— Что-то на тебе слишком много одежды!

Эвелина игриво улыбнулась.

— Неужели?

— Ага! — в его голосе послышались нотки желания. — Ну-ка, иди сюда!

Курт притянул ее к себе, ослабил шнуровку ее платья и стащил его через голову. Под ним больше ничего не было.

— Какая же ты красивая! — заворожено прошептал он, жадно пожирая ее глазами.

Она опустилась на перину, полностью обнаженная, а он встал на колени рядом с ней, безотрывно любуясь ее волнующей красотой. В мерцающем отблеске свечей кожа Эвелины отливала бронзой, а бархатные тени мягко подчеркивали ее манящие формы. Она ловила восхищенный взгляд любимого мужчины, чувствуя, как внутри разгорается пламя. Курт даже не дотронулся до нее, а она уже вся дрожала и текла от возбуждения. Ее тело извивалось в томной неге, бесстыдно открывая его взору соблазнительные изгибы.

— Моя! — судорожно выдохнул он, будто сам не веря своим словам.

— Иди ко мне! — простонала она и притянула его к себе за ворот рубахи, не в силах больше терпеть эту сладкую пытку.

Курт страстно прильнул к ее рту, и она ощутила чувственную мягкость его губ, и жесткое прикосновение рассекающего их шрама. Его жгучие возбуждающие поцелуи вызывали мгновенный отклик внизу живота. Эвелина жадно вдыхала горький запах можжевельника, исходящий от его волос. Удовольствие накатывало на нее и жаром разбегалось по телу, сбивая дыхание и вырывая стон из груди.

В четыре руки они стащили с него одежду. Эвелина запрокинула голову, и Курт впился губами в ее шею. Она, задыхаясь от желания, ласкала широкую спину и сильные плечи, ощущая под пальцами крепкие мускулы и грубые рубцы, бороздившие его кожу. Его руки, обветренные, но такие нежные, неудержимо скользили по ее телу. Он покрывал ее всю неистовыми поцелуями. В прошлый раз Курт исколол ее щетиной, но теперь он был гладко выбрит, и Эвелина чувствовала приятную шершавость его подбородка. Его руки и губы пьянили и туманили разум. Они, то едва касались кожи, как крылья бабочки, то становились жадными и требовательными, почти причиняя боль. Эта сладостная мука дразнила ее и сводила с ума, заставляя чувственно изгибаться и дрожать от вожделения.

Перед тем, как войти в нее, он на секунду замер, опершись на руки и пристально глядя ей в глаза. Эвелина застонала, не в силах больше терпеть. Желая поскорее ощутить его в себе, она обхватила его бедра ногами и подалась навстречу, насаживаясь на член. Курт глухо зарычал и глубоко проник в нее. Ее тело заполнила жаркая пульсация, которая разгоралась все ярче и ярче, пока не взорвалась вспышкой ослепительного наслаждения.

Он продолжал двигаться в ней, и когда она вновь была готова достигнуть пика, с его губ сорвался хриплый стон и он, больше не сдерживаясь, позволил мощной волне блаженства вознести их на самый гребень, обрушить вниз и накрыть с головой, сотрясая тела сладкой дрожью, и заставляя в унисон повторять:

— Люблю!

***

За окном занимался рассвет, и восходящее солнце заливало небо нежно-розовым перламутром. Легкий ветерок врывался в распахнутое окно, шевеля занавесками и принося желанную прохладу разгоряченным телам. Любовники, уставшие, но счастливые, в обнимку лежали на матрасе, опираясь на высокие подушки. Эвелина доедала последний пирожок.

— Ну вот, теперь вся постель будет в крошках! — с набитым ртом пробурчала она.

— А кто-то говорил, что не ест по ночам! — ехидно заметил Курт.

— Я же не знала, что ты такой… ненасытный.

— Я? — притворно изумился он. — Это же не я сожрал все пирожки!

— Я не об этом!

— А о чем?

— Сам знаешь, о чем!

— Я же тебя так долго ждал! Вот, наверстываю упущенное!

— И сколько же ты ждал? — Эвелина подняла бровь.

— С тех самых пор, как ты вернулась с учебы!

— Ха! Всего лишь?

— Всего лишь? — переспросил он.

— Вот я, например, люблю тебя с четырнадцати лет!

Курт изумленно уставился на нее.

— Что? Ты это серьезно?

— Вполне!

Он недоверчиво прищурился.

— Да ну, не ври! Ты же, помнится, строила глазки всем юнцам в округе!

