- Ты сказал Соммниансу, что едешь из замка?

  - Нет. У меня он был с тех пор, как сделал несколько игл по его просьбе.

  Мы вышли позднее, чем хотели. Оружейник замел следы пребывания на мельнице. Вымел золу от костра, унес ветви, ими же затер те немногие следы, что остались вокруг, когда нога попадала на землю или песок. Мне казалось, что у меня много сил, но спустя немного времени ноги ослабели и я попросила отдыха и воды. Никакой поклажи я не несла, и мне было стыдно за слабость.

  Мы останавливались часто, шли медленно. Аверс сказал, что жалеет об уходе с мельницы. Преследователей могло и не быть, а заброшенная лесная сторожка, которая послужила бы следующим укрытием для отдыха под крышей, еще слишком далеко. К концу дня стало теплее, но небо затянуло тяжелыми облаками, словно большим серым плащом - от горизонта до горизонта. Стемнело раньше обычного, пришлось расположиться там, где застали сумерки и спать по очереди, поддерживая в костре постоянный огонь.

  Утром развернули карты, и я, и Аверс тщательно изучили все метки, чтобы не сбиться с пути в ближайшие дни. Вдоль русла нам идти было долго. В месте, где река делала вторую петлю, нужно было отойти к западу в глубь леса, как раз к сторожке охотников. Дальше русло сужалось, становилось более каменистым и река делал еще три поворота, прежде чем нам откроется небольшая скальная гряда. Ориентируясь по ней нам нужно было двигаться без дороги в ее сторону, пока не дойдем до тракта. А дальше рукой подать до замка. И мы дома.

  Правда, чем больше я думала над тем, что нас с оружейником ждет в конце пути, тем менее уверялась, что там будет дом. Что там будет также хорошо и спокойно, как в Неуке. Я стану сама по себе, занята службой. Аверса и лекаря буду видеть редко. Да и кто знает, нас всех могут разослать по разным гарнизонам. Сомнианса ближе к сражениям, Аверса туда, где есть мастерские, а меня оставить при коменданте или услать к другим высоким людям, каким нужен писарь, знающий язык цаттов. Я скучала по другу, по лекарю. Хотела увидеться с ним и узнать, что все хорошо. Только и эта дорога мне была ценна тем уединением, когда весь мир перед тобой, и есть только ты и твой спутник, а больше никого.

  В два других дня Аверсу удалось подстрелить зайцев - и завтрак, и обед были сытные. На ужин мы ели совсем немного, чтобы не заснуть на своем посту. Два следующих дня моросил дождь, хоть не сильный, но из-за своего постоянства все же промочивший основательно. Швы оружейник снял, оставалась только повязка, и когда я почувствовала, что даже до нее добрался дождь, забеспокоилась. Одно дело промокнуть, другое если рана не будет хорошо заживать от сырости. Охота тоже не удавалась.

  В день, когда мы уже почти добрались до сторожки, нам попалась в лесу большая грибная поляна. Пользуясь тем, что дождя не было с утра, мы расположились у опушки и Аверс залег в кустах с арбалетом. Даже если не попадется зайца, наберем грибов. Я ушла в сторону - поискать все те же грибы еще и чтобы не мешать охоте. Мелкие рыжие волнушки попадались часто, и я собирала их прямо в подол юбки. Увлекшись, я все реже оглядывалась в сторону нашей стоянки, и усердно выискивала глазами свою добычу среди пашей листвы... как вдруг передо мной возникла пара сапог - из мягкой черной кожи, с тонкой подошвой, бесшумные.

  Оторопев и онемев от внезапности, я лишь вскинула на человека глаза, так и не поднявшись с корточек. Уже открыла рот для крика о помощи, но голос где-то пропал. Что-то в лице стоящего передо мной незнакомца говорило о том, что опасности нет.

  И это было странно. Мужчина был высоким, зрелых лет, черноволосым и черноглазым. И он, казалось, смотрел на меня с не меньшим удивлением.

  - Какая встреча! - усмешка была без угрозы. Он повесил на плечо лук, который до этого держал в руке, и убрал стрелу в колчан. На поясе уже болтались тушки двух зайцев и белки, а сумка топорщилась перьями и выглядывавшей утиной лапкой. - В такой безлюдной глуши!

  Охотник засмеялся, довольно громко и открыто.

  - Не двигайся, - голос оружейника раздался со стороны моей спины, и, обернувшись, я увидела, что тот стоит со вскинутым на прицел арбалетом. - Ты один?

  - Один.

  Незнакомец не выдал ни испуга, ни большего удивления. Он махнул рукой, будто на шутку друга, и спокойно сказал:

  - Я уже несколько дней здесь охочусь, живу в лесничем доме и копчу мясо в дорогу. Опусти оружие, я рад людям.

  Аверс опустил. Я поднялась на ноги, придерживая юбку, чтобы не рассыпать волнушки.

  - Лисички? - Охотник качнул головой. - Хорошо. Я в эту сторону еще не выбирался, все больше к разливу ходил.

  - Ты кто?

  - Такой же путешественник, как и вы. Меня зовут Рихтер.

  - Я Аверс, а это моя дочь Рыс...

  - Не нужно начинать с вранья, - незнакомец перебил, и замахал рукой, - между вами нет родства. Я вам не враг, чтобы таиться передо мной, как от хищника. А Рыс, это полное твое имя?

  - Крыса. Кличка мне вполне заменяет его.

  - Как охота?

  - Только начали.

  - Тогда продолжим вместе. И прошу на ночлег в дом, я там уже обжился.

  Была в этом человеке некая странность: он с виду был прост, по речи вежлив. Лицо умное и открытое, и обращался он с нами сразу так, словно добрых друзей встретил. Мое нутро не вопило о коварной любезности незнакомца, наоборот, я чувствовала ничем не оправданное доверие. Аверс тоже не беспокоился, не улыбался дружески, но вся фигура его и руки были расслаблены. И он не ждал подвоха, отчего-то доверившись этому встречному путешественнику. Даже не спросил о том, как тот прознал про ложь о нашей семейности.

  Человек рассказывал, а мы слушали. Что в пути он давно, что идет с самого Побережья и про цаттов за этой стороной гор знает. Он вольный, безродный, и ни к какой стороне примыкать не хочет, даже если за службу его меткого лука будут платить по золотому в день.

  - В моей жизни иные цели. Я не жажду богатств, почестей, не жду любви женской и не жду божеской. Я ищу истину в людях. Это очень увлекательное путешествие, поверьте. Куда вы держите путь, я спрашивать не стану. Вам хочется держать свои тайны при себе, так держите. Мне не интересно.