— Нет у него провалов! — острое стекло блеснуло в глубине глаз Джерри, превратив их в ледяную пустыню.

— То есть?

— Фэр, ну в самом деле! Услышь меня, наконец! — поджал он губы. — Это лицемерие! Ему удобно косить под сумасшедшего. Он пытался избавиться от меня, чуть дважды не убил Вирхинию, он едва не убил Гильермо, загубил кучу жизней, а ты продолжаешь ему верить. Почему он ещё не в тюрьме?

— У него справка, что он наблюдается у психиатра. С диагнозом его никто не посадит. Если и убьёт кого-то, максимум — в дурку попадёт.

— Вот видишь! Ему всё сходит с рук! Он специально притворяется сумасшедшим! Амадо Феррер — лжец! — Джерри так гаркнул, что заглушил поющее радио.

— А почему ты думаешь, что Амадо лжёт? Откуда эта неприязнь? Вы всё-таки братья. Он тебя ненавидит из-за своей ноги. А ты? Это же не Амадо тебя упёк в колонию, ты сам полез на рожон.

— Всё бы сложилось по-другому, если бы отец не умер. Может, и меня бы к врачу отправили вовремя, и мать не пошла бы размножаться от каждого встречного, — грубо заявил Джерри. — Это Амадо убил отца.

— Что?

Но он замолчал — прибыв в Реколету, они тормознули у платной парковки. Джерри расплатился кредиткой через парковочный автомат, и шлагбаум открылся. Припарковался Джерри мигом, но, выключив зажигание, авто не покинул.

— Давай начистоту, — сказал он. — Мне было шесть, когда отец захотел развестись с матерью. Он решил уйти из дома и забрать меня с собой. У него появилась другая женщина, которая не была против меня. А родная мать ненавидела меня, — он бросил мимолётный взгляд на Фэр и отвернулся, любуясь на зацепившийся за стеклоочиститель листик. — В тот день отец и мать страшно ругались. Кидали посуду и таскали друг друга за волосы. Я пытался их успокоить, а Амадо только радовался. Я видел, как мать дала ему какой-то пакетик. Мы жили в одной комнате, и ночью он встал и пошёл на кухню. А я за ним. Он достал этот пакетик и высыпал его содержимое в кофейник. Но он заметил меня, и я убежал. А утром мать напоила папу кофе. Отцу стало плохо, и они с Амадо влили ему в рот бутылку водки, — Джерри говорил монотонно, но барабаня пальцами по рулю, что изобличало его тревогу. — По официальной версии отец отравился некачественным алкоголем. А я знал, всю жизнь знаю, что это было убийство. Они подсыпали, скорее всего, стрихнин — у папы были судороги, спазм мышц, и он задохнулся из-за паралича дыхательного центра. Тогда я был ребёнком и тонкостей не знал, химией я увлёкся позже, в колонии. Там была библиотека, и я копался в медицинских книгах, изучал составы лекарств и болезни, подобные моей. Я очень хотел вылечиться. А в детстве я просто знал, как факт, что они убили папу, и когда заикнулся об этом, они побили меня. И с того дня у Амадо возникли приступы. Он начал косить под сумасшедшего. А мать стала пить и плодиться, как саранча. Они мечтали от меня избавиться, как от свидетеля. Тогда мне, ребёнку, может, никто бы и не поверил. Но дети имеют свойство расти, — Джерри отковыривал клей от брелока на автомобильном ключе. — Они боялись, что я заговорю, поэтому не водили даже к бесплатному врачу — надеялись, что я однажды сдохну от боли. А потом решили сдать в приют. Всё из-за проклятой тётки из опеки, Кристины Перальта. Она явилась и дала им шанс меня одолеть. А я любил отца. Он не был идеален, но он заступался за меня всегда.

— А это не плод твоей фантазии? — настороженно спросила Фернанда. — Ты был ребёнком. Мог и выдумать что-то, а в памяти оно отложилось, как реальность.

— Ты считаешь меня лгуном или дебилом? Забудешь такое, как же! Я прекрасно всё помню! — огрызнулся он.

Выскочив из авто, Джерри яростно долбанул дверцей. Вызвал такси до трущобы Вижья-31.

— Я-таки скажу кое-что, — решился он, когда за окном показались силуэты трущобных домиков. — Ты увидишь место, где я провёл «лучшие» годы жизни. Уверен, тебе понравится, — тон Джерри снова звучал издевательски.

А до Фэр, наконец, дошло — Маркос Феррер родом из этой, издали пугающей местности. Он жил там, пока не угодил в колонию.

