- То есть, Юрген только раскачивается на предложение руки и сердца, не знаю, сомневается там, когда лучше момент выбрать, и прочая фигня, а ты уже давно за ним замужем?

  Пожала плечами:

  - "Давно" или "не скоро", но "уже" точно. У Судьбы свой почерк, и это ее истина: я и Юрка есть и будем вместе.

  - Секрет сохраню. Пусть еще помучается... Рад за вас, Шелесты.

  Что-то в нас совпадало, еще недавнее, и начавшее забываться - чайник на литр на старой конфорке, теснота "коробки" жилья, безразличие к еде и вкусам. Герман достал чистую чашку, наполнил ее кипятком и долго искал - где у него завалялся чай. Даже в холодильнике проверил. А я успела увидеть при этом ковшик со старой гречневой кашей, и пяток яиц в тарелке. Больше ничего, пустые полки. Извинился за отсутствие сахара и печенья. Чай не нашел, но откопал два пакетика с растворимым порошком кофе "три в одном". Как все знакомо.

  Еще минуту назад он легко смеялся. Так это подделка? Маскировка, а все остальные признаки жизни выдают депрессию? Или парень настолько нищий, на сколько это возможно при жилье, но на грани бездомного? Скудная еда, все марки макарон и круп, судя по упаковкам, самые дешевые из возможных. Никаких свежих продуктов, изысков. Посмотрела украдкой на анимофон, который тот оставил на подоконнике кухни, - простой. Не разбиралась в моделях, и только на вскидку могла определить. Его анимо дорого не выглядел.

  И еще одно - одиночество. Лежала на всем печать отшельника, каким он и был, судя по рассказам. Семьи не было, девушки не было, друзей тоже. Один Юрген умудрился попасть в круг тех, с кем Герман мог общаться, и за последнее время даже стал считать другом. "Круг" - громко сказано, там больше и никого. А если он - одиночка, то почему не попал под перемены и не исчез вместе с четверкой пограничников? Этот итог - единственно верный в его жизни, и никаких переломных моментов в прошлом не случалось?

  - Разглядываешь? Какой есть дом, такой есть...

  - Побывал бы в моей комнатке в общаге, решил бы, что близнецы. Меньше месяца назад я пила пустой кипяток, грела о чашку руки, как сейчас, и пряталась ото всех на свете. Беру свое пальто в свидетели, посмотри - оно не даст соврать.

  - Так это его так жизнь потрепала? А я думал, что под мостом ползала, доведя одежку до плачевного состояния... Ха-ха. Да не, Ирис, я не обижаюсь, что ты так вокруг пялишься, не в упрек. Ты не из тех, кто ткнет мордой в убожество, я знаю. Это мой загон - не привык, что в доме гости, нервничаю. Если по стенам и потолку забегаю, не пугайся, это я пятый угол искать начну. Кукуха у меня такая после травмы.

  - Так давай я в подъезде подожду?

  - С ума сошла? Сиди.

  И мы сидели. Герман попросил посмотреть мой анимофон и даже пытался что-то с ним сделать. Вскрыл, покопался, вынес вердикт, что лучше купить новый, чем менять экран и звуковую плату у этого. Брать сразу в корпусом попрочнее.

  Я пила свой кофе, смотрела на него, и не могла не радоваться от чувства причастности и дружбы. Не знала глубоко его жизни, но он уже один из моих якорей, с кем есть взаимная связь. Мне хотелось, чтобы и парень знал - он не один. Юрген ему не просто сослуживец, а друг. И я друг, и Катарина тоже станет другом. И все будет хорошо, мы нашлись, мы уже сцепились судьбой!

  "И мы вытащим тебя из этого оврага...".

  - Герман?

  - Да.

  - Есть что-то, чтобы ты назвал особенностью своих вызовов?

  Он поднял на меня глаза, в которых мелькнуло странное. Словно я знала о какой-то беде или боли, и все же нагло спросила о ней в лоб, и этот вопрос ковырнул душевную рану. Во взгляде был упрек "зачем ты так?". Но упрек мелькнул и исчез - Герман все же понимал, что я ни о чем знать не могу и вопрос прозвучал без умысла.

  - Есть. Так это для тебя Юрген пытался выяснить о моих вызовах? На последнем дежурстве подступался к теме, а прямо не говорил. Я иногда угораю с его тактичности. Плюшевый, как подушка.

  Да, Катарина тоже обо мне лестно не отзывалась...

  - Мне можешь сказать?

  - Тебе - могу. Меня кидает только на самоубийц.

  Окно на кухне было плотно завешено, и света от подъезжающей машины не заметили. Вскинулись уже на вызов анимо, а не дверной звонок. В квартиру к Герману, подозреваю, никаких домофонов и не проведено. Он не стал отвечать, сразу побежал вниз, на первый, и открыл.

  Знал, что целая, но все равно, Юрген, прежде объятий, тронул за локти, за плечи, за шею, а потом уже прижал к себе. Я охнула. Ушибы-то были, боками по камешкам немного прокатилась. Пальто и свитер смягчили, но чуть-чуть аукнулось. Он меня тут же отпустил:

  - Больно?

  - Нет, поскрипывает. Кувыркнулась в овраг, как из будки вылетела. Больше перепачкалась, чем шишек набила. Юрка, прости, что так получилось - промахнулась с концентрацией и вот, немного снесло во времени и увезло по пространству.

  - Главное, что в итоге все хорошо.

  - Ребят, я тут с вами двумя уже не помещусь. Квартира по швам разойдется. Забирай свою принцессу и езжайте домой. Три ночи, четвертый пошел. Я спать, вы спать, таксисту смену заканчивать.

  Юрка пожал Герману руку, и смог смолчать. На что тот обрадованно заулыбался:

  - Золотой человек, все понимаешь. Молодцы, оба рот на замок и валите уже к чертовой бабушке!

  По дороге обратно, все сорок минут пути на заднем сиденье такси, мы с Юргеном не разговаривали. Не к месту как-то. Он меня обнимал одной рукой, я полулежала на плече и чувствовала, как тот прижимается иногда щекой к виску и потом украдкой целует в волосы. Все, бедолаге, попадают моменты, когда голова грязная, а он все равно проявляет свои чувства, не брезгуя тем, что я пахну листвой и сыростью. Приеду, залезу в ванну, отогреюсь и вымоюсь. И если не вырубит нас обоих, расскажу Юргену все, что смогу рассказать. Умножив секреты. Мне нельзя говорить про Нику, нельзя говорить о фамилии Шелест, и теперь нельзя сказать ни ему, ни друзьям, - мы наследники.