- Что их еще объединяет, кроме редкости пользования?
- А почему должно объединять? Рандомно, случайно, как выпало.
Мы сидели на лавочке. Девушка выдыхала ароматный пар, а ветерок так и сносил его мне в лицо. Лимон с мятой. Вкусный запах, съедобный, и все равно синтетический. Вся еда - химия.
- В кафе посидим?
- Нет, это без меня.
- А я уже голодная... ты где пальто запачкала? На кровь похоже. И шарф куда дела? Сидишь уже синяя, как старая курица после смерти.
- Я пойду, время поджимает. Спасибо, Катарина. Августу напишу, он оценит.
- Хотелось бы. Давай тогда, до связи.
Она осталась, а я ушла к остановке.
Ответь...
Пока ехала к Роберту Тамму на дачу показаний, думала об одном: о зависти. Когда мертвые завидуют живым. Я - Катарине.
Она мне не нравилась, но странно привлекала к себе и даже вызывала доверие. Ее характер - ярче, эмоции наружу, слова сочнее, речь живее, даже пошлость - "смердит", но это все играет в плюс личности, давая рельефность. Есть тайны, есть немного порочности. Трудно ее понять, потому что она "мерцает" разными гранями и не так проста, как думается.
А я - примитив. Правильно меня Катарина обозначила: квелая, скучная. Притворяюсь разной, а на деле - черная дыра, и от меня фонит, как радиацией, этими вопросами экзистенциального кризиса... Я никому не смогу дать жизнь даже в переносном смысле. Рядом со мной люди загнутся. Юргену взамен на его доброту ничего не верну, кроме депрессии. Фальшь, суррогат, химоза, как те же запахи из испарителя. Ненатурально. Безжизненно. Мертво.
- Так порви последнюю связь...
Я резко обернулась. Площадка вагона пустовала, рядом никого не было. Те, что сидели и стояли дальше - не могли этого сказать. А голос был - не мужской и не женский, никакой, словно не вслух, а мысль прилетела. То, что держала в голове, внезапно исчезло, - монорельс катил через остановки, а я уже не могла вспомнить - зачем еду? Была цель, или катаюсь, как всегда от конечной до конечной, чтобы убить время?
Горечь накрывала. Сердце сжимала боль, и в солнечном сплетении маленькими нервными иглами проскакивали импульсы. Не вызов к человеку... а зов к границе. Собственный, нарастающий, накрывающий душу, как шторм.
Я ребенка не уберегла. Я должна была сделать все, чтобы оградить его и не дать сделать с собой то, что сделал акушер. Доверилась врачу, а нужно было бежать... уловить шестым чувством, не слепнуть от боли схваток, не давать колоть, не позволять резать. Самая первая цель жизни любой матери - защищать ребенка. А я не смогла. И нет никаких оправданий собственному состоянию, я должна была спасать его даже ценой жизни.
Но не сделала этого... Меня в реанимации откачивали два дня, говорили потом, что едва выжила. Молчали про сына, пока в палату не подняли и психолога не привели. Только зря. Я ничего не слышала и не видела. Я хотела одного - хоть раз, хоть на одну минутку подержать на руках моего малыша, пусть даже мертвое тельце. Не попрощалась, не тронула, не поцеловала.
О родителях молчали еще дольше. Кто-то из врачей позвонил им на следующий день, как попала в больницу, найдя номер в контактах анимофона. Звонили мужу, но не дозвонились сразу. Сестре - она на другом конце света. А мать и отец сорвались из столицы, сев в проклятый поезд, чтобы как можно скорее приехать ко мне. Я виновата и в их смерти.
Они не любили меня так, как Лилю. Я не обижалась на разницу в заботе, хотела больше внимания и тепла, - да. Но не злилась. Не таила. Знала, что в глубине души я им дорога, потому что они - родители. Не случись трагедии, мама бы не отходила от моей постели, и папа бы утешал, гладя сухой ладонью по волосам. Тоже был бы рядом. Из-за меня их не стало. Я виновата...
Не того мужчину выбрала. Петер хотел зацепиться в Сольцбурге. Расточал обаяние всем, а подкупил им только меня. Пусть так. Не тронутая, наивная, красивая по-своему, хоть любил он больше пышных и мягких, а не тонких и гибких... Испугался больницы, не приехал ни разу. Заявление на развод подал. Одни проблемы. Одна беда. Одна покалеченная и сломленная девушка, которую не хочется ни поддержать, ни обнять, ни утешить. А ребенок? Так и к лучшему, что не выжил...
Это я виновата. Глупая и никчемная. Никому счастья не принесла, никому хорошо не сделала. Даже просто существованием - и то мешала. Лишняя.
Не будет меня сейчас - мир посветлеет. Сотрется с общего фона человеческих душ одна больная и гнойная, черная и пустая. Пограничники заменимы. Наследник сделает новый блокнот для новобранца, а мой положат в коробку, и сменится один солдат на другого. Людей будут спасать. С ними ничего не случится, к ним всегда прилетит кто-то - Герман, Катарина, Юрген, десятки других... Не будет меня, Юрген тоже вздохнет спокойно. Ведь из жалости подобрал. Как кошку бродячую с улицы, потому что сердце доброе, потому что решил спасти от одиночества и исчезновения. А я больная, неправильная, ядовитая - отравлю ему жизнь...
Я испугалась, обнаружив себя уже посреди улицы, а не в вагоне. Куда шла? Когда вышла? Где я?
Внутри меня разрывались векторы зова - бежать во все стороны одновременно. Болело, резало нитью, душу как будто с мясом пыталась вырвать сила, похожая на поток ветра. Не обычного, а того... который срывает воздушного змея в вечный полет.
А почему нет? Ведь сама мучаюсь! Оправдываю существование бессмысленными делами, когда на самом деле давно там, - где мои любимые и самые близкие. Эта мысль принесла облегчение.
Все отодвинулось от меня. Суета дня, задачи и загадки сбоев, физический голод. Отпустила обязанность притворяться и общаться, чтобы играть в нормальную жизнь среди нормальных людей. Даже вина показалась меньше и легче, едва представила себе, что сейчас, через минуту я все искуплю и уйду к тем, кто уже умер. Уже свободен.
- Рви...