— Добро пожаловать в ад! В ад, которого для нормальных людей нет, — холодно сказал Джерри, когда такси миновало табличку с надписью: «Вижья-31».

====== Глава 50. Как в машине времени ======

Пока такси объезжало катакомбы злоопасного района, Джерри менялся в лице. Ярость в нём боролась с попытками выглядеть айсбергом, а ненависть к цветным, завешанным тряпьём хибарам, — с брезгливостью и страхом. Подростки, матюкаясь, играли в футбол самодельным мячом, а в подворотнях кучковались типы неприятной наружности. Все в наколках, грязно одетые, они пинали камушки, зыркая вороватыми глазками. Джерри хранил молчание, но напряжение электризовало воздух. А когда такси проехало рынок и несколько кособоких домов, он закрыл глаза.

— Кажется, приехали, — таксист остановился у двухэтажного красно-голубого сарая с облезлыми ставнями и кривой дверью. — Жуткое местечко! Мне вас ждать или как?

— Лучше подождите, — ответила Фернанда, видя: от Джерри толку нет — он был как замороженный.

— Надеюсь, меня тут не ограбят, — обречённо вздохнул таксист.

У нужного дома Фэр и Джерри наткнулись на драку. Две женщины сцепились насмерть, а зеваки (алкаши с сизыми носами, типы криминальной наружности, потасканного вида девицы) ликовали. Одну из дерущихся Фернанда узнала — Рехина Руис, мачеха Айлин. В пьяном угаре, вся растрёпанная и злая, она походила на бомжа. Вторую мадам Фэр не идентифицировала. Та была в возрасте; лицо её покрывали морщины, седые волосы болтались паклей, а синюшная кожа выдавала в ней запойную алкашку.

— А ну пошла отседова, Бьянка, дура старая! — Рехина отталкивала соперницу от двери. — Нечего те по моей берлоге шарахаться. Ты ещё за прошлый месяц мне баблосы задолжала!

— Ах, ты, шлюха, я те дам баблосы! — завизжала Бьянка, размахивая пустой стеклянной бутылкой. — Ты хошь эту сиротку свою к нам пристроить! Нетушки! Не смей подкладывать эту скелетину моему сыночку!

— Ой, защитница морали нашлася! Да весь квартал видал, как мамочка с сыночком в кустах кувыркалася! А теперь он зарится на мою падчерицу. А я и рада её сбагрить. Она к вашей семейке в самый раз. Ах, ты ж, дрянь! — Рехина вовремя присела — Бьянка запустила в неё бутылкой. Мимо. Упав на землю, бутылка разбилась вдребезги.

— Ты, гнида, не лезь в мою личную жизнь, — почесала Бьянка немытую голову.

— Сама ты гнида! Я те ща рожу-то разукрашу! — вздыбилась Рехина, бросаясь в атаку. — Я, может, и не святоша, но своих мужиков не травлю и со своими детьми не сплю!!!

Земля ходила ходуном. Упав, женщины кувыркались в пыли, как две собаки в борьбе за кость. Обрывки волос и одежды летели по сторонам. А зеваки любовались картиной. Никто не вступался, а иные даже присвистывали.

— Кошмар какой-то, — вполголоса сказала Фэр.

Она испытывала омерзение. Трущоба — самое дно жизни, а уровень развития этих людей ниже, чем у неандертальцев. Джерри молчал, но лицо его, позеленев, цветом сочеталось с глазами.

Наконец в драку вмешались двое мужчин — пожилой и молодой. Сквозь вопли Фэр разобрала: молодой, которого звали Хосе Луисом, — сын Бьянки. Ему можно было дать и восемнадцать лет, и сорок. А пожилой — новый муж Рехины.

Хосе Луис еле держался на ногах — пьян был не меньше матери. Грубо толкнув, он увёл её с места бойни. Бьянка, спотыкаясь, шла вперёд. Сын ковылял за ней, наступая себе на шнурки. Обойдя зевак, Бьянка чуть не налетела на Джерри и Фэр. Джерри так шарахнулся от неё, будто увидел морское чудище. Трижды икнув, она подняла глаза. Уставилась тупым, ничего незначащим взглядом.

— Надо ж, какой красавчик в наших краях, — пробухтела Бьянка. — Я такого тут и не видала никоды! Откуда ж это ты к нам свалился? Бабла дай что ль, птенчик. С таким личиком и шмотками ты, сразу видать, богатей. Пожалей бедную женщину! А то ведь я ж помру! Опохмелиться во как надо! — она провела рукой по горлу, что означало: водки ей много никогда не бывает. Пошаталась и рухнула на землю.