– Пожалуйста, проходите, Ирина Семеновна… Присаживайтесь, – он пристально, не мигая, посмотрел прямо ей в глаза, хорошо зная силу своего взгляда. – Разговор нам предстоит серьезный, – решил сразу брать быка за рога Бабанович. – Так что устраивайтесь удобнее…

Против его ожидания, Ирина Семеновна ничуть не смутилась, спокойно выдержала его взгляд, подошла к столу и села на предложенное ей место. И опять устремила на Бабановича безмятежной ясности серые глаза, всем своим видом давая понять, что она готова к любому разговору. В какой-то момент Михаил Борисович даже засомневался: а в самом ли деле более чем сносное состояние Иванова – дело рук старшей медсестры? Но, тут же и одернул себя: доступ в бокс номер один имели только он, Ирина Семеновна и медсестра Олечка, лишь два дня назад вернувшаяся на работу после отпуска по уходу за ребенком.

– Как дела, Ирина Семеновна? – осторожно начал разговор Бабанович.

– Нормально, – удивленно взглянула на него старшая медсестра. – Валентину Свинцову и Анастасию Кабышеву из четвертой палаты по вашему распоряжению готовим на выписку… Морозова уже перевели из третьей палаты во вторую, усилили контроль за соблюдением распорядка дня и режима питания…

– Хорошо, – движением руки Бабанович остановил служебный отчет Ирины Семеновны. – В ближайшем будущем нам надо будет продумать эвакуацию больных из второго корпуса. Видимо, придется уплотнить палаты в первом и временно занять комнату отдыха, ну и самых легких разместим в коридорах… А что делать? – Бабанович развел руки. – Ничего, потерпят… Возражающих и наиболее легких – переведем на дневной стационар.

– А что будет во втором корпусе? – удивленно вскинула тонкие брови Ирина Семеновна.

– Ремонт, – коротко ответил Бабанович, исподлобья глядя на старшую медсестру.

– Как! – не сдержала радостного порыва Ирина Семеновна. – Нам дали финансирование?

– Дали, – слегка крякнул от удовольствия Михаил Борисович, до предела довольный реакцией Ирины Семеновны. – В декабре и начнем ремонт… Подрядчики у меня есть, сидят без работы, так что с этой стороны – никаких проблем.

– Вот здорово! – Ирина Семеновна даже раскраснелась от волнения. – Мне кажется весной, когда начнет таять снег, перекрытия над вторым корпусом точно не выдержат… Там и так уже штукатурка с потолка на кровати сыпется… А в первой палате в углу все инеем покрылось и позеленело. Видимо, грибок.

– Кстати, вы Мурадова из этого угла перевели? – нахмурился Михаил Борисович, давший распоряжение об эвакуации больного.

– Конечно, перевели, – даже обиделась Ирина Семеновна. – Сразу после обхода…

– Вот и хорошо, очень хорошо, – Бабанович вновь уставился прямо в глаза Ирины Семеновны. – А теперь расскажите мне, Ирина Семеновна, как проходит реабилитационный курс Иванов из первого бокса?

– Иванов? – побледнев, переспросила Ирина Семеновна. – А… как он может проходить?

– Именно это я и хочу услышать от вас. И давайте – начистоту. – Михаил Борисович слегка усмехнулся. – А иначе у нас разговора не получится, и мне придется сделать соответствующие выводы…

На выпускном вечере Лера Осломовская, что называется, блистала. На ней было великолепное платье цвета берлинской лазури из натурального шелка с открытыми плечами и неровным, как бы изодранным на лоскуты, подолом. Белую шею Леры украшала длинная нитка морского жемчуга. В перламутровых босоножках на высокой платформе, с маленькими синими цветочками в шикарных волосах, падающих тяжелыми локонами на плечи, Осломовская была ослепительно хороша. Подруги млели от зависти, учителя тяжело вздыхали, мальчишки, почему-то все как один со слегка наметившимися усиками, стеснялись, неловко чувствуя себя рядом с Лерой. И лишь она одна, казалось, ничего не замечала, даже той странной особенности, что выглядела среди одноклассников значительно старше и опытнее. Посторонний наблюдатель с небольшой натяжкой вполне мог бы принять ее за молоденькую учительницу старших классов. Было ли это следствием совершенно взрослого уже, дорогого наряда или же сказались на облике Леры бесконечные конкурсы красоты, фотосессии и интервью, в которых она принимала участие и с завидным постоянством побеждала, трудно сказать. Одно не подлежало сомнению – Лера Осломовская, всегда и во всем, кроме непосредственной учебы, чувствовавшая себя лидером, и на выпускном вечере оставалась им. Воспринимала свои победы Осломовская довольно спокойно, без выпендрежа, как данность. Но и умела поставить на место того, кто при ней вдруг забывал о присутствии Королевы. Первые места в городском, краевом и российском конкурсах укрепили в ней чувство собственного достоинства и превосходства над другими. С самого раннего детства уверенная в себе, в своей исключительности и неотразимой красоте, теперь она получила более чем красноречивые подтверждения этому, выразившиеся в солидной коллекции корон, дипломов и призов. При этом Лера каким-то чудом не теряла головы. У нее хватало ума, а вернее будет сказать – женской интуиции, довольно спокойно относиться к своим успехам. Она никогда не позволяла, например, унижать подруг своими победами. И если кто-то, слишком льстивый и, может быть, расчетливый, начинал при посторонних азартно, взахлеб живописать ее несомненные достоинства, Лера Осломовская прерывала такого краснобая совершенно просто и определенно:

– Закрой варежку, – презрительно щурясь, громко говорила она, и «варежки» тотчас прикрывали, не смея возражать или, тем более, обижаться на Леру.

При той сложившейся ситуации, в которой оказалась Лера Осломовская к выпускному вечеру, – богатый и влиятельный папа, первая красавица города Номска, она могла бы позволить себе многое. Ну, например, отречься от школьных друзей, с головой погрузиться в светские тусовки, найти себе во всех смыслах надежного покровителя… Лера этого не делала. И даже давая интервью на телевидение, всегда подчеркивала, что ко всему прочему она еще и ученица такой-то школы и такого-то класса, к тому же – не очень успешная. За это учителя ее боготворили, беззастенчиво выставляли завышенные оценки и сквозь пальцы смотрели на постоянные отлучки (сказать прогулы по отношению к Осломовской – язык не поворачивается) своей любимицы.

Конечно же, Лере Осломовской прочили блестящее будущее. Кажется, все театральные вузы и институты кинематографии страны заждались ее. Ну, в крайнем случае, модельеры Слава Зайцев и Валентин Юдашкин спали и во сне видели, как к ним на подиум торжественной поступью поднимается великолепная красавица из Номска. И полной неожиданностью, если не сказать – шоком для всех, кто ее знал, было известие о том, что Лера подала документы в местный педагогический институт. Лера Осломовская и школьный учитель – ничего нелепее нельзя было придумать. Впрочем, Лера всегда шла своим путем, и вся ее дальнейшая жизнь была лишь подтверждением этому неопровержимому факту.

А в тот памятный выпускной вечер ее долго не было в зале. Сережа Скворцов тоскливо мотался из угла в угол, молча пил шампанское с друзьями, молча отказывался от танцев, хотя девочки приглашали его наперебой. Но русоволосый красавец, метр девяносто три ростом, с великолепным разворотом широких плеч, породистым прямым носом и синими глазами, неприкаянный и одинокий без Леры Осломовской, никого не замечал, и от него вскоре отстали. Да и привыкли за минувшее десятилетие к тому, что он хвостиком мотался вслед за Лерой, ни в ком из одноклассников особо не нуждаясь.

Конечно, девочки вздыхали, жалея певчую птицу – Скворца, но ничего поделать не могли. И только Анечка Дикина, тоже красавица, смуглая, волоокая, с черной длинной косой и необыкновенно стройными ножками, как положила однажды на Сережу глаз, так уже и не отводила его. Так вот они и прожили несколько лет под одной школьной крышей: Сережа смотрел на Леру, Анечка – на Сережу и только Лера Осломовская – непонятно куда и на кого. Толков и кривотолков по этому поводу было предостаточно, но если Сережу и Анечку все без исключения понимали, Леру – не понимал никто, даже учителя. В самом деле, за тобой ухаживает первый школьный красавец, круглый отличник, совсем не дурак и более того – не самовлюбленный идиот, а ты нос от него воротишь. Где логика, где хотя бы элементарное объяснение этому школьному феномену? Более десяти лет, не считая детсадовский возраст, два очень красивых человечка, казалось бы, просто созданных природой друг для друга, не могут соединиться хотя бы формально, для отвода глаз, и все по вине капризной и своенравной девочки, в чьих венах течет благородная, хотя и изрядно разбавленная кровь польских шляхтичей. И как тут не вспомнить «Тараса Бульбу» и его сына Андрея, а то и Гришку Отрепьева, в свое время тоже сраженных безответной любовью к гордым шляхтенкам. Но это так, к слову, поскольку наш рассказ о безответной любви еще весь впереди…