Моя рука крупно дернулась, горло сперло. Я буркнул что-то нечленораздельное, сам того не желая.
Вдруг Саша, находившаяся все это время позади меня, обхватила мою руку своей.
– Да, я пойду. Только дайте мне "скрипелку" забрать.
Алиса Сергеевна вытянула рот и отошла в сторону. Сергей Митрофанович вздохнул.
Когда я выходил из ее подъезда, мне показалось, что надо мной раздался веселый голос. Не показалось.
– Александр Павлович!
Я задрал голову.
– Саша! – Она сучила ногами, высунутыми из железной клетки. – Ты не сиди на морозе долго.
– Не волнуйтесь. Ловите!
Я поставил футляр на землю и едва успел поймать сосуд с жидкостью.
– Это вам за терпение.
– Что это была за грымза? Подружка твоего отца?
– Это моя мама.
Я смолк.
– Повеселитесь сегодня. Надеюсь, вам понравится. Там мой номер – звоните, когда понадоблюсь.
Я увидел, как из-за двери балкона Алиса Сергеевна чем-то воспитывала Сашу. Улыбнулся и пошел домой.
Дома я вдоволь поужинал с мамой, налив себе и ей ее любимого. Надеюсь, Саша не обидится, если узнает, что я поделился.
Когда настало время немного позаниматься, я раскрыл футляр и подергал по каждой струне. Не это я ожидал услышать – струны твердили свое невпопад, совершенно не подходя по тому, что я слышал ранее.
Я набрал номер на свой страх и риск.
– Алло! Александр Павлович?
– Саша! Как ты узнала, что я…
– Папа по футляру ударил. Я же все слышала. И наверняка вы бы позвонили мне, чтобы я помогла настроить.
– Иосиф Серафимович говорил, что струны звучат в квинтах. Это же две ноты через пять, верно?
– Совершенно. Поздравляю вас с первыми успехами. Сейчас я по камертону дам, вы услышите.
Я действительно что-то услышал. Звонкий железный голос, говорящий "а."
– Спасибо, Саша. А ты можешь мне напеть, как звучат каждая из них?
Саша повторила ноты на разной высоте. Затем она подробно мне расписала, как следует настраиваться.
– …И сначала настраивают ля.
– Спасибо, Саш. У меня как раз ля не расстроилась.
– Это отлично! Упростит вам задачу. Удачи! На меня тут папа наседает, говорит, чтобы я занималась. До встречи в кабинете!
– Пока, Саш.
За час управился. Уж не знаю, помогла ли мне капля Сашиного подарка, или я по натуре своей отчаянный болван. Страшнее всего было с ми – ее глаз едва может поймать, что говорить о руках. Поиграл пару песенок из нотной тетради Кеши.
В заметках учитель написал, что у Кеши плохо справляются пальцы и иногда кровят. На некоторых нотах были отпечатаны небольшие коричневые пятнышки. У меня спину схватило, как только я заметил.
Лег спать, слушая классику – откопал мамин диск, который ей почему-то не понравился.
-
Я шел налегке, насвистывая композиции. В основном это были венгерские танцы Брамса.
Пока Иосиф пластался по дороге, я успел дочитать книгу.
– Добрый день, Камнев. Брамса исполняешь ртом? Откуда ты про него знаешь?
– Необязательно жить под скалой.
– И то верно. – Он отпер дверь кабинета. – Сегодня тема очень интересная – длительности нот.
– Длительности? Я их уже знаю.
Он окрысился.
– Каким образом?
– У моего брата была нотная тетрадка. Там все расписано.
Иосиф опустил веки.
– Мне кажется, его преподаватель не очень точно объяснил четверти.
Теперь мне нужно было ответить ему "каким образом".
– Я тебе расскажу. Давай сначала настроимся.
Я достал свой аппарат из футляра. Ля очень фальшивила.
– Давай сюда.
– Я уже умею. Я настрою.
– Не умеешь ты ничего.
– Спорим?
Я взялся за колок и начал щипать ля, постепенно вкручивая колок в головку.
– Не слышишь? Это ля бемоль. Еще.
– Я не знаю, как вы, но я не имею желания рвать струну. Это ля бекар.
Он резко выдохнул.
– Откуда ты такой умный?
Я улыбнулся.
– Хорошо, неважно. Длительности.
Пока мы разбирали новый материал, пришла Саша.
– Здравствуйте, Александра Сергеевна! – Иосиф развернулся к вновь пришедшему. – Смотри, Камнев, Саша может сходу сказать, сколько тридцать вторых в целой ноте.
– Нет, Иосиф Серафимович, не могу, – она потупила взгляд.
– А я могу! – послышался голос у них двоих за спиной. – Тридцать две тридцать вторых.
– Ты какой-то непризнанный гений, Камнев.
– Я могу то же самое сказать, только без сарказма, – Саша расчехлялась.
– Цыц. Идем далее.
Пока мы разбирали уже не новую для меня информацию, я заметил на столе небольшую пьесу в один лист. Украдкой, пока Иосиф отвлекся на Сашину тарантеллу, я взял свою диву и начал играть произведение в момент молчания.
– Понимаешь, тридцать вторые – они легкие, быстрые… Камнев, что ты делаешь?
Я продолжал исполнять пьесу, не глядя на него, даже когда он опустил свою дрожащую куриную лапу на мое плечо.
– Камнев, мать твою, отвечай!
Я остановился.
– Что отвечать? Тут восьмые ноты в основном. Восьмые и четвертные паузы. Все предельно просто.
– На сегодня урок окончен. Ты знаешь длительности, больше мне от тебя сегодня ничего не надо.
– Но время-то не закончилось у нас. Может, покажете что-нибудь новое?
– Иди отсюда, Камнев.
Я не стал более возражать.
Пока я одевался в коридоре, до моих ушей донесся занятный диалог.
– …Это невозможно. Нет. Я отказываюсь в это верить. Он учился где-то до меня.
– Иосиф Серафимович, оставьте.
– Александр Павлович! – Саша выбежала из-за угла.
– Что, Саш? Тоже выгнали?
Она только улыбнулась.
– Скоро в школе концерт. Вы, к сожалению, имея всю свою одаренность, пока не будете выступать. Меня готовили все мои годы. Вы знаете Витторио Монти?
– Кажется, знаю. Что-то похожее на твою тарантеллу написал.
Саша звонко засмеялась и начала пародировать быструю часть из произведения Монти.
– Вход свободный. Приходите! Это будет прямо в концертном зале. Я буду вас высматривать в сиденьях.