмотрела на меня и, шутливо нахмурившись, спросила:

– Кость, ты чего?

Я остановился, развел руки как крылья, посмотрел на звезды и тихо ответил:

– Да так. Хорошо. Очень хорошо. Необычайно!

Вера пристально посмотрела мне в глаза, мягко положила руку на мое плечо, легонько похлопала и наставительно сказала:

– Бывает. Не сомневайся, пройдет.

– Шутишь, Верочка, это же замечательно!

«Ничего ты не понимаешь, мудрейшая моя. Главное то, что мы вместе, а остальное не важно», – подумал я, с нежностью глядя на нее.