— И зачем ты мне это рассказываешь? — закрыв дорожный баул, Виситасьон сунула его под кровать.

— Это я к тому, что гибнут неожиданно в основном люди хорошие, а такие, как этот ваш Барракуда, целы да невредимы остаются, хоть в шторм, хоть в чуму. Толстошкурый он, так что нечего и бояться, — и Грасиэла хлопнула дверцей шкафа.

К вечеру Виситасьон, надев платье из лилового шёлка с круглым панье, стомакером, украшенным золотыми пуговицами, и рукавами с воланами и кружевом, вышла в столовую.

Кроме Виситасьон, её брата Сельсо — юноши с волосами курчавыми, как у пуделя, — и их родителей: отца в напудренном парике и матери, ухоженной, чопорной, с виду лишённой эмоций, за столом никого не было. Канун Рождества семья де Видаль предпочитала проводить в своём малочисленном кругу. Они не посещали даже традиционную мессу, ограничиваясь ужином. Прислуживал им старичок-дворецкий, тот, что наряжал в гостиной ёлку. Вышколенный, с прямой спиной и идеальными манерами, он подавал то одно, то другое блюдо: жареную индейку, асадо, каштаны под французским соусом, фруктовые десерты с орешками. Виситасьон стойко выдержала трапезу с воздаянием хвалы Всевышнему, после чего все разошлись по комнатам в надеждах утром найти у ёлки подарки от Папы Ноэля.

Но Виситасьон ночью глаз не сомкнула, ходя по спальне из угла в угол. К рассвету, как и было условлено, она схватила баул и, с трудом его волоча, покинула особняк.

— Держись! — когда Виситасьон забралась в экипаж, Октавия взяла Данте за руку и они взлетели, подобно ветру. И вскоре уже сидели на крыше. Путешествовать на движущемся экипаже Данте ещё не доводилось. Забавно, главное не упасть.

Приехали они на окраину. Здесь не было жилых домов, только захудалые торговые лавочки и порт — о его близости извещал звон корабельных колоколов. Экипаж остановился у обшарпанной таверны. Деревянная табличка у входа гласила: «Путник, лишь с добрыми намерениями ты заходи в таверну «Кашалот»!».

Виситасьон, не задумываясь рванула туда, с усилием открыв дверь. А Октавия только головой покачала.

— И эта девушка станет моей невесткой! Разве приличная женщина ходит по таким злачным местам?

В таверне находились одни мужчины, пьяные и неопрятные — вся местная шушера: разбойники, что нападали на экипажи, кареты и горожан, оказавшихся на ночных улицах; гаучо, метисы, беглые преступники и корсары Его Величества Фернандо VI, а также пираты, выдающие себя за них.

Когда Виситасьон в полосатом дорожном жакете и юбке из тёмного сукна протиснулась в таверну, все посетители хором замерли — благочестивые дамы здесь были редкими гостьями.

Виситасьон стремительно подошла к хозяйке — очень высокой женщине, которая за деревянным прилавком-столом, прилаженным к камину, разливала горячительные напитки.

— Мне нужен сеньор Иберио! — заявила Виситасьон брезгливо.

— Что-о-о?! — прокричала хозяйка, наклоняясь так близко, что касалась носом щеки девушки. — Говори громче, ни черта ж не слыхать! Эти орут, этот бренчит! — она ткнула пальцем сначала в мужчин, которые за ближайшим столом резались в кости и горланили так, что балки под крышей тряслись, а потом в юношу-менестреля — тот, сидя в углу, играл на гитаре.

— Иберио, сеньор Иберио мне нужен! — повторила Виситасьон громче.

— Иберио? Не знаю такого.

— Он капитан корабля, корсар по прозвищу Барракуда! — вспомнила Виситасьон кличку своего возлюбленного.

— А-а-а, Барракуда! Так бы и говорила сразу. Он где-то тут ошивался совсем недавно, — хозяйка оглядела зал поверх головы Виситасьон. — Чего-то не вижу. Ну-ка, погодь, — водрузив на прилавок кружку с чем-то алкогольным — усатый пьянчуга мигом её схватил — она скрылась в дальнем помещении с криком: — Альбертина, плутовка эдакая, поди сюда! Ты где опять шастаешь, лентяйка паршивая?

Вернулась хозяйка быстро и с видом сконфуженным. Виситасьон нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку, не снимая перчаток и не реагируя на косые взгляды мужчин.

— Помощница моя говорит, ушёл Барракуда, только недавно вот. Чуток вы разминулись.

— Куда ушёл, не знаете?

