После Нового года снежные заносы заметали дома под крыши, перекрывали все выходы, из под снега сиротливо торчали лишь печные трубы да скворечники на коньках крыш. Соседи поочередно откапывали друг-друга лопатами, прочищали тропки для выхода на улицы, ну а дальше уже кто как сможет, – по колено или по пояс в снегу, кто в школу, кто на работу, брели след в след. Наконец, наступало самое подходящее время рыть снежные пещеры, гроты, окопы и блиндажи. Детвора, подобно кротам, азартно и увлеченно рыла, вырезала, трамбовала снег; создавая сложные, запутанные лабиринты, где все, разделившись на «своих» и «врагов», с удовольствием играли в войнушку. Однажды, проснувшись утром, в одном из огородов жители увидели копию танка, только в снежном исполнении, где дулом служила двухметровая гладкая жердь, закамуфлированная снегом: глядя на это произведение, взрослые улыбались и одобрительно кивали, а ребятня со всей округи сбегалась поглазеть на эту невидаль.

Рано или поздно приходил март, теплое солнце все чаще заглядывало в окна, пригревая нежную герань и сидящих на подоконниках, зажмурившихся котов. На карнизах крыш с выросших сосулек капала талая вода, снег становился ноздреватым и оседал. Затем однажды на дорогах появлялись лужицы, а с горы потекли ручейки и постепенно, набрав силы, уже стремительно неслись мутные потоки на дно оврага к ручью, превращенному в бурлящую грязную реку. Снег сползал с разогретых крыш домов, и они стояли очищенные, подсыхая и слегка дымясь под лучами щедрого солнца. Также внезапно прилетали вездесущие, долгожданные скворцы и начинали выкладывать свежую подстилку в скворечниках, при этом неустанно насвистывая свои серебристые трели и напропалую бранясь с воробьями за квартиры, строительный материал и вообще…

Прошло более пятидесяти лет, а эмоциональная память хранит до сих пор эти весенние запахи подтаявшего снега, высыхающей земли огородов и дорог; знакомый и волнующий запах дыма костров, сжигающих прошлогодние листья, сухую картофельную ботву и полынь, когда слегка подбеленный дым с огородов, поднимаясь сливается в один огромный ажурный полог и надежно накрывает Лог до утра. Или утренняя перекличка молодых, звонких, горластых петушков с хрипатыми пожилыми петухами… А еще – ленивая брехня дворовых собак на ночном посту, которые сообщают друг-другу о текущей ситуации: «все нормально, чужих нет». Но если появляется неожиданно ночной гость, сигналы хозяевам и друг-другу становятся тревожными, угрожающими, злобными, – эта многоголосая вакханалия, даже переполох, может продолжаться очень долго и до хрипоты, но главное – долг выполнен, враг обнаружен, сообщение передано незамедлительно и продублировано неоднократно. Говорящим признаком пришедшей весны также были скопления ребят в школьном дворе на переменах, на подсохших отмостках домов, едва подернутых зеленью полянках, где велись баталии под счет и на вылет в зоску. Или игра в еще более азартный пристенок (в «чику») на деньги. Для изготовления зоски, или биты, нужен был свинец, и пацаны рыскали по шахтовым отвалам, заброшенным шурфам, где находили куски электрических кабелей, срезали свинцовую оплётку, на кострах плавили его в консервной банке и отливали любую нужную форму прямо в грунте.

Но самой яркой и памятной была весна, а точнее – двенадцатое апреля 1961 года, когда полетел в космос первый космонавт на земле Юрий Гагарин; на школьной линейке директор огласил важное Правительственное сообщение, и на этом занятия были закончены. На улицах общее ликование, флаги, транспаранты, цветы, шары, люди организованно и стихийно двигаются в сторону городской площади, на их лицах восторг и радость, – это был всенародный праздник гордости за страну, за людей, запустивших ракету не с собачкой, а уже с человеком. Такой эмоциональной силы восторг и радость мог испытать только народ, который прошел через страшные испытания голодом, разрухой, войной и страхом, потерей родных и близких, но все выдержавший и победивший. Это был для нас первый в жизни, по-настоящему значимый праздник, когда мы, дворовые пацаны впервые реально испытали гордость за страну, за такой сильный, умный и смелый народ, частью которого с нетерпением хотелось стать и быть похожими на героев.

