Ожидая сюрприза в виде башмачков или чепчика для младенца, Октавия открыла коробку с энтузиазмом. На крик её сбежались все: Леопольдо в одних подштанниках, Салазар — нынче он был в хорошем настроении, Эу с мокрой тарелкой в руках и вся армия прислуги.

На дне коробки, завёрнутая в кусок белого атласа, лежала женская рука. Настоящая. Человеческая. Окровавленная, отрубленная по локоть.

У Октавии случилась истерика. Она рыдала и причитала два часа (даже успокоительный отвар не помог), требуя немедленно позвать жандармов, найти шутника и наказать его. Но Леопольдо связываться с жандармами не захотел — вбил себе в голову, что это проделки Салазара.

Данте бы удивился, если бы сие оказалось правдой — он сутками находился рядом с Салазаром и не помнил момента, когда тот отрубал некой даме руку. В ответ на обвинения брата Салазар лишь ухмыльнулся, заявив: он не мясник и расчленением людей на куски не увлекается — нудное занятие для великого мага.

А через пару дней история повторилась — у двери снова нашлась коробка, перевязанная синим бантом и адресованная Октавии. Та отказалась её вскрывать сама и позвала Леопольдо. На сей раз внутри была женская стопа, завернутая в кусок чёрного бархата. Сверху лежала записка с пояснением: «Благочестие или смерть. Ослушаешься — с тобой поступят также».

Леопольдо пригласил жандармов, но они только развели руками, уверив: какой-то дурак выкопал труп на кладбище и шлёт его части Октавии, чтобы её напугать.

— Делов-то! Подумаешь, кто-то хулиганит, — зевнул главный жандарм, подкручивая бородку пальцем. — Вот когда это будут руки-ноги вашей жены, тогда и зовите, разберёмся. А сейчас нечего тревожить нас по пустякам, мы работаем, у нас дел невпроворот.

Захватив кровавые сувениры, жандармы ушли.

В течение двух следующих недель Октавия получила ещё несколько частей женского тела в коробках: кисть руки, язык, одну грудь и карий глаз. К ним прилагались записки одинакового содержания: «Будь благочестивой или с тобой поступят также».

Октавия перестала выходить из дома, только в сад выглядывала или гуляла на балконе — дышала воздухом. Подарочки довели её до паники. Верно, этого отправитель и добивался. Наконец появилась финальная коробка. Открыл её лично Салазар — Леопольдо вопил, что его всё достало и «разбирайтесь сами», а эти кошмары ломают его нежную психику.

Новыми посылками оказались: клок чёрных волос, золотой браслет, при виде которого Октавия охнула, и записка: «Ещё не догадалась, кто эта славная жертва? А я всегда говорила — мои внучки глупы. Немудрено, что одна пошла на развлечение корсарам и обед для собак. Берегись, если я узнаю, что и ты падшая, как твои сестры и мать, ты будешь следующая. Целую, бабушка».

Октавия моментально лишилась чувств. А, как пришла в сознание, ни Леопольдо, ни Салазар не сумели задержать её — она рванула в замок Мендисабаль. И Салазар, который испугался за свою ненаглядную Софию, увязался с ней.

В замке они встретили одну Прэску. С её слов выяснилось: Аурелиано и Лоида разругались ни на шутку. Узнав, что Игнасия родила «мёртвого ребёнка», Аурелиано решил дочь забрать к себе. Бабка воспротивилась, крича: и ноги этой грязной женщины в её доме не будет. Но Аурелиано настырно увёл Игнасию от Абеля и Софии, чему последние были рады. София с момента рождения двойняшек Клелии и Крисанто жаждала избавиться от Игнасии — та лезла к детям и всех нервировала.

— Это мои дети! Мои! — возмущалась София. — Я не хочу, чтобы Игнасия научила их дурному! Пусть не приближается!

Так Игнасия вернулась в замок Мендисабаль. Лоида, не церемонясь, приступила к наказанию — избила внучку хлыстом и сопроводила её в подвал, где гордо показала Валенти, прикованного к стене, — тот со дня свадьбы находился в этой импровизированной тюрьме. Но всё вышло из-под контроля, когда Игнасия, стянув у бабушки ключ от подвала, Валенти выпустила. Он сбежал, хромая на обе ноги, а Игнасия попалась Лоиде, когда запирала дверь в пустой подвал.

— А дальше стало ещё хуже, — Прэска понизила голос до шёпота. — Пока сеньора Аурелиано не было дома, сеньора Лоида позвала целую шайку корсаров из тех, что вечно сидят в таверне «Кашалот». Ну той, знаете, на окраине, там, где куча выпивки да неприличные женщины. Так вот, она им сеньориту Игнасию отдала, чтоб они с ней развлекались, пока она не помрёт. Вообразите, так прям и сказала, мол, делайте с ней чего хотите, главное, чтоб не жилец была. Уж не знай, чего они там вытворяли эти изверги, да только две недели назад сеньора Лоида получила труп своей внучки в таком виде, что и сказать стыдобища, — Прэска перекрестилась. — Но она не расстроилась, счастлива была да кричала на весь дом, что справедливость восторжествовала и одна из позорных выродков её невестки наконец-то последовала за мамашей. Сеньор Аурелиано только вчера узнал, что сеньорита Игнасия померла. Сеньора Лоида прятала труп в подвале и требовала, чтоб все слуги молчали. Никто бы наверное и не узнал, а только я Валенти на улице встретила да и рассказала ему, чего сделала эта полоумная старуха с сеньоритой Игнасией. А он взял да к жандармам пошёл, бабка наша ему поперёк горла. И вот к нам жандармы и нагрянули. Обыскали весь дом да ничего не нашли, кроме окровавленного топора и нескольких кусков чьего-то тела в подвале. А сеньора Лоида не признается, куда внучку мёртвую дела и чьи это останки топориком порублены. Её сегодня под домашний арест посадили. Она из комнаты не выходит, а там наверху стоит конвой. Но днём она убедила их пустить к ней сеньора Абеля. Он долго сидел в её будуаре, а потом выскочил как ошпаренный и рванул куда-то. С таким перекошенным лицом, что я аж напугалась. Вот у нас тут страсти, так страсти! — закончила Прэска и одним махом осушила кружку воды.

Октавия, бледная как смерть, украдкой глянула на Салазара — он уже стоял в дверях.

— Куда вы? — шепнула она.

— А вы как думаете? Если ваша умалишённая бабка что-то наплела Абелю про Софию, её ждёт участь Игнасии. Неужели вы ещё не поняли — эта женщина не остановится, пока не изведёт вас троих? Или думаете, она просто так присылала части тела вашей сестры?

— Но на Игнасию бабушка злилась из-за Валенти, а София ничего не сделала плохого, — усомнилась Октавия.

— Это вы так думаете! — и Салазар кинулся на выход.

Мысль его Данте истолковал верно, она напрашивалась сама — Игнасия, будучи ещё жива, могла рассказать бабке, что София забрала её двойняшек. А после того, как сумасшедшая Лоида попалась жандармам, ей стало нечего терять, и она, позвав Абеля, выложила ему правду.

— Вот старая гадина! — Салазар озвучил мысли Данте. С хлопком он превратился в чёрный вихрь и полетел вперёд.

Но у замка с изгородью, увитой пассифлорой, Данте смекнул — что-то не так. Двери и калитка были распахнуты. Вокруг — жандармы и несколько испуганных горничных, одна из которых прижимала к груди двух младенцев.

— А что случилось? Почему такой шум? — нейтральным тоном спросил Салазар немолодую женщину в чепце и переднике.

— Катастрофа! Катастрофа! Сеньор Абель убил свою жену! Прирезал её кухонным ножом да и покончил с собой! Чего ж теперь будет-то? Малютки Клелия и Крисанто осталась сиротами! А нам всем придётся искать новых хозяев, вот несчастье, так несчастье! — запричитала она слёзно.

Когда жандармы вынесли из парадной два укутанных в саваны трупа, Салазар уже сидел на клумбе, глядя в пустоту. Как Данте не бился, прыгая рядом и стуча юношу клювом по голове, не смог растрясти его — Салазар не реагировал, выпучив глаза и бормоча: «Она умерла, умерла…».

И Данте вернулся в дом Мендисабаль. Октавия ещё находилась там — заплаканная, напуганная, сидя в столовой, она ждала возвращения отца или Салазара с новостями. Прэска отпаивала её чаем. Заметив птицу, Октавия вскочила на ноги. Данте, пролетев несколько кругов под потолком, снова выпорхнул на улицу, давая понять: надо идти за ним. Схватив шаль, Октавия накинула её на плечи и выбежала на мостовую. Поймала городской экипаж и велела кучеру ехать к замку Абеля и Софии.