— С дочкой колбасника ушёл. Смуглая такая девица, наглая, что ворона уличная. Крус звать её. Колбасная лавка тут, неподалёку, рядом с лавкой зеленщицы и табачной лавкой. Эй, погоди! Ты куда? Хоть дослушай чего я говорю-то! — воскликнула женщина, но Виситасьон, подхватив юбки рванула к дверям. — Видали, как девки по Барракуде сохнут? — крикнула хозяйка игрокам в кости. — А он то с одной, то с другой, экий шельмец! Передерутся девки скоро, как пронюхают друг о дружке, только перья полетят. Сущий курятник! — и она рассмеялась.

Колбасная лавка находилась близко — через два дома на горизонте появилась табличка: «Мясо и колбасы от дона Макарио». Виситасьон решительно туда ворвалась.

Но в лавке никого не было. Девушка в нетерпении бегала по тесной комнатке, где на витринах лежали куски мяса, стейки и нарезка, толстые сардельки, тонюсенькие колбаски и внушительного вида колбасы, сырые и копченые, варёные и солёные, с приправами и без. Виситасьон от запаха морщила нос, но не уходила.

Наконец внутри лавки скрипнула дверь и в комнату вошла смуглая девушка, на ходу застёгивая блузу. А следом появился Барракуда — с распущенными длинными волосами и взъерошенной бородкой. Поймав девушку в объятия, он поцеловал её в губы. Секунда, и они оба замерли — Виситасьон пялилась в упор.

Барракуда смерил её и цилиндрический баул у порога взглядом молчаливо-снисходительным. Не прошло и минуты, как Виситасьон кинулась в бой. Цап! Схватила соперницу за волосы и начала таскать её по полу.

— Я тебя убью, дрянь! Будешь знать, как уводить моего мужчину! — орала она.

Смуглая девица кричала и барахталась. В конце концов, она чудом вывернулась и, схватив кочергу, зашвырнула её в Виситасьон. Попала в витрину. Град осколков засыпал пол колбасной лавки, заставив женщин остановиться. Барракуда равнодушно заплетал бороду в косичку.

— Ах, ты куропатка в шелках! Я из-за тебя витрину расколотила! Чего я родителям скажу? Они мне голову открутят и даже не спросят: «Крус, зачем ты это натворила?».

Выудив из разбитой витрины палку колбасы, Крус ею стегнула Виситасьон по лицу. Но та, поймав колбасу руками, потянула её на себя. В перетягивание колбасы девицы играли долго. Волосы их были всклокочены, одежда порвана, а от криков и оскорблений дрожала вся лавка.

— Тоже мне фифа нашлась, платье богатое нацепила, а ведёт себя хуже любой торговки! Паскудница, за мужиком бегает с вещичками, себя предлагает! — Крус наконец-то завладела колбасой.

А Виситасьон схватила блюдо с сардельками и, как снаряды, начала метать их в соперницу.

— Я твою лавку раскурочу! Не лезь к моему мужчине! Он мой! Иберио мой, ясно тебе, грязнуля?!

Барракуда молча и невозмутимо курил трубку, стряхивая пепел под ноги, но, когда Виситасьон, обезумев, добралась до осколка витрины и пошла с этим оружием на Крус, целясь ей в глаза, он зашевелился. Быстро пересёк колбасную, вывернул Виситасьон запястье и отобрал стекляшку.

— Ты защищаешь эту плебейку? — вскинулась девушка. — И это после всего, что было между нами?! А ты ведь обещал, что мы уплывём сегодня вместе на корабле!

Хлоп! Барракуда так стукнул Виситасьон по щеке, что она упала навзничь. По лицу потекла кровь.

— Так её, правильно! Её вообще убить мало! — радостно вскричала Крус.

Хлоп! Новая оплеуха пришлась на её лицо. И Крус упала рядом с Виситасьон с воплем: «А мне-то за что?!».

— За всё! Две глупые овцы! Хоть убейте друг друга, мне плевать! Вы мне не нужны, я знал женщин и получше! Не смейте меня делить! Я вам не торт!

Перешагнув через девиц, Барракуда покинул лавку. Соперницы валялись на полу, злобно сопя друг на друга.

— Он меня обязательно простит! — самоуверенно заявила Крус. — А тебя нет, аристократочка! Такие, как ты, настоящим мужчинам не нравятся! Не забудь папочке нажаловаться! Поглядеть бы, что он скажет, узнав, как его благовоспитанная дочурка по утрам в церковь ходит, а ночами бегает за Иберио Барракудой!