Наконец, когда боль чуть отпустила, в ее голове вновь проснулся голос разума.

«Ты, вообще-то, помолвлена с мужчиной, о котором мечтала бы любая женщина, — ехидно нашептывал он. — Тебе следует подумать о нем! А вместо этого — ты ревнуешь своего охранника к туземке! Ты должна вести себя как благородная леди, а не как похотливая идиотка!».

Эвелина взяла себя в руки, вытерла слезы и, нацепив на лицо маску равнодушия, вернулась к своим спутникам. Похоже, все были настолько поглощены соболезнованием Сиоре, что никто так и не заметил ее недолгого отсутствия.

***

Позже, лежа без сна в палатке, Эвелина, как подобает верной и преданной невесте, попыталась вызвать в памяти образ своего жениха. После того памятного «рандеву на троих», она до отъезда Александра встречалась с ним еще несколько раз. Курта она, разумеется, больше с собой не брала.

Новая Серена была построена всего несколько лет назад, и из развлечений в ней имелся лишь небольшой театр и несколько ресторанов. Выбирать особо не приходилось, поэтому, пару раз они с принцем посетили спектакли, заканчивая вечер ужином в одной из харчевен.

В театре Эвелина невыносимо скучала. Ей было крайне нудно смотреть на кривляния захолустных актеров и их бездарные ужимки и прыжки. Сюжет обычно был скучен и банален, а декорации — намалеваны бесталанным мазилой.Но приходилось делать вид, что она безумно увлечена представлением, ведь истинным леди полагалось высоко почитать сценическое искусство.

Эвелина ловила себя на том, что с принцем ей постоянно приходилось притворяться кем-то другим. Ее жених был настолько идеален, что она чувствовала себя на его фоне какой-то неотесанной деревенщиной. Она по полдня готовилась к свиданиям, перебирая ворохи платьев, мучительно размышляя, в каком же из них она будет выглядеть наименее провинциально, и доводя служанку до слез требованиями переделывать ей прическу по несколько раз подряд. Эвелина терпеть не могла вычурные наряды и башни на голове, но теперь ей приходилось соответствовать высокому статусу благородной дамы и невесты наследного принца.

Несколько раз они побывали на балах и приемах, которые закатывали высокопоставленные друзья Александра. Она смотрелась среди утонченных и напомаженных дворян как белая ворона. Разумеется, все благородные дамы и господа являли собой саму любезность и очарование, однако, Эвелина была не дурой и видела, как искажаются их лица, когда они думают, что она на них не смотрит. Замечала, как они перешептываются, насмешливо поглядывая в ее сторону, и резко замолкают, стоит, лишь, ей подойти поближе.

Впрочем, к такому отношению она давно уже привыкла еще при дворе князя, так как всегда выделялась из толпы бледных аристократов. Однако раньше ей никогда не приходилось сталкиваться с таким бешеным потоком злобы и зависти от женщин. Благородные дамы, одетые по последней моде, с вычурными многоярусными прическами и обвешанные драгоценностями с головы до ног, алчно пожирали глазами Александра, а на Эвелину смотрели с завистью и недоумением: «И что он в ней нашел?». Они постоянно говорили Эвелине колкости, замаскированные под любезности. Однако, ее бы не назначили эмиссаром Содружества, если бы она не умела парировать ядовитые шпильки, так ловко, что злопыхательницы, в итоге, чувствовали себя облитыми дерьмом с ног до головы.

Много раз завистницы пытались испачкать платье Эвелины вином или вывалить на него тарелку с закусками, чтобы выставить ее на всеобщее посмешище. Однако, та не зря столько времени уделяла тренировкам. Молниеносная реакция позволяла ей ловко уворачиваться от падающих бокалов и опрокинутых блюд. При виде очередной разодетой красотки, которая с любезной улыбкой приближалась к ней, неся в руках напиток или пирожное, Эвелина внутренне собиралась, уже зная, к чему готовиться.