— Так я это делала, чтобы ты поревновал! — усмехнулась она. — А ты не ревновал — чурбан бесчувственный!

— Так ты же была соплей малолетней! Я ж не извращенец какой!

Ее брови взметнулись вверх.

— Что?! «Соплей малолетней»? Ах ты, старый хрыч! — Эвелина возмущенно стукнула Курта кулачком по груди.

Он жадно притянул ее к себе.

— Иди сюда, моя малолеточка!

***

После полудня, немного отоспавшись после бурной ночи, Курт и Эвелина отправились в казармы Монетной Стражи. Они решили не откладывать дело в долгий ящик и расторгнуть контракт наемника для того, чтобы уберечь его от наказания, если их связь раскроется. Зиглинда конечно, прикрыла бы его, но недоброжелатели могли сообщить высшему начальству на материк, и тогда дело грозило бы закончится трибуналом.

Они вошли в кабинет генерала. Эвелина села на стул, положив ногу на ногу, а Курт встал рядом, по обыкновению скрестив руки на груди.

Женщина оторвалась от бумаг и с любопытством посмотрела на них.

— Чем могу быть полезна?

— Я хочу расторгнуть контракт Курта, — Эвелина сразу перешла к делу.

— В чем дело? — насмешливо спросила Зиглинда. — Он плохо выполнял свои обязанности?

— Наоборот, даже слишком хорошо! — парировала Эвелина.

Обе взглянули друг другу в глаза и неожиданно рассмеялись.

— Может, мне выйти за дверь, чтобы вы могли поделиться маленькими грязными секретами? — пробурчал Курт.

Зиглинда подошла к шкафу и извлекла оттуда толстую папку.

— Ты уже подумал, что будешь делать дальше?

Курт думал об этом. После расторжения договора он собирался вновь принять на себя обязанности капитана стражи. Но к несчастью, тогда он не смог бы видеться с Эвелиной так часто, как ему бы хотелось. Ему не нравилась эта мысль, но он не собирался сидеть на ее шее. Одно дело — брать деньги с нанимательницы, а совсем другое — с любимой женщины!

Его возлюбленная не была сказочно богата. Княжна де Сарде вышла замуж за обедневшего дворянина против воли родителей, и все наследство, за исключением небольшого имения, досталось ее брату — князю Орсею. Эвелина унаследовала это имение от матери, но оно приносило лишь мизерный доход. С большого расстояния контролировать действия управляющего было невозможно, поэтому Эвелина не знала, какую часть прибыли он кладет в себе в карман, а какую — отправляет ей. На Тир-Фради у нее не было ни клочка земли, и даже резиденция в Новой Серене, по факту, принадлежала Константину, поэтому, большую часть средств к ее существованию приносило жалование эмиссара.

Не дожидаясь ответа, генерал продолжила:

— Полагаю, ты и дальше хотел бы сопровождать леди де Сарде? Скажем так, на добровольных началах.

Он удивленно уставился на нее.

— Да… но, откуда ты знаешь?

Женщина насмешливо приподняла бровь.

— Я, может, и старая, но не слепая. Боюсь, как бы от искр, что проскакивают между вами, не загорелся ковер.

При этих словах Эвелина зарделась, а Курт смущено уставился в пол.

— Вот что, Курт, скажи мне, сколько лет ты служишь без перерыва? — продолжила Зиглинда. — И, кроме того, мне не стоит забывать, благодаря КОМУ я сижу в этом кресле, а не валяюсь в сточной канаве с перерезанным горлом! Думаю, ты заслужил отдых. Значит так, я даю тебе бессрочную увольнительную. Разумеется, капитанское звание и жалование останутся за тобой!

Курт колебался. Ему претила мысль, получать плату, ничего не делая, но так у него, по крайне мере, будет свой доход, что позволит не зависеть от денег возлюбленной.

Генерал словно прочла его мысли:

— И не думай, что будешь почивать на лаврах! У нас полно бестолковых рекрутов, которые не знают, с какой стороны держать меч. Так что, тебе всегда найдется занятие, когда ты не будешь занят спасением мира.

***

На деревянном столе во внутреннем дворике лежали разобранные пистолеты, а Курт чистил и смазывал их. Эвелина сидела напротив и, подперев рукой подбородок, наблюдала за ним. Стояла отличная погода, ярко светило солнце, дул легкий ветерок. Эвелина о чем-то задумалась, а потом, вдруг спросила: