– Так что вы выбрали на десерт? – Официант, оказывается, все это время стоял рядом, за ее стулом.

– Мне что-то больше ничего не хочется, – сказал Игорь. – А тебе?

– Пожалуй, мне тоже…

Есть мнение, что время обожает путаться в римских цифрах. Оно словно с наслаждением чешется об углы и иглы этих неповоротливых «XIII» и «XIV», застревает и натягивается. Не исключено, что именно поэтому Римская империя так долго задержалась на Земле.

И наоборот, время беспрепятственно и торопливо скользит по кругу между гладких и округлых арабских завитушек, не оставляя следов и отметин.

У Игоря часы фирмы «Монблан», именно с круглым циферблатом и только тремя символами: «3», «6» и «9». Времени тут и зацепиться не за что. Вот оно течет себе и течет.

На Пушкинской площади нет солнечных часов. Но Игорь точно знал, что было ровно три, когда столкнулся там с Леной.

Прошло почти четыре года… Оба торопились, но десять минут – посидеть в кафе «Пирамида» – у них нашлись.

Кофе дымился в чашках недоверчиво и настороженно.

– Как ты?

– Как всегда…

– А как?..

Хоть они и сидели против друг друга, но каждый чувствовал себя как перед обрывом.

Тогда Лена все же вышла замуж за Вадима. Но жизнь их не заладилась, и сейчас уже полтора года, как они разошлись.

А Игорь с женой развода до сих пор не оформил. Просто жил отдельно, один. Впрочем, у Игоря есть подруга. Хорошая женщина, тоже с ребенком.

Вите Горбушину здорово повезло. Все так считали.

Токарь Вова Орлов, сосед по подъезду, хлопнул его при всех по плечу и сказал:

– Подфартило Витьке! Стакан с него!

Старенькая мама всплакнула на радостях. И даже бывшая жена Светланка, когда заезжала за зимними вещами, фыркнула:

– Дуракам везет!

Витя был согласен. Не про дурака, конечно, а про то, что посетила его Удача. Да посудите сами: Витя на две недели летел за границу. И летел за чужой счет.

Получилось так, что Витиного непосредственного начальника Вячеслава Арнольдовича Куряпина застукали с любовницей. И сейчас непосредственный начальник имел крупные семейные неприятности и встревоженный вид. Над всем его отлаженным бытом и образом жизни нависла реальная угроза. Квартира, в которой он жил с семьей из трех человек, принадлежала теще. На должность, с которой он кормился, устроил его к своему приятелю тесть. Машина оформлена на жену, а дача в совместном пользовании. Серьезных накоплений нет. Разводиться нельзя никак – по миру пойдешь.

Он-то как раз и собрался этот мир посмотреть, но па вернувшись в гостиницу, без спешки и настороженности, вдумчиво полакомиться большим сочным телом экономистки. Сорвалось…

Все уже было оплачено, забронировано и подтверждено. И билеты, и гостиница, и прочее оформление. Сорвалось…

Теща некстати заявилась на дачу, застукала. Устро ила скандал, дура. Припомнила ему, Славику Куряпину, подкидышу голоштанному, лимитчику чумазому, все добро, которое они с тестем, неутомимым тружеником безопасности движения, ему понаделали. И квартиру, и должность, и дочь свою, камбалу лупоглазую, и продукты питания в дефицитные годы, и памперсы для дочки, внучки своей, и подарки новогодние двухкопеечные. Все-все припомнила теща, ничего не пропустила, словно по списку читала.

Теперь Вячеславу Арнольдовичу придется притихнуть, замереть, как партизан в засаде на обочине смоленского тракта. Месяца на два-три. Жена-то ладно, подуется и отойдет. Куда денется? В разведенки? А вот теща… Эта может не на шутку разъяриться и довести до развода, разрушить семью.

Теща – баба скверная, хабалка матерая, почетный ветеран базарных скандалов. Орет как дрищет, дрищет как пляшет! Раскроет пасть свою разноцветную, всю в мостах и руинах, словно Венеция после бомбежки, глаза выпучит – и затрубит Путиловским заводом перед утренней сменой. Трактором не сдвинешь. Одно теперь остается Вячеславу Арнольдовичу – перетерпеть.

