Литмир - Электронная Библиотека
…раз-два, туфли надень-ка,
Как тебе не стыдно спать.
Милая славная смешная Енька,
Нас приглашает танцевать!

Затем народ потребовал «Ладу» и мужская половина взяла инициативу, баритоны и басы возвышенно и боевито начали:

Под железный звон кольчуги…
На коня верхом садясь,
Ярославне в час разлуки…
Говорил наверно князь.

Дальше напевно подхватили дамы:

Хмуриться не надо, Лада…
Для меня твой смех награда, Лада!

Не успели допеть Ладу, как чей-то голос потребовал:

– Давай «Электричку»! и вокруг стали подхватывать:

…Опять от меня сбежала,
Последняя электричка.
И я по шпалам, опять по шпалам,
Бегу домой по-привычке.

Затем выпили без тоста и запели «Черного кота», потом «Песню про Медведей», «Ландыши», «Если друг оказался вдруг»… Кто-то закричал: – Пусть Снегурка спляшет, просим… пусть спляшет «Цыганочку», давай с выходом! Дед сбивчиво нашел нужные аккорды, сыграл проигрыш, и она вышла вперед, повела тонкими бровями и пошла по кругу, слегка откинув горделиво голову и легко вращая стройный стан; она и впрямь была прелестна и вызывающе молода, а ее красиво очерченные, яркие губы, сверкающие белоснежные зубы, высокая грудь не оставляли равнодушными разгулявшихся мужиков, поспешивших за ней, потряхивая плечами и втягивая предательские животы, выделывая ногами коленца, отчаянно обстукивая тело ладошками, а кто-то пронзительно высвистывал трели.

Она с детства, как и многие советские школьники, занималась хореографией, затем закончила культпросветучилище, поэтому танцевала легко, красиво и зажигательно.

Проворный Верхушкин, оттеснив всех от Снегурки, орлом кружил и выплясывал для нее, сверкая лихорадочно возбужденными глазами, он скинул пиджак и лихо освободился от галстука: его толстая, багровая шея и крутой лоб с залысинами покрылись испариной, рубаха на спине намокла, но он уже вдохновился юной девой и сейчас возмечтал только об одном… Закончив отплясывать и тяжело дыша, он подошел к столу, плеснул в фужер порцию коньяка и с наслаждением принял внутрь содержимое. Слегка продышавшись закурил любимую болгарскую сигарету «Солнце», не докурив затушил и направился в соседний кабинет, откуда через минуту вынес новенький магнитофон. Покрутив кассету, он нашел нужную мелодию, включил всю громкость и галантно пригласил Снегурку, которая тут же оказалась в цепких руках стареющего кавалера с просящими глазами… Зал наполнился лирической мелодией песни…

Тополя, тополя, в город мой влюбленные,
Ждут дороги меня, и тревоги новые.
Далеко ухожу, в сердце Вас уношу,
Как весенний волнующий шум…

К счастью, бесконечная песня закончилась, она облегченно выдохнула, он поцеловал ручку и многозначительно промурлыкал:

– Следующее танго за мной, я приготовил хорошую музыку, уверен-тебе понравится…

Она озадаченная молча направилась к Деду, он к столу за коньяком, а к нему не спеша, покачивая крутыми бедрами, подошла Коновалова и понизив голос бросила:

– На молоденькую потянуло, седина в бороду бес в ребро… смотри, слюной не подавись!

Он взял наполненный бокал и, не скрывая иронии парировал:

– Тамара, ты чего заволновалась, ревнуешь? Это ведь сказочный персонаж, вот я и опекаю от лица руководства, так сказать…

– Ты дома своей жене будешь рассказывать, как ты стал опекуном Снегурке при живом Дедушке; шары блестят каку мартовского кота, но ты не кот, ты – кобель…

– Тамара, я хоть и член профсоюза, но не надо промывать мне воспаленные усталые мозги, золотко, дай отдохнуть, не морочь голову…

– Это ты не морочь мне моё «Фаберже»… припрешься каяться – не впущу, в лесу под ёлочкой со Снегуркой будешь отдыхать!

