Он стоял, задумавшись, очевидно, перечитывая и вникая в каждое слово.

Дети и мать, прижав туфли к груди, смотрели на него.

– Да, эту бумагу подпишу.

Он подошел к столу, подписал все три экземпляра, два вернул мне. В это время средняя дочь спросила:

– Папочка, ты не будешь отбирать у нас туфельки?

– Теперь нет.

Они бросились его обнимать.

– Чего меня обнимаете? Вон Василия благодарите за подарки.

Когда я раздавал туфли, мне было так приятно видеть радость детей, у них светились глаза. Я почувствовал себя членом их семьи. Ведь я не знал, как в семьях живут, я в семьях практически не бывал, ни когда рос в детдоме, ни когда жил в общежитии техникума, а тут так было уютно, так хорошо. Этот подарок дал мне почувствовать, что такое семья, и ощутить себя членом семьи.

– Не лишайте, Андрей Васильевич, радости ваших детей, – попросил я и ушел.

Время учебы в техникуме подошло к концу, я получил диплом и одновременно повестку в военкомат. Предписывалось прийти через десять дней. Рассчитался на работе, меня торжественно проводили. Надо сказать, зарабатывал я прилично, мог себе позволить и нормально питаться, и кое-какие вещи приобретать. Но главная ценность у меня была – ящичек-чемоданчик с инструментами, хотелось его сохранить. Я пошел в техникум и нашел там Андрея Васильевича.

– Андрей Васильевич, можно мне у вас оставить чемоданчик с моими инструментами?

– Да, конечно, конечно. Завтра вечером приходи.

– Можно не завтра, а перед самым уходом в армию?

– Да-да, как тебе угодно будет, только предупреди.

– Хорошо.

Я решил за оставшиеся дни сделать еще подарок. Пришел в мастерскую.

– Что, не знаешь, чем заняться? – спросил директор.

– Хочу еще сделать подарок хорошим людям.

Директор разрешил взять материал, показал, где можно что отрезать. Я сделал босоножки. Их проще было делать, тем более что кое-какие заготовки имелись. Для всех сестер сделал босоножечки, и для маленьких, и для старшей. И вот снова пришел к ним домой, принес свой чемоданчик с инструментами, попросил оставить.

– С армии вернусь, заберу.

– Да-да, мы обязательно сохраним, вот в кладовочке.

– А на прощание я хочу сделать подарок.

И стал доставать босоножки, сначала для младшей. Точно так же, как в тот раз, когда я туфельки раздавал, у всех светились глаза радостью. Я вручил всем обувку и взглянул на Андрея Васильевича. Нет, у него сейчас было совсем другое выражение лица: он смотрел и любовался, как радуются его дети. Радуются, что теперь они могут выйти в красивых босоножках, которые и в самом деле были прекрасные. Сестры, примеряя, хвастались друг перед другом. Младшей я украсил босоножки цветочками, вырезанными из кожи, и другим что-нибудь особенное придумал. Они стали меня благодарить. Потом Андрей Васильевич подозвал меня:

– Василий, пойдем-ка со мной, – и повел в другую комнату.

Там был накрыт стол, даже стояла бутылка вина.

– Мы тут решили тебя проводить в армию, устроить ужин. Как ты? Вино уже пьешь?

– Да знаете, как-то еще не пробовал.

– А есть пословица: пьет, как сапожник. Ты ведь сапожник.

– Нет, не приучен еще.

Тем не менее, он наполнил две рюмки, не бокалы, а рюмки.

– Ну, счастливо тебе служить Родине, служить так, как мы служили! Если потребуется, всю нечисть уничтожать и в логове добивать, как это мы сделали. Служи Отчизне!

Мы чокнулись, выпили. Он позвал всех за стол, все прибежали радостные, показывали, как у них на ножках босоножки сидят, благодарили. Мне было так приятно, я чувствовал себя членом их семьи, у них было так хорошо, они так тепло относились друг к другу! Я обещал им писать. Они тоже стали мне дарить подарки, платочки вышитые, подписанные, а старшая подарила свою фотографию. Подарили мне также общую фотографию, на ней все улыбающиеся, довольные.

– Это я их сфотографировал, когда ты принес туфли, обрадовал их. Это такой был радостный день для них, – сказал Андрей Васильевич.

– Вы ж были напуганы.

– Да, конечно, всякое могло быть, но спасибо тебе, спасибо, что ты дважды доставил моим близким удовольствие, устроил такие праздники.

