На борту сели рядом. Витя положил свою сумку и рюкзачок Лены в ящик над сиденьями. Они разговорились. Лена летела кататься на горных лыжах. Тоже на две недели. От города до высоких гор, оказывается, всего три часа езды на автобусе, но там уже снег и горные лыжники.

Когда разносили обед, Витя и Лена вместе выпили вина, терпкого, красного, со щемящим привкусом ранней осени и рябью неосознанных желаний. Земля была далеко внизу, под мягкими, чистыми, заботливыми облаками, по которым стремительно и незнакомо скользила тень Витиного самолета.

И сам Витя чувствовал себя совсем по-другому, этаким героем киноленты, опытным и неотразимым. И решил он тут заказать у стюардессы выпить еще, тем более, видел, что другим приносят и водку, и даже виски. Прямо на место, в кресло. Эх, заграница!.. Оказалось, что за это надо платить. Доллары! Вот это да! Действительно как в кино!

Надо значит надо. Виски, пожалуйста. «Белая лошадь»! Витя встал, открыл ящик, достал из сумки бумажник и расплатился зеленой бумажкой с президентом в центре. Знай наших! Бросил портмоне на столик перед собой.

Лена от виски не отказалась. Выпили. Тяжелый, колючий, с привкусом свинарника глоток, раздирая глотку, сорвавшимся лифтом рухнул внутрь Вити. На глазах выступили слезы. Витя закашлялся. Голова пошла кругом, дыхание перехватило. Лена слегка постучала ему по спине. Он с благодарностью повернулся в ее сторону. Она улыбалась, в ее улыбке с ямочками на щеках и морщинками у глаз Витя сквозь слезы разглядел доселе невиданное: радость улыбаться ему, Вите Горбушину. Сквозь уже высыхающие слезы Витя каллиграфически отчетливо увидел, что он понравился Лене. Никаких сомнений. Сейчас во все глаза Лена глядела на него с удовольствием и любопытством, надеждой и – просто чудо! – с желанием. О, что тут произошло с Витиной душой! На Витину увядшую, как забытая на солнце виноградинка, душу словно пролили из миниатюрной серебряной леечки с длинным плавным носиком влагу. И не обыкновенную хлорированную воду из-под крана, а окропили, если можно так выразиться, прохладным невесомым северным сиянием, доставленным с самого Северного полюса на упряжке оленей с ветвистыми серебряными же рогами. И Витина душа ожила! Она принялась излучать свет, заискрилась и как бы проросла. Неизвестно, как это выглядит, но ощущение было таково: словно побеги тонкого вьюна, словно усики молоденькой клубники показались на поверхности души и потянулись в сторону сердца. Витино сердце пришло в движение и забилось часто и горячо. Чувствуя, что влюбился, Витя выпил еще виски. Пока виски не кончился, Витя размышлял над вопросом: когда открыть Лене свою любовь. С последним глотком он решил, что сделать это нужно немедленно. А тут как раз и прилетели – все на выход. Витя встал, твердо помня, что ценные вещи должны храниться отдельно, и сунул бумажник обратно в багаж.

С Леной простились на улице. Витя уже начал говорить про любовь, но Лену ждал целый двухэтажный автобус с горнолыжниками, и он постеснялся, да тут к нему подошел человек с табличкой «Мr. Kouriapin, Отель ЭКСПО».

Как найти потом Лену, Витя спросить забыл.

В машине Витю развезло. В целом он еще соображал, но ни одного иностранного слова из тех, что усердно заучивал все дни до отъезда, вспомнить уже не мог. Только сидел и пялился в окошко, ничего не соображая.

Встретивший Витю в аэропорту и подвезший его мужчина в гостинице оформил все сам.

В номер Витю проводил гостиничный парнишка в круглой красной шапочке и коротком сюртучке. Витя хотел дать ему чаевые – он специально на этот случай имел один потрепанный доллар. Он начал было шарить в сумке, но вскоре забыл, чего хотел. Парнишка подождал пару минут, потом сунул в руку Вите магнитную карточку, служившую в этом отеле и ключом от номера, и включателем электричества, плотно зашторил окно тяжелой занавеской и, со словами «Тебе надо проспаться», удалился.

Витя провалился в сон.

Когда трехцветный режим светофоров перешел в ночной «желтый мигающий», а мусорщики чутко шевельнулись в постелях, предчувствуя подъем, в Витином мозгу кое-что стряслось. Его мозг, как сухое звонкое березовое полешко, размашисто, с оттягом и кряком, расколола мысль: «Почему я не нашел бумажника?»

Витя сел.

– Где я?

Электричкой пронеслась череда последних событий Витиной жизни. Куряпин, Вероника Павловна, теща, билет, аэродром, Лена, самолет, виски, Лена, Город, автомобиль, портье. Бумажник!!! Деньги!! Где они? Что с ними?

Кромешная тьма. Не видно ни зги. Тишина.

Витя пошевелил пальцами на руках. Пальцы на руках послушались. На ногах? Неизвестно… Мучительно хотелось пить. Воды! Пить! Но не только. Еще и помыть. Помыть кое-где…

По-видимому, пока Витя, разинув пасть, спал, кто-то приказал разбить у него во рту полевой, солдатский, на пять-семь очков сортир, слив в котором, всем известно, не предусмотрен, и запустил туда роту госпитализированных с подозрением на дизентерию новобранцев. Витя, как лопатой, пошарил шершавым языком… густо навалили, салаги. Пить! Воды!! Где вода? Ничего не видно. Почему?

Витя потрогал правый глаз. Глаз был открыт. Широко, в полный размер, только смотреть им не получалось. Второй глаз он отыскал не сразу. Попадалось ненужное: ноздря, ухо, даже коленка, колючая щека… Наконец нашелся и левый глаз, тоже, кстати, открытый.

– Ночь! – осенило Витю. – Ночь тут у них! Понятно.

Витя потрогал руками вокруг себя. Он сидел на койке, одетый, с ногами, в ботинках, в плаще и кепке. Хоть не голый… Витя расширил радиус обследования. Попались: стена, ворсистый пол, сумка на полу, на сумке подвяленная блевотина. До потолка Витя не дотянулся. Надо искать воду.

Из литературы он знал, что Север можно определить по расположению на стволах деревьев лишайника, дорогу домой укажет Путеводная звезда и Южный Крест, сезон дождей длится с мая по сентябрь, а воду поможет отыскать медная рамка или лоза. Есть даже специальные люди – лозоискатели…

– Эй! – несмело позвал Витя.

Ему ответила тишина. Никто из лозоискателей не откликнулся. Как быть? Дожидаться сезона дождей?.. Может, домой податься? Где там нужная звезда, которая укажет дорогу? Витя посмотрел вверх. Кромешная тьма. И тут он догадался!

– Идиот! Я же в гостинице, в здании, сквозь потолок звезд не видно. Надо в окно глядеть! Там все звезды. А как найти окно?

На этой мысли Витю вдруг начало мутить. Снизу, из живота, стали накатывать волны. Напористые и мутные. Тоже, видать, мечтали к звездам. Блевать второй раз на сумку Вите не хотелось. Нужно искать унитаз.

Унитазы всегда стоят в туалетах, а в туалеты немощные люди ходят, опять же, как известно из литературы и кинематографа, по стеночке.

– По стеночке! – обрадовался Витя. – Есть логика! Есть новое мышление! Где тут стеночка была?

И Витя подался в путь.

Стеночка была ровной, прохладной и все время справа. Идти вдоль нее Вите нравилось. Скоро, очень скоро он найдет воду. В унитазе. Много воды. И попить, и пасть помыть, и блевануть туда… Великая вещь – унитаз… Витя прибавил шагу и… Уткнулся в тряпку. А это что? Пальто на вешалке? Полотенце? Занавеска? Витя потянул, дернул… тряпка пришла в движение и… на Витю хлынул золотой свет. Портьера отъехала, освободив целую стену света, море света. Сквозь чистое стекло, толкаясь и напирая друг на дружку, в Витин номер ворвались огни. Желтые от степенных уличных фонарей, суетливые светофорные, удаляющиеся редкие габаритные, прямоугольные из окон полуночников и, конечно же, золотистый от большой, круглой, специально наклонившейся пониже Луны. Витя замер не веря, своему счастью: до двери в туалет всего два с половиной метра.

Воду он пил не из унитаза – сказалось высшее образование. Хотя разумнее, конечно же, именно из унитаза. Ноги дрожат, не держат. С коленей было бы куда удобней. Пил он из-под крана. Глоток выходил гулким, протяжным и с комками. Вода нашла дорогу к каждой клеточке, к каждой жилочке и закутку Витиного небольшого тела. Она побурлила вокруг зубов, с шипением всосалась в язык, поплескалась в желудке, прожурчала в тонком кишечнике и прополоскала мозги. Влажные мозги тут же посетила светлая мысль: а почему бы не включить свет? Витя нажал выключатель. Свет не загорелся. Что делать, Витя не знал и отложил эту проблему на потом, когда он прояснит ситуацию с бумажником.