Она перевела надменный взгляд на Снегурку, которая вдруг остановилась и объявила, что Дед принес полный мешок подарков, которые можно получить, но следует исполнить какой-либо номер. Все снова стали наливать, чокаться и выпивать, мало чем закусывая, все больше каламбурили, курили и поглядывали на нее, – кажется мужики «запали» на Снегурку и не стеснялись обсуждать ее явные и скрытые достоинства. Между тем, номера хозяева исполняли охотно: пели, читали стихи, иные собственного сочинения, тут-же вскрывали заработанные дефицитные духи, распространяющие невообразимые польско-французские ароматы; через несколько минут все дамы уже источали манящие запахи. Застольный процесс вошел в кульминационную стадию, когда уже нет начальников и подчиненных, всех накрыло благодушное состояние эйфории, все простили друг другу давние обиды, чмокались и отвешивали взаимные комплименты, опять наливали и много курили. Снегурка поняла, что уже можно заканчивать свою часть культурной программы, осталось провести финальную часть – загадки-отгадки и прощальный хоровод «Маленькой ёлочке холодно. Ей порядком надоели его скабрёзные шуточки, многозначительные намеки и липкие обнимания, а он был уверен в своей неотразимости и ее доступности, ведь он представлял звено руководителей, а она – обслуживающий персонал, как впрочем, и любой работник культуры; его мысли, окутанные пьяным угаром, вертелись в одном направлении:

– Хочу, – значит, могу, должна, – значит обязана, но всю обедню портит зараза Коновалова, надзиратель профсоюзный, борец за нравственность, а сама не прочь прогуляться в чужом саду…

Она с трудом собрала внимание шумной компании и предложила игру «загадки-отгадки», кто больше отгадает, тот получит подарок от Деда и Снегурки, и начала:

– Без рук, а рисует, без зубов, а кусает, – кто-то выкрикнул «мороз».

– Что станет с мячиком, если он упадет в Черное море? – посыпались варианты, но один отгадал – «намокнет».

– Висит груша – нельзя скушать, – все варианты ответов Снегурка забраковала и выдала правильный: «Тетя Груша повесилась». Кто-то рассмеялся, кто-то не понял юмора, пожимая плечами, иные многозначительно кривясь хмыкнули, парторг Комиссарова слегка покачала головой, что означало «не одобряю». Игра продолжалась, а явного лидера все не было и она почему-то весело, даже задорно выдала: – «Зимой и летом одним цветом». Вариантов ответов было немало, но увы… Тогда она также задорно выпалила отгадку: – «КПСС»! Шум в зале постепенно стал затихать, многие с любопытством глядели на нее, будто сейчас впервые увидели.

– Коммунистическая партия Советского Союза, – членораздельно уточнила она и еще добавила: – …зимой и летом… неужели непонятно? это ведь метафора, обобщение с юмором.

Сиваков энергично хлопая покрасневшими глазами, обратился к окружению:

– Это она про что сейчас? Она над кем смеется? Это ведь святое!

– Пригласили в уважаемую организацию к приличным людям, а они как свиньи, с ногами на стол, – подхватила Комисарова.

– Это вместо благодарности такие поганые шутки? Ах, вы культур-мультур недоё… е, нет, такие работнички идеологического фронта вредны и опасны, – прошипела Коновалова.

– Меня в партию приняли в 1941 году под Смоленском, с достоинством произнес приглашенный ветеран, – до сих пор ношу партбилет и горжусь этим.

– Тут люди в партии состоят по двадцать-тридцать лет, а они смешки, издевки… – сыпались комментарии, – сама наверное, комсомолка, а в комсомол-то ее принимала партия, в компании все сильнее нарастали патриотические настроения и негодования коммунистов, ветеранов и участников войны. Заведующая массовым отделом Зайцева – Снегурка была в смятении, даже растерянности, она не сознавала, что наступила на мину замедленного действия, она заигралась и упустила из виду фактор состава окружения, да она и не могла предположить, что веселые и приветливые люди так остро и болезненно воспримут безобидную, как ей казалось, новогоднюю шутку для взрослых.

9
{"b":"712330","o":1}