К моменту их прибытия трупы уже отвезли, но прислуга и жандармы ещё стояли у дома. Здесь находился и отец Абеля, герцог Мигель де Чендо-и-Сантильяно. Октавия пристала к нему с расспросами, но мужчина лишь горестно вздохнул — он знал не больше других.
По словам экономки, Абель днём ворвался в замок, схватил нож и, влетев в спальню, где отдыхала София, убил её двумя ударами в грудь. А затем повесился в гостиной, прикрутив веревку к балюстраде второго этажа.
Салазар оцепенело сидел на том же месте — в клумбе, прислонившись спиной к изгороди с пассифлорами.
Через три дня состоялись похороны супругов де Чендо-и-Сантильяно и Игнасии. Отцу Абеля удалось замять историю с самоубийством — он уверил общественность, что в дом проникли воры. Они убили Софию, а Абеля задушили шейным платком и бросили через балюстраду. Иначе священник не стал бы отпевать его, а потребовал захоронить за кладбищенской оградой — месте для самоубийц и еретиков. Сколько денег заплатил герцог за легенду с грабителями, никто не знал, но явно немало, и похороны прошли достойно. Октавия плакала на плече у Леопольдо. Тот, делая скорбное лицо, был недоволен скандалом и после похорон высказал жене: её родственники могли бы умереть и с большим достоинством. Зато Лоиду, наконец, отвезли в тюрьму — на этом настоял убитый горем Аурелиано. Теперь ей грозила смертная казнь.
Вопреки протестам мужа Октавия забрала Клелию и Крисанто к себе.
— Они мои племянники и будут расти в нашем доме, нравится вам это или нет! — заявила она твёрдо.
Леопольдо, охая, смирился, а Данте понял главное: все считают Клелию и Крисанто детьми Софии и Абеля, которые, как и Игнасия, унесли тайну их рождения в могилу. Свидетелями интриги оставались обезумевший от горя Салазар и, вероятно, Лоида, ожидающая приговора.
На похороны Салазар не явился — в день смерти Софии он впал в прострацию и так и не вышел из неё, часами бормоча одну фразу: «Она умерла, умерла…». Ни снадобья и зелья, которыми его пичкала Эу, ни попытки Данте влезть к нему в голову не помогали — он словно находился в ином мире, там, где существовала прекрасная София, которой на земле отныне не было. Меж тем внутри Салазара жили и другие Сущности, целых три, опасных и кривых, и Данте это тревожило.
А вскоре пришло письмецо и от Кассии. Что именно она посоветовала Леопольдо, Данте не смог узнать — тот быстро сжёг письмо в камине и написал ответное с пожеланием возвращаться домой, ибо — «всё кончено».
На следующий день во дворец привезли огромную железную клетку и установили в одной из комнат левого крыла. Пока Октавия и Эу нянчили двойняшек — теперь они занимали всё их свободное время, Леопольдо с помощью слуг закрыл в клетку невменяемого Салазара.
— Вот так, братец. Мама знает толк в хитростях, — сказал Леопольдо с улыбкой и подбросил на ладони ключ. — Я не хотел доходить до этого, но ты сам виноват. Благополучие моей семьи превыше всего.
И он ушёл, оставив Салазара, как дикое животное, лежать на дне клетки — его новой тюрьмы.
Комментарий к Глава 18. У каждого своя тюрьма
[1] Креденца — это невысокий шкаф, покрытый резьбой или росписью, где размещали еду и напитки перед подачей гостям.
========== Глава 19. Узники мести ==========
Никто в доме не впал в панику, обнаружив, что Салазар исчез — все привыкли к его выходкам. Когда явилась Кассия, исхудавшая, покусанная москитами, но воодушевлённая, Леопольдо отдал ей ключ от клетки. Мать и брат по очереди носили Салазару еду, к которой тот не притрагивался, и Кассии быстро это надоело. Она рассудила: самое мудрое — закрыть Салазара в клетке официально, чтобы ни Октавия, ни Эу и пикнуть не смели. Пригласив доктора Медина, Кассия и Леопольдо убедили его: Салазара необходимо изолировать в доме.
— Ах, доктор, вы же понимаете, это позор — умалишённый родственник, а я дружна с вице-королевой! Это несмываемое пятно на репутации! Вы должны нам помочь! Мы хотим запереть Ландольфо здесь, в доме, где у него будут комфортные условия. Но надо оградить и остальных членов семьи, тем более детей, — пела Кассия приторным голоском, угощая доктора Медина португальским вином — он был известным выпивохой.