На другой день я пришел в военкомат. Полгода – учебка. Я писал оттуда, как обещал.

Под конец учебки меня вызвал командир. В кабинете были еще двое гражданских, предложили сесть, стали расспрашивать:

– Расскажи о себе, о родителях.

Я сказал, что не знаю родителей, детдомовец.

– А фамилия Найденов у тебя откуда?

– Записали так. Нашел меня человек по имени Василий, вот и дали имя: Найденов Василий. Под таким именем я и существую. А возраст, видимо, с ошибкой записали, я, наверное, на пару лет старше.

Про учебу спросили, про знакомых.

– У вас есть фотография, кто на ней, родственники?

– Нет, не родственники, это люди, которым я вроде бы сделал приятное.

Я рассказал про свою специальность сапожника и о том, как я сделал туфли дочерям своего учителя, как они были довольны. Через какое-то время меня опять вызвали и спросили:

– Ты Родине хочешь послужить?

– Я и так служу.

– Нет, по-другому послужить. Но для этого надо будет учиться.

Я сказал, что после армии хочу поступить в политехнический институт.

– Можешь и в политехнический, но сейчас придется тебе другие университеты пройти, для чего нужно твое согласие. Причем есть ограничение: никаких переписок и новых знакомых.

– Не понял.

– Так надо. Если дашь согласие, останется подписать необходимые бумаги. Лучше пока тебе всего не знать, потом все по ходу узнаешь.

Оказалось, меня ждала секретная служба. Вот так у меня прервалась связь с этой семьей. А фотографию я увеличил и хранил в архиве, хотя, может быть, там была моя первая любовь, которая так и не успела развиться.

Он поднялся, пошел в дом и вернулся с этой фотографией в рамке.

– И что, ты больше не встречался с ними?

– Нет, больше не встречался, потому что далеко был, далеко-далеко. Но я интересовался, как они жили. Андрей Васильевич лет через пять умер, сдало сердечко, у него же ранения были тяжелые. Я попросил свое руководство, чтобы мою зарплату переводили осиротевшей семье, но так, чтобы это оставалось в тайне. Мне сказали, что это можно сделать в виде пособия для участника войны. Сейчас я военный пенсионер. Купил здесь домик, балуюсь рыбалкой. Давай я еще заварю чайку?

Василий еще заварил чай. Мы сидели, любовались закатом. Я думал: вот какая судьба у человека, послужил Родине ради счастья других людей и начал с того, что доставил счастье людям, которых больше никогда не увидел.

В этот санаторий я приехал второй раз, поэтому процесс оформления прошел очень быстро. Я успевал на завтрак. Медсестра спросила меня, какую компанию я предпочитаю: мужскую, женскую или семейную. Я выбрал мужскую.

– Тогда пойдемте, я вас провожу. За семнадцатым столиком мужчина, который тоже предпочитает мужскую компанию.

Мужчина сидел, как говорят, уткнувшись в тарелку, не обращая внимания на нас. Я поздоровался, ответа не последовало.

– Прибывшим сегодня полагается дежурное меню, а на завтра вот, пожалуйста, можете заказывать, – сообщила медсестра, подала меню и карандаш. – Сейчас официантка принесет вам завтрак.

Мужчина неотрывно поглощал содержимое тарелки, очевидно, спешил. Я присмотрелся: да это же мой старый-старый знакомый! Последний раз мы виделись очень давно.

После института я был направлен на завод «Тяжмаш», где мне предложили работу в монтажном отделе. Начальник отдела, мужчина лет пятидесяти, спокойный, уравновешенный, на табличке было написано: к. т. н., кандидат технических наук, расспросил меня о моих стремлениях и планах на будущее. Ничего такого сформировавшегося у меня еще не было.

– Правильно сделали, что решили начать трудовую деятельность инженера в монтажном отделе, – одобрил он, – поскольку на монтаже оборудования выявляются все недостатки конструкторские, производственные и прочие. Мы, представители завода, или, как нас еще называют, шефы, следим за этим. Когда всплывает конструкторская ошибка, надо принимать решение, как исправить, срочно консультироваться с ведущими специалистами, вызывать на место. Выявляется много брака, дефектов, допускаемых на заводе рабочими. По этому поводу часто приходится выслушивать замечания от монтажных работников в довольно крепких выражениях. В общем, я не буду возражать, если вы поработаете в бригаде слесарей и электриков.