Иван, так звали его, ушел из жизни рано, но еще раньше их оставила Валентина – мать Павла. Она смотрела на него с соседнего памятника. Совсем молодая и полная жизни. Ей было чуть меньше, чем самому Паше сейчас, когда она умерла.

На дворе стояли неспокойные «лихие» девяностые. На фирму, в которой она работала секретарем, был совершен налет. Её застрелили, виновных естественно не нашли. Большего он не знал.

Для психики подростка это было ударом молота. И без того беспокойный хулиганистый парень начал ускользать от нормальной жизни на глазах. Из-за постоянных драк и полного нежелания учиться от учителей градом сыпались жалобы, но то было полбеды. Парень начал пропадать в сомнительных компаниях, а потом началась череда приводов в милицию в мертвецки пьяном состоянии.

Он ускользал от отца, который едва занимался его воспитанием последнее время. Отношения в семье разладились задолго до, и несколько лет родители уже не жили вместе. Иван даже успел завести другую семью, правда, общих детей в ней не родилось.

Это было тяжелое испытание для них обоих. Пашка не был идеальным домашним мальчиком: он потрепал немало нервов отцу и его новой жене, и в итоге она поставила условие – она или это исчадье ада.

И отец выбрал сына.

Мужчине было сложно учиться искать общий язык с сыном, который день ото дня все больше походил на озлобленного затравленного зверька. Порой он срывался и лупил парня тем, что подворачивалось под руку, хотя понимал, что уже поздно, что родительский авторитет утерян давно. Порой он едва не кричал от отчаяния, потому что опускались руки. И мужчина просто не знал, что же делать? Как вырвать сына из болота, в которое его стремительно засасывало?

Иван привел его в место, где собирался всякий сброд, чтобы наглядно показать, к чему катится его жизнь.

Прижавшись лбом ко лбу, он смотрел в его глаза, так похожие на его собственные. Он крепко держал парня, не позволяя отвести взгляда, и говорил.

Слова эти Павел помнил до сих пор.

«Я не смогу понять, что ты чувствуешь, потому что не был в твоей ситуации. Я не смогу понять мотивов твоих поступков, потому что уже не помню, как это - быть тринадцатилетним парнем. Слышишь, Пашка? Я люблю тебя не потому, что боюсь общественного порицания, как ты любишь говорить, а потому что ты – это часть меня. И если бы я тебя не любил и не хотел, чтоб ты у меня был, ты бы не родился».

Пашка вырывался, огрызался, что-то говорил против, а мужчина продолжал стоять на своем, подсознательно понимая, что если отступит сейчас, то потеряет сына навсегда.

«Но поверь мне, я хочу тебе помочь. Поверь, ты можешь мне доверять. Поверь, что ты мне небезразличен. Поверь и пойми, что ближе друг друга у нас никого больше нет. У меня вот здесь болит, - мужчина прижал руку к груди, – когда я вижу, во что ты превращаешь свою жизнь. Как думаешь, мать хотела бы для тебя вот этого?»

Он обвел рукой пространство. Вид обитателей этого места являл собой печальное и угнетающее зрелище и поселял в душу чувство безысходности и желание избежать такого будущего для себя.

«Не закрывайся от меня, Пашка. Поговори со мной, я хочу тебе помочь, и я буду стараться, - с нажимом на последнее слово сказал он. – Буду, правда, только не отталкивай меня и научи снова стать для тебя отцом»

Глаза подростка увлажнились, он часто-часто заморгал и еще до того, как Иван закончил говорить, по щеке неожиданно скатилась слеза. Что-то лопнуло внутри своевольного упрямца, с грохотом разлетаясь во все стороны. Это разбилась броня, оголяя хрупкое мальчишеское сердце. Отец таки смог достучаться до сына, отгородившегося от всех и вся панцирем агрессии и полного отрицания всего, что пытались ему втолковать.