— О, это вино превосходно! Лучшее, что я когда-либо пробовал! — пригубив вина, доктор изучил содержимое бокала на просвет. — Я с вами согласен, дорогая сеньора Кассия. Наблюдая за молодым человеком, я сделал вывод, что у него крайне редкое и плохо изученное заболевание головы — магнетический сомнамбулизм. Но я не понимаю, чего именно требуется от меня?
— Всё просто, милый доктор. Нам нужно официальное разрешение от вас. Напишите бумагу с диагнозом и рекомендуемым лечением — изоляция в доме, — вкрадчиво сказала Кассия и натянуто улыбнулась, но доктор Медина, увлечённый вином, не заметил ни фальши в её голосе, ни проступившего в уголке губ шрама — признака скрываемой злости.
— Так мы не будем бояться жандармов, если кто-то из сердобольных слуг вздумает разболтать, что мы держим Ландольфо взаперти.
Доктор не заставил себя уговаривать, рассудив, — доводы Кассии логичны. И теперь вытащить Салазара из заточения не сумели бы и жандармы — в бумаге, написанной чревоугодным эскулапом, рекомендовалось держать пациента под замком, лучше за решёткой, дабы тот не причинил кому-либо вред.
Удовлетворённая Кассия явилась ко двору живой и здоровой Клары-Изабеллы (хитрость Салазара с приворотным зельем потерпела фиаско), объяснив своё исчезновение путешествием в удивительную страну Трансильванию.
А Данте не знал что предпринять — добраться до Салазара и как-нибудь открыть клетку? Оповестить Октавию, Эу? Или снова переместиться во времени? Наверное, последнее — самое здравое решение, ведь и Эу вела себя непривычно. Всегда готовая за Салазара пойти в огонь и в воду, ныне она казалась равнодушной — молча относила юноше еду, но не поила его ни Блокатором, ни травами.
Октавия уговаривала её помочь Салазару, но Эу гнула одно: «Уймитесь и живите своей жизнью. Ему лучше там, где он сейчас».
Без поддержки экономки Салазар необратимо впал в беспамятство и теперь походил скорее на загнанного в капкан зверя, чем на человека. Октавия, хоть и ежедневно навещала его, плакала и звала по имени, помочь не сумела — лежа на полу своей тюрьмы, он бормотал одно: «Она умерла… умерла». Но иногда Салазар впадал в ярость и стучался головой об прутья клетки, требуя выпустить его, а ещё дать вина, сигар и женщин — Сущности, живущие в нём, давали о себе знать.
Вид Салазара навевал на Данте воспоминания о собственных кошмарах в тюрьме и Жёлтом доме, и он воспользовался кольцом. Но перемещение не получилось. Впервые. Прокрутив кольцо раз, два, три, он снова и снова оказывался у клетки. Менялись только даты и внешность Салазара — он осунулся, похудел и стал напоминать заморенного голодом шакала; обычно красивые шелковистые волосы, которыми он гордился всегда, уверяя: в них — его магическая сила — теперь, грязные и спутанные, висели клочьями, как тряпки на заборе. Он целиком потерял связь с реальностью и часами сидел, обняв колени и раскачиваясь туда-сюда. Но магия его искала лазейку, выливаясь в агрессию — когда кто-то подходил к клетке, Салазар на него бросался. Так, однажды просунув руку через решётку, он схватил за горло слугу — чуть не задушил его.
Данте частенько посещала мысль: Салазар легко может выбраться, разрушив свою тюрьму — силу, подобную его, надо ещё поискать. Но выйти из клетки он и не стремился.
А во дворце жизнь текла и менялась. Хозяйством нынче управляла Октавия — командовала прислугой, контролировала меню и чистоту комнат, принимала гостей, расплачивалась с бакалейщиками и выбирала новые портьеры и обивку для мебели. Аурелиано предложил Леопольдо место главы Национального банка, но получил отказ, и управление взяла в руки Кассия — мечта её о власти сбылась. Постаревшая, ещё более жестокая, она теперь редко появлялась дома, третируя несчастных работников банка.
— А я всегда знала, что верну себе всё, украденное у моего отца! — провозгласила Кассия однажды за вечерним чаем.