И решает Куряпин в зарубежную поездку, чтоб билеты не пропадали, а койка не пустовала и завтраки оплаченные не тухли, вместо себя отправить дублера. Запустить, как говорится, на орбиту резервный экипаж. Ведь нетрудовые накопления ему никто возвращать не собирается. А денег жалко.

Выбор дублера и пал на Витю Горбушина, человека непорочного, в поступках несмелого и тихого. Болтать не будет, но в душе преданность затаит.

– Так, Горбушин, говори «спасибо». Летишь за границу. Пробудешь две недели. Гостиница забронирована.

Витю такое предложение аж всколыхнуло всего. Словно прохладный ветерок под рубашкой пробежал. И от этого он еще тише притих и вздохнуть глубоко неделю не смел.

Насторожился поначалу: как бы пассию начальникову не поручили: вгоняй, дескать, в нее с усердием, за завтраки, за билеты, за крышу над головой, за пансион отрабатывай. А Витя, надо прямо сказать, эту толстуху из планового не хотел даже в смелых мечтах. Необъятная она больно, рыхлая и густо пахучая. Не нравился ему такой план. Не одобрял он его.

Но пронесло. Опять не подвела Судьба – освободило руководство от половой повинности.

Вячеслав Арнольдович не знал просто, упустил за своими заботами, что полгода как ушла от Вити жена его Светлана. Совсем ушла, со сменой фамилии ушла. К кому-то побойчее ушла.

Расстроился было Куряпин – хотелось ему почему-то послать именно парочку: самца и самочку. Но делать нечего, пришлось Вите Горбушину собираться за рубеж одному.

Родне и приятелям по месту жительства сказал, что наградили его, самого младшего научного сотрудника, за усердный труд отпуском к морю. А сослуживцам – что наследство получил: мол, теткин дом в Моршанске с сеструхой двоюродной продали посмертно и деньги поделили.

– Повезло! – сказали все, и на работе, и по месту жительства.

Один только Витя знал, что денежки придется вернуть, отмыть, как сейчас принято говорить, и вернуть. Куряпин теперь Вите премию будет выписывать в квартал, когда тысячу, а когда и все три с половиной, а Витя – ему отдавать. Такой вот расклад. Целая морока.

Витя Горбушин давно и прочно был человеком маленьким. Не по параметрам своим и габаритам, а по размерам того места, которое он занимал в жизни других людей. Да и в своей собственной, Витиной жизни, если правде в глаза смотреть, он играл небольшую роль.

Витя быстро привык, что всю жизнь ему предстоит пробыть МНСом – мелким незаметным сотрудником, и тогда, когда станет он пожилым и покрытым сеткой морщинок, его по-прежнему все вокруг, даже совсем молодые специалисты, будут называть просто Витей. Он смирился, что масштаб его личности измеряется эпохами или вехами, громкими победами и судьбоносными решениями, как у некоторых, а невнятными, неказистыми величинами вроде вершков или наперстков. Ему было очевидно, что над ним всегда, как небо, будет начальство, и с этим уже ничего не поделать. Так и намерен был Витя скоротать – именно скоротать – свой век, незаметно и тихо, без потрясений и новостей, но…

Итак, Витя летел в заграницу. Снял с книжки все денежки, занял еще у матери и у брата Мити, сколько дать смогли, от себя отнимая, да и обменял их все на свободно конвертируемую валюту. Получилось ни много ни мало семьсот тридцать пять долларов.

В аэропорт Витя приехал один, без провожающих. Не маленький, разберется, что к чему, самостоятельно. Институт, чай, за плечами. Главное – не хранить все ценные вещи вместе. Паспорт в пиджак, билет в брюки, бумажник в сумку.

Опрятный, молодой, всего чуть за тридцать человек в очках собрался за рубеж. Что тут такого? Нормально. Когда-то надо начинать жить по-человечески, дышать полной грудью, ходить с высоко поднятой головой. Так, где тут у нас заграница? Ага, мне сюда…

С Леной Витя познакомился сразу, оторопев от собственной смелости.

Он заполнял таможенную декларацию, а у миловидной женщины с ярким рюкзачком за спиной не оказалось ручки, чтобы писать. Витя предложил ей свою шариковую, запасную. Потом она спросила про несопровождаемый багаж, который нужно отмечать в декларации, он заглянул – оказалось, они летят одним самолетом.