Парень плакал, шмыгая носом и утирая слезы рукавом. Он не говорил ничего. Ему в один момент стало безумно стыдно перед матерью за все, что он успел сотворить. Стыдно перед отцом, за его поседевшие волосы и измочаленные в лоскуты нервы. Да ему было очень-очень больно из-за смерти мамы, вдобавок он злился на отца, что тот ушел из семьи когда-то. И поэтому просто закрылся в себе. Но наряду с этим парень отказывался понимать его, отчасти отказывался взрослеть. Он эгоистично погрузился в собственное горе, отрицая, что кому-то тоже может быть плохо, а может, даже хуже, чем ему самому.

С тех пор все наладилось. Нет, это было бы враньем. Все пошло на поправку. Отношения отца и сына, конечно же, не стали идеальными, но все же обходились без катастроф вселенского масштаба.

- Батя, знал бы ты, как мне не хватает твоего леща, - стараясь отогнать прижавшую к земле боль, выговорил Паша.

Мужчина пришел сюда просто потому, что больше было некуда. Не с кем было разделить этот груз, который навесил сам на себя. Не у кого попросить совета. Именно совета, а не осуждения! Он и без того сам себя ненавидел. Паша и в самом деле верил, что от крепкой затрещины отца мозги бы встали на место, и все разрешилось бы само собой. Увы, с этой кашей ему предстояло разбираться в одиночку и стоило начать как можно скорее. Пока не успело рвануть так, что достанется всем.

========== - 4 - ==========

«Этого просто не может быть. Не с нами. Не в нашей семье!», - мысли Леры безжалостно путались. Она отказывалась признавать очевидное, но понимала, что желаемое, увы, с действительностью расходится.

Лера все-таки сделала это. Наперекор своим принципам проверила телефон мужа, и обнаруженное в нем напрочь лишило её покоя. В голове не укладывалось, что Паша мог…

Молодая женщина остро чувствовала необходимость совершить задуманное. Проверить и, наконец, узнать, насколько далеко зашел Пашка в этом откровенном флирте с некоей Анастасией.

Эти сомнения были сродни ожиданию в камере смертников. Оно выматывало и заставляло сходить с ума, мучить себя домыслами и догадками, которые, возможно, даже не имеют места быть.

Остановившись недалеко от проходной, Лера внимательно оглядела парковку. Машина Павла стояла с самого края, и место вокруг просматривалось идеально. Погасив свет фар, Лера приготовилась к долгому ожиданию. Ждать она умела - научилась за год работы в полиции. В убойном отделе случалось всякое – в перестрелках поучаствовать она не успела, а вот внешнее наблюдение ей доставалось частенько. Это потом она ушла в адвокатуру, а до того всякое бывало.

Лера невольно усмехнулась, ощущая подступившую горечь, но чтобы следить за собственным мужем… гадко и унизительно, но иного выбора молодая женщина не видела. Говорить с ним, не имея доказательной базы, было делом пустым. Во всяком случае, она в этом смысла не видела. Лера считала, что он начнет отнекиваться и все отрицать, а она в итоге так и не добьется правды и вся изведется вдобавок. Едва пройдя по касательной с сердцем, сомнения отравили весь разум целиком.

“А может, и не нужно это? Ну что ты хочешь здесь увидеть? И хочешь ли вообще… А может, и не было ничего, а ты сама себе придумала все? Чего-то не недопоняла, что-то упустила?”

Чем дольше Лера сидела в машине, тем больше понимала, что попросту боится лицом к лицу встретиться с “доказательствами”. Боится и не хочет.

“Нет, все нормально! Он работает, ну неужели ты не видишь?! Он просто на работе, а ты понапридумывала себе непонятно что… Ну смс, ну дальше что? Нет, хватит! И так уже опустилась ниже некуда! Сначала телефон, теперь вот слежку устроила. А дальше что, жучки ставить?”

И Валерия уже собралась развернуться и уехать отсюда, пока Пашка не увидел ее и не решил, что она становится ревнивой, глупой бабой, от которой действительно пора сваливать.

Прислушавшись к голосу интуиции, она вернула рычаг скоростей на нейтралку. В тусклом свете уличного фонаря она узнала его сразу, к большому несчастью, затопившему сердце до краев. Мужчина шел с молоденькой девушкой. Внешне они никак не выдавали себя, просто шли рядом и разговаривали.

А когда сели в машину, Лера предпочла закрыть глаза.