Пока свет позволял, Аверс и новый знакомец караулили добычу, и принесли к стоянке подстреленных зайца и куницу. Я насобирала грибов столько, что пришлось отдать под них плащ, связать концами и высыпать все в середину, как в мешок. Рихтер пригласил нас на ночлег в сторожку, которую по случаю занял первым, и говорил, что это дом всех путников, так что никаких церемоний. Мы там будем такими же хозяевами, как и он.
Сторожка оказалась добротным большим срубом на бревенчатых сваях. На привычные охотничьи домики, часто низкие и маленькие, не походила совсем. Размах двора тоже удивил - низкий круговой частокол, поленницы накрытые шкурой, каменная коптильня, сарай и крытое стойло для лошадей. Как раз там стояли вороной жеребец и гнедая кобыла, и, судя по масти второй, - это была лошадь, на которой ездил убитый Аверсом цатт. Рихтер, как почувствовал, стал объяснять:
- Конь мой. А лошадку нашел на водопое, как раз где разлив. Оседланную, будто только что всадника скинула, а тела не нашел. Далеко ушла, к своим не вернулась, видимо. Можете забрать. Если бы вас не встретил, отпустил бы, как на тракт вышел, или у первого поселка оставил.
- Спасибо.
- Все ноги стерла, а, госпожа Крыса? - Опять со смешком вопрос. - Далеко они тебя занесли. Теперь верхом поедешь.
- Нам нечем отблагодарить...
- А я ничего своего вам не дарил, так что не стоит благодарности. Вещи можете в дом занести, колодец позади дома. Умойтесь с дороги, грибами займитесь. А я пока всю добычу освежую.
Когда мы с Аверсом оказались одни, я тут же схватила его за руку и спросила:
- Можем мы ему верить, добрый он?
- Не знаю, - оружейник даже покачал головой. - Я и хочу что-то понять, а мысли в сторону уходят. Кажется, что честный человек, только...
- Что?
- Только слишком все хорошо. Как в жизни ни разу не складывалось. Останемся. Отдохнем сколько сможем, выспаться надо, тебе силы восстановить. Пусть до снега не успеем добраться, но свалиться замертво, упасть в лог или с обрыва, потому что ноги заплетаются, тоже нельзя. Не болтай ничего. Остальное пусть идет как идет.
А шло хорошо. Рихтер больше и не занимал разговорами, занимался своими делами. Аверс перебрал все наши вещи, выбросив ставшие ненужными грязные тряпки и переложив футляры с картами в чистую сумку. Натаскал мне воды в свободную кадку, даже нагрел большой котел горячей, чтобы не была такой студеной. И я перемыла все волнушки, после занялась ужином. И на этот раз он не был скудным - и утятина, и зайчатина, и рубленые грибы. В сенях сторожки нашлось много кубышек с сухими травами, корнями и чесноком. Забытые уже запахи выбивали слюну, и желудок подвывал от голода.
Как бы ни было тяжело в дороге, всегда находятся такие мгновения отдыха, когда забывается все. Здесь же были не мгновения, а счастливые три дня. Я высыпалась, хоть и вставала перед рассветом, чтобы сварить травяной напиток и собрать еды мужчинам - Аверс и Рихтер второе утро с рассветом уходили на охоту, оставляя меня одну. Я коптила зайчатину, собирала и лущила дикий орех в орешнике, который нашла недалеко от сторожки. Калила их над огнем на железном листе. Как могла очищала котелки золой, латала одежду, подшивая к плащам заячий мех. За сараем оказался спуск в погребок, где нашлись и мед комками, и запасы сухих ягод. Там же были и выделанные кем-то старые шкурки, хорошо сохранившие свой волос.
В доме было все для жилья, даже зиму можно было переждать. Не сторожка охотника, а целое хозяйство.
На завтрашнее утро Аверс решил уезжать. И Рихтер сказал, что выждет еще несколько дней и тоже поедет дальше в поисках своей истины. Ужинали мы как короли, зажарив всю оставшуюся сырую дичь, запивали горячим варом из ягод и трав, в которую для крепости добавили немного крепкого "спирита", как называл его Рихтер:
- И в дорогу вам пригодится, я дам флягу. Холодный путь он сможет согреть.
Пах он резко и быстро хмелил. Аверс улыбался рассказу Рихтера о его встрече с дикой свиньей, которая упорно не хотела уступать ему дорогу и после преследовала. Смеха его я так и не слышала, хотя рассказ был забавен, и охотник умел говорить ярко. Я смеялась. Я была опьянена и отваром, и самим воздухом этого последнего уютного вечера в сторожке, я чувствовала себя как никогда легко. Мысли ни о прошлом, ни о будущем мою голову не терзали, счастье было здесь и сейчас. Единственное, о чем я думала, так это о том, что только отправившись с Аверсом на это задание, я стала ощущать настоящие мгновения счастья.
- Кто знает, сведет ли нас еще дорога? Как сказал один старый человек: будущее предопределено, а прошлое непредсказуемо. Такова истина.
- А как ты узнаешь ее?
Словно дожидаясь этого момента, свечи на толе чуть пригасли, в очаге загудело, а ставни скрипнули от порыва ветра. Разговор тоже потускнел молчанием после вопроса Аверса, и Рихтер смотрел в сторону окна со странной полуулыбкой.
- Так сразу и не объяснить... - голос его стал глухим. - Истина в человеке делает его истинным. Таких немного, и из этих немногих уже единицы смогут жить в будущем. Я не в каждом ищу. Я путешествую, познаю мир, и очень редко, кто встречается мне дважды. Хм... можно только почувствовать.
Я не поняла его объяснения, и этот поворот к философским размышлениям заставил приуныть. Я бы с удовольствием выслушала еще рассказы о диких свиньях и других веселых встречах. Рихтер отставил свою кружку, совершил какой-то жест ладонью над огнем свечи, а после дунул на руку. Будто пушинку сгонял, как дети делают. Свечи погасли все.
- Пора спать.
- Как ты это сделал?
Один огонек снова затеплился и вспыхнул.
- Я не спрашивал про ваши секреты, так что не спрашивай и ты про мои, госпожа Крыса. - Он поднялся с места, собираясь уйти, но вдруг обратился к Аверсу: - Ты когда-нибудь видел такие глаза, как у нее? Эта девчонка смотрит так, словно в нее вселилась сама богиня жизни. Ее глаза как сталь, только горячая и греющая. Серое пламя, у которого украли цвета.