Ей до смерти надоело все происходящее, и она хотела, было, закончить этот балаган, объявив Александру, что не сможет стать его женой. Перед каждой их встречей она собиралась с ним объяснится. Но он, непостижимым образом, все сильнее и сильнее влюблялся в нее. А Константин пребывал в таком диком восторге, предвкушая возможность заключения союза между двумя государствами, что у нее просто не поворачивался язык разрушить их мечты. Кроме того, существовала опасность, что разорвав помолвку, она навлечет на Содружество гнев правящей династии Риордана, а это было чревато дипломатическим скандалом, а то и войной!

Когда Александр уехал на материк, чтобы уладить формальности с бракосочетанием, она вздохнула с облегчением. Проблема, конечно, не была решена, а просто откладывалась на неопределенное будущее, но ей, по крайней мере, какое то время не придется таскаться по балам и театрам, изображая из себя светскую львицу.

***

Каждую неделю в Новую Серену приходили корабли с материка и привозили с собой письма от Александра. Он присылал ей многостраничные опусы, наполненные дифирамбами и признаниями в любви, и от такого количества сладкой патоки в ее адрес у Эвелины буквально сводило скулы.

Она сидела в своем кабинете за массивным дубовым столом, по которому были разбросаны страницы очередного послания от принца. Кажется, это было третье или четвертое неотвеченное письмо, что уже становилось неприличным. Под столом валялась куча скомканных бумажек, а на листе, лежащем перед Эвелиной, сиротливо виднелись выведенные ее рукой слова:

«Дорогой Александр!..»

Это было все, что она смогла сочинить за последние два часа. Обычно, у нее не было проблем с написанием пространных посланий, ведь, в конце концов, это являлось основной частью ее работы. Но когда дело коснулось любовного письма, ее фантазия наотрез отказалась работать. Эвелина не могла выдавить из себя ни слова без того, чтобы это не казалось ужасно фальшивым и наигранным.

Эвелина страдальчески закатила глаза и встала из-за стола. Она подошла к окну, желая немного отвлечься. Внизу у ограды резиденции стояли Курт и Васко, о чем-то беседуя и явно наслаждаясь прекрасной погодой. Эвелина невольно залюбовалась статной фигурой наемника. Лучи заходящего солнца падали на его мужественное лицо и медным блеском отражались в русых волосах. Кафтан из грубого сукна выгодно подчеркивал широкие плечи и сильные руки, а сквозь расстегнутый ворот рубахи виднелась полоска темных волос на груди…

Внезапно, Эвелине на ум пришло столько любовных слов и восторженных эпитетов, что она, схватив перо и бумагу, принялась судорожно записывать свои мысли, пропуская, разве что, самые пошлые. Через несколько минут письмо Александру, наконец-то, было готово.

Принц пришел от послания в такой восторг, что перечитывал его едва ли не каждую минуту, бережно храня драгоценную бумагу в нагрудном кармане, поближе к сердцу. Он был поражен, сколько страсти скрывалось за маской холодной неприступности его невесты, и с величайшим нетерпением предвкушал первую брачную ночь.

***

Курт, Петрус и Васко сидели в таверне, наполненной громкими голосами и раскатистым смехом. Трактирщик поставил очередные кружки с элем на грубый деревянный стол.

— Предлагаю выпить за прекрасных дам! — Васко сдул пену и поднял свой бокал.

— Отличный тост, сын мой, — отозвался Петрус и отсалютовал приятелям.

— Угу, — одобрительно промычал Курт и тоже поднял кружку.

Отхлебнув горьковатый напиток, капитан продолжил:

— Скажите-ка, дорогой Петрус, к кому из наших прелестных спутниц вы бы подкатили?.. Ну, разумеется, будучи моложе… лет, эдак, на пятьдесят!

— Мой юный друг, — ответил святой отец, — когда я был на пятьдесят лет моложе, я подкатывал, разве что, к своей нянюшке, сидя верхом на деревянной лошадке.

— И все же, — настаивал Васко. — Друзья мои, что вы думаете о нашей Сиоре? Не правда ли, она похожа на прекрасный цветок, расцветший средь дикой степи?

— Чудесное сравнение, сын мой, — отозвался Петрус, отхлебнув из кружки.

— Угу, — пробормотал Курт, потягивая эль.

Капитан приложил руку к груди и страстно продекламировал: