— А-ха-ха-ха!

— А чего ты смеёшься? Чего смешного?

— Я оказался прав, май дарлинг! Эти трое стоят друг друга. И я не знаю, кто из них гаже, — с отвращением сказал Джерри.

— Ну ладно, допустим, ты был прав. И что дальше?!

— О, гхош, что я слышу?! Ты признала, что я прав?! Тебя покусала муха раскаяния? Надо же! Какие планы на вечер? — сменив тон, замурлыкал он. — Ты приедешь сегодня, май дарлинг? Или мне заехать за тобой? Может, мы сходим куда-нибудь, м?

— Не хочу…

— Фэр, что с тобой? У тебя голос испуганный. Это что-то личное, и ты не хочешь мне рассказывать, так? — выпытывал Джерри.

И это стало каплей, которой Фернанда боялась.

— Нет… да… вернее, — она всхлипнула.

— Так, понятно. Ты где сейчас? Дома? В комиссариате?

— Сижу на автобусной остановке на Авенида Корриентес 2102, — шмыгнула Фэр носом. — Рядом с Банком Нации.

— О’кей, я выхожу с танцкласса. Скоро приеду. И не вздумай сбежать! Сиди на месте!

Через двадцать минут Фэр уже ожидал уютный салон Феррари. А Джерри ничего не спросил. Вручив девушке платок, пристегнул её ремнём безопасности и увёз к себе домой.

Избежать беседы с Джерри не вышло. Накормив Фэр креветками, запечёнными с сыром, и напоив квастом [2], он пристал с вопросами. И она рассказала о преподавателе.

— Сегодня я была в школе, — в ладонях Фернанда мучила хрустальную кружку, похожую на пивную, но меньшего размера, и жутко дёргалась, понимая, что Джерри не отстанет. — И я видела этого дегенерата.

— Он тебя обидел? — насторожился Джерри. Сам он пил крепкий травяной чай.

Фэр осторожно кивнула, сама себе напоминая бездомного котёнка, которого обидели злые псы.

— Чуть не задушил. Но я не боюсь ушлёпков, я же полицейская. Я его ударила. Но… просто, просто этот Иван, он… он брат моего бывшего, который выпил мне всю кровь. Вот, — Фернанда на Джерри не смотрела — он такой пронырливый, ещё прочитает что-нибудь в её взгляде.

— Ясно, — Джерри отставил чашку. — Ты вспомнила о бывшем и поэтому расстроилась?

— Не совсем. Я вспомнила о том, что вытворял этот козёл. Я от него сбежала, потому что он изверг и хотел сломать мне жизнь. Я думала, что больше не встречу его и членов его семейки. Но вот опять… Откуда Иван тут взялся, не понимаю. Семь лет назад он жил в Штатах, — Фэр всхлипнула, утирая лицо платком, заимствованным у Джерри.

— Ну-ну, не надо так убиваться, — он придвинулся. Обнял за плечи. — Ты уже большая девочка. Не думал, что увижу, как этот крепкий орешек Фернанда Ривас рыдает, как маленькая девочка, — и хихикнул.

— Очень смешно! Я прям вся оборжалась! — Фернанда отпихнула Джерри, пролив остатки кваста.

— Хватит злиться, — сказал он примирительно, вручив ей салфетку. Фэр, угрюмо сопя, начала вытирать блузку. — Хочешь, я позвоню Алвесу? Он найдёт управу на этого дегенерата.

— Это было бы супер, но я никому не хочу рассказывать, что он — брат моего бывшего!

— А это здесь причём? — не понял её Джерри. — Опять ты включила дурочку? Или бывший для тебя ещё что-то значит? — лицо его помрачнело, а глаза мгновенно погасли, будто свеча на ветру.

— Это не так! Я его ненавижу! — в бешенстве крикнула Фэр.

— Тогда почему не хочешь наказать его брата? Он работает преподавателем и соблазняет учениц. Твоя племянница не единственная попалась в его лапы, не так ли? Его надо вытурить из школы и упечь в тюрьму!

— Но я не хочу подвергать Агустину допросам, — растолковала Фернанда свою позицию.

— Я думаю, Агустине придётся наступить себе на горло, или этому типу всё сойдёт с рук, — Джерри говорил с омерзением. — Ублюдков надо наказывать. Пойми, май дарлинг, ты не оградишь её от жизни. Она попала в историю и должна из неё выйти с честью. А ты хочешь её спрятать. Но когда обидчиков накажут, девочка будет гордиться собой и отпустит этот кошмар, сотрёт его из памяти. Иначе он, как любое незавершённое дело, станет мучить её годами. Неправду говорят, что надо прощать и ждать, когда жизнь сама накажет. Враньё! Дерьмо живуче, а осознание того, что оно счастливо и свободно, душит тебя изнутри. Поэтому месть — лучшее оружие, — голос Джерри зазвучал металлически, а глаза посветлели, обратившись в прозрачно-зелёные стекляшки.

Фернанда в кресло вжалась от его вида. Иногда Джерри её пугал. Но он прав — Ивана надо наказать.

Джерри поставил на уши Элио Алвеса, но тот сбросил его с луны — чтобы обвинить Ивана, нужны прямые улики, показания Агустины и других потерпевших девочек. А Иван наверняка их запугал. Общаясь с адвокатом, Джерри так надолго завис в телефоне, что Фэр уснула в гостиной. Проснулась ночью в спальне, в его объятиях. Во сне Джерри улыбался, и Фернанда верила: он без маски. Так лицемерить невозможно.

Но виски Фэр хлестала боль — последствия эпизода с Иваном. Неужели её память эту историю так и не убьёт? Семейка Палло чуть не изуродовала ей жизнь. А теперь и Агустине досталось. Твари! Ещё и размножаются. Трясут причиндалами налево и направо!

Наверное, каждому знакомо состояние, когда ты дико хочешь спать, но сон не идёт. Ты погружаешься в дремоту-галлюцинацию, а мысли крутятся, вертятся, как карусель… Фернанда вроде спала, а вроде бодрствовала. Выйдя из тела, разделилась на половинки: Фэр нынешнюю и Фэр из прошлого. Нынешняя обнимала Джерри Анселми, чувствуя запах его парфюма, его дыхание, и с виду безмятежно спала. А прошлая…

Восемнадцатилетняя девушка с глазами-кристаллами и мировоззрением — облаками из книг и сериалов. В драных джинсах, с осветленными в каштановый волосами, она гуляла по Нью-Йорку, неся за спиной рюкзачок — приехала поступать в Полицейскую Академию. Поступила. Ненадолго. Ведь появился он. Конрадо Палло — жгучий брюнет с янтарными глазами, чистокровный итальянец.

С детства живя в Нью-Йорке, он называл себя американским именем Конрад. Познакомились они нетривиально. Фернанда гуляла по Бруклинскому мосту, любуясь на Ист-ривер, и увидела: трое мальчишек лет десяти издеваются над кошкой. Животное барахталось и мяукало, пока «милые» ребята держали его над водой за шкирку. В Фэр с юности горела жажда справедливости, и она рванула на помощь кошке. Бросив животное, хулиганьё смоталось, а кошка зацепилась за парапет. Фернанда, молодая да несмышлёная, полезла её вытаскивать. Она непременно упала бы в реку, если бы не молодой человек. Он был высок, как телевышка. Отругав Фэр за безалаберность, перегнулся через перила и кошку выудил.

Так они и встретились. Обходительный Конрад читал стихи, травил анекдоты, делал комплименты её сапфировым глазам и чудным ножкам. И Фэр влюбилась. Они бродили по Центральному парку, Манхэттену и Таймс-сквер, держась за руки, изучая город вдоль и поперёк. Ели мороженое и целовались под светящимися фонтанами. Никогда Конрад не говорил: «Я тебя люблю». Лишь: «Я тебя хочу», «Давай займёмся любовью, крошка» или «Роди мне пятерых наследников». От этого Фэр корёжило — она ещё тинейджером решила, что детей у неё не будет, поэтому секса с Конрадом избегала. Ему внушала, что стесняется, а сама боялась киндер-сюрприза.

Конрад не был первым её мужчиной. Девственности она лишилась в семнадцать лет с молодым инструктором по плаванью. Фернанда всегда любила мужчин, красивых визуально — среднестатистическая внешность её не привлекала.

Следующим этапом было знакомство с семьёй Конрада. По итальянским традициям много поколений родственников жили в одном доме. Всего — двадцать человек, включая древнюю прабабушку, что передвигалась в инвалидном кресле; бабушек и дедушек; родителей; брата Конрада — Ивано; его сестру, тринадцатилетнюю Джину, а также их дядей, тётей, племянников и племянниц, двоюродных, троюродных и пятиюродных. И эта толпа присела Фэр на уши: она должна родить наследника в ближайший год. Фернанда скрипела зубами, но молча.

Наконец и до интима дошло. Почти. Когда Фэр (по мнению Конрада) испортила чудный вечер, настояв на контрацепции, он устроил скандал — презервативы и противозачаточные вылетели в окно. Влюблённые разругались в пух и прах, и Конрад свалил. Фернанда решила переболеть этим мужчиной и расстаться с ним. Не тут-то было! Через две недели Конрад явился опять. Извинялся, убеждал, что даст ей время, и Фэр, развесив уши, отправилась на вечеринку — день рождения Конрада и Ивана.