— И в чём я должен признаться? Может, в бесконечной любви к вам?

— Не надо ёрничать, — Фэр нервно перебирала кипы бумаг на столе, перекладывая их с места на место. — В клубе я поймала вас с поличным. Я видела, как вы принимали таблетки.

— И что дальше? — он разглядывал свою руку в кожаной митенке. — Вы арестовали меня за приём таблеток? Насколько я помню, это не запрещено даже в такой отсталой стране, как Аргентина.

— Да, но в этой отсталой, как вы выразились, стране, в отличие от ваших распрекрасных и неотсталых Недерландов, запрещена торговля наркотиками.

— А я тут причём?

— Ах, ты, значит, торгуешь наркотой, одна девица из-за тебя чуть не откинулась, и ты ни при чём?! — взбеленилась Фернанда. До чего же лицемерный тип!

— Не помню, чтобы мы переходили на «ты», — безэмоционально молвил Джерри. — Ну ладно. Докажи, что я: а) принимал наркотики и б) что я ими торговал. Это твоя работа, мисс инспектор, — искать доказательства. Вот и ищи, — и он постучал двумя пальцами по столу.

— То есть сотрудничать со следствием ты не желаешь?

— Не-а.

— Значит, адвокату звонить будешь только завтра.

— Потрясающе! — Джерри рассмеялся Фэр в лицо, видя, как наливаются кровью её глаза. — Стало быть, я могу идти в камеру?

— Да, вали. Надеюсь, до завтра я тебя не увижу. Если только ты не решишь написать чистосердечное.

— Мечтать не вредно!

— Посмотрим, как ты запоёшь после нескольких суток в камере, Джерри Анселми, — выцедила Фернанда и улыбнулась, вложив в эту улыбочку всё своё презрение.

— Твои пугалки я в гробу видал, — парировал он. — Пуганный уже.

— Гонсалес! — потеряла терпение Фэр. — Отведи задержанного в камеру.

— Да, иншпектор Риваш.

Джерри дёрнулся, когда Гонсалес взял его за руки.

— Не надо трогать меня, капрал! Сколько раз говорить? Ненавижу, когда меня лапают посторонние! Я помню дорогу и сам дойду.

До обеда Фернанда ползала, как сонная муха. Раскачалась к полудню, когда на неё свалились дела насущные — опрос клиентов «Угартэ», которым разослали повестки. Длиннющая очередь потянулась к Фэр в кабинет, и принимала она её до вечера.

В девять часов Берни повёз Фернанду домой на своём Фиате 1976 года выпуска. Этой колымагой он очень гордился. Фэр же считала сей драндулет насмешкой над современной автопромышленностью. Но одной в такси ей пиликать не хотелось, а мото её отдыхал на парковке.

В доме цунами не наблюдалось. Маргарита готовила ужин, глядя ТВ. Агустина писала картину. Вирхиния не выходила из комнаты, ссылаясь на мигрень (а на деле — была в похмелье и растрёпанных чувствах после изгнания из клуба). Тётя Фели, сидя на полу в гостиной, разрисовывала ковёр. Раньше он был бежевым. Теперь на ярко-розовом фоне его красовались мухоморы. Барби, одетая в кружевной комбинезончик, лаяла на бабочку, к своему несчастью влетевшую в окно. С тётей Фели, конечно, не соскучишься, но за ковёр она убьёт её завтра. А сегодня спать. Спа-ать!

Фэр поднялась с себе, не дожидаясь ужина. Перед тем, как заснуть мёртвым сном, вспомнила о Джерри Анселми. Несмотря на его колкости, в душе Фернанды росло восхищение. Поразительно непробиваемый человек! А может, это видимость, блеф, игра? Он носит маску, чтобы не выдать истинных чувств. Тогда он либо божество, либо чудовище. Так железно держать себя в руках нормальный человек не способен.

Проснулась Фернанда, когда солнце уже било в окно, а на деревьях переругивались маленькие зелёные попугайчики — типичная картина для Байреса. Проклиная себя за то, что не завела будильник, Фэр молниеносно приняла душ, оделась и пулей выскочила из дома, несмотря на протесты тёти Фели.

— Фернандита! Фернандита, погоди! Куда ж ты без завтрака?! — завопила тётя, выбежав на порог. — Я хотела показать тебе ковёр! Думаю, его надо отмыть обратно! — голосила она на всю улицу. — Представь себе, он засох и стал похож на розовую деревяшку! Я когда это увидела, чуть в обморок не упала! А ведь я хотела ещё покрасить холодильник! Ну вот! — всплеснула руками тётя, когда Фэр промчалась мимо неё, вздымая пыль мотоциклом. — Никто на меня не реагирует, будто я полиэтиленовый пакетик! И они думают, что я буду отмывать ковёр сама? Ага, как же, нашли прислугу! Я вызову химчистку на дом!

Влетев в кабинет четверть часа спустя, взмыленная Фэр застукала там Берни, кусающего карандаш.

— Я тебе звоню, звоню, а ты это, пропала, — воскликнул он, выплёвывая карандашные стружки на пол. — Я подумал чего-то случилось, хотел уж это, за тобой наряд высылать.

— Да всё о’кей, Берни, — отмахнулась Фернанда. — Я вчера так устала, что сразу уснула, а будильник не завела.

— Бедняжка, — посочувствовал Берни. — Ну, ты это, отдохнула?

— Да, чувствую себя отлично! — улыбнулась Фэр.

— Так давай это, сходим в кино!

— Ой, Берни, у меня куча дел, — не знала как выкрутиться Фернанда. Ну не хочет она в кино, ей и так хорошо. — Посмотрим, какой сегодня будет день. Если не произойдёт ничего неординарного, то вечером пойдём в кино.

— Ага, ловлю на слове! — у Берни аж лицо порыжело, подстать его волосам. — Может, это, кофе тебе принести?

— Да-а-а! И желательно с булочкой. Я не завтракала. Кстати, а как там наш задержанный?

— Вроде тихий сегодня это, не буянит.

— Замеча-а-ательно! Я же говорила, эта бравада долго не продлится, — потёрла ручки Фэр.

— Но он какой-то это, того, — Берни покрутил пальцем у виска. — Объявил голодовку. Пьёт только воду.

— Это его проблемы! Я, например, голодовку не объявляла и ужасно хочу есть. Так что давай, Берни, будь другом, дуй в буфет и принеси мне кофе, булочку, нет, две булочки, салат, фрукты, шоколадку и ещё пирожное. Со взбитыми сливками. Я сначала позавтракаю, а потом приведёшь ко мне этого нарцисса. Надо снять с него отпечатки пальцев и всё такое… Давай-давай, Берни! Беги в буфет, пока я не умерла с голоду.

Берни ушёл — ему нравилось угождать Фэр, а ей нравилось командовать. Для дружбы тактику он выбрал верную — Фернанда любила тех, кто ей подчинялся. Но любила дружески. Как бы Фэр не хорохорилась, а покладистые мужчины её не привлекали. Она считала себя женщиной сильной, со своим мнением и индивидуальностью, и мужчина, который смог бы претендовать на её сердце, должен был быть сильнее её. Сильнее духом. Вероятно, поэтому Джерри Анселми, что не поддался на её провокации, Фернанду разозлил, ввёл в ступор. Ну ничего. Ещё день-два в камере, и этот изнеженный красавчик будет есть с её рук. Нет мужчины, которого бы она не победила!

Когда с завтраком было покончено, Фернанда велела привести Джерри в кабинет. Теперь он даст признательные показания — она не сомневалась.

Мечтам свойственно сбываться. Но свойственно и не сбываться. Выглядел Джерри бледнее, чем вчера, и щурил глаза, как от яркого света, но силы духа не утратил. Сев в кресло, нетерпеливо постучал пальцами по подлокотникам. Интересно, почему он митенки не снимает? Может, у него что-то с руками?

— Придётся взять у тебя отпечатки пальцев, — объявила Фэр, выуживая из ящика чернильницу и валик. — Дай мне руку.

Джерри странно покосился на канцелярские принадлежности и, не снимая митенки, протянул левую руку.

— Перчатку надо снять, — командным тоном заявила Фернанда.

Он не возражал. Вяло стянул митенку — абсолютно здоровая рука. Измазав Джерри все пальцы чернилами, Фэр приложила каждый к специальному бланку.

— Другую руку, — приказала она сурово.

Он небрежно стянул вторую митенку. Фэр невольно залюбовалась его руками. Нестандартные пальцы, очень длинные и гибкие. Скольким людям она уже снимала отпечатки, но таких пальцев никогда не видела. Иначе бы запомнила.

— Твои преступления легко идентифицировать по рукам, — не удержалась она. — У тебя форма пальцев запоминающаяся.

— И? — ухмыльнулся он лениво. — Это воспринимать как комплимент?

— Воспринимай как хочешь! — вспыхнула Фэр, угрюмо сунув промасленную салфетку Джерри в руки.