К середине мая устанавливалась теплая солнечная погода, по вновь вскопанной жирной земле в огородах бесцеремонно сновали прилетевшие скворцы и грачи в поисках любимой еды. Деревья выбрасывали свежие, блестящие и клейкие листочки, на ветках яблонь, черемухи, вишни набирали силу, набухали соцветия и однажды утром, повинуясь какой-то магической силе, начинали разом распускать нежные бело-розовые, ароматные цветочки, привлекая вокруг мириады неутомимых пчел. На сколько хватало взгляда вдаль, весь Лог превращался в цветущий сад, одетый в яркий торжественный наряд, те дышалось легко, свободно, без устали хотелось наполнять легкие благоухающим запахом весны.

Все дети во все времена любили смотреть кино, есть мороженое: пломбир, эскимо, вафельные стаканчики, пить газировку с сиропом – грушевую, яблочную, вишневую… и мы стали соображать, как заработать денег на карманные расходы? Ленивые клянчили у родителей, бабушек, а смекалистые с утра выходили «на работу»: мы исследовали дорожные кюветы, шахтовые отвалы, чердаки, овраги и огороды, железнодорожные пути, всевозможные свалки, где предметами наших интересов были тряпье, кости, стеклотара, цветной металл – свинец, медь, алюминий, бронза, затем все собранное, раскопанное и добытое складывалось в мешки и уносилось, отвозилось в приемные пункты «Вторчермета». Здесь в обмен давали незатейливые игрушки, шарики, мячи, пистолеты с пистонами… другой «ширпотреб», и китайские электрические фонари, а к ним батарейки, – обладатель фонарика становился состоятельным объектом зависти. Бутылки, банки, принимали за деньги, и это считалось выгодным бизнесом, где жесткую конкуренцию нам составляли «алики» и престарелые люди, но выигрывали более шустрые. Одним словом, трудолюбивые, коих было меньше, регулярно приобщались к высокому искусству кино, уничтожая нещадно, обожаемое и желанное в любое время суток мороженое.

В какой-то период нас многих накрыла тяга к коллекционированию марок, старинных денег; спичечных этикеток: это занятие занимало немало времени, изобретательности и усилий. После объявленной в 1961 году денежной реформы, когда взамен огромных бумажных купюр в оборот вошли новые миниатюрные денежные знаки и серебряные и медные монеты (шахтеры тогда нередко носили зарплату в наволочках, прежние банкноты в пачках в карманы невозможно было растолкать), люди избавлялись от старых и охотно менялись на новенькие сверкающие монетки и усеченные купюры. Более всего коллекционеры ценили царские монеты с двуглавым орлом и серебряные полтинники, а также редкие иностранные монеты – тугрики, песо, центы, пфенинги, йены, стотинки… Охота за марками и спичечными этикетками имела свои особенности: конверты, почтовые открытки и коробки мы собирали, изымали и выпрашивали у знакомых, соседей, прохожих, подбирали в мусорках, на вокзале, у магазинов, затем марки и этикетки отпаривали над кипящей кастрюлей или чайником, аккуратнейшим образом отклеивали и разглаживали утюгом. А еще, писали письма на многочисленные спичечные фабрики бывшего СССР, иногда их директорам, и, как правило, в ответ приходили бандерольки с новенькими типографскими оттисками набора этикеток, которые становились солидным обменным фондом в наших коллекциях. Но вот появилось новое увлечение, хобби – самокаты. Велосипеды были редким и дорогим удовольствием, зато самокат собственного изготовления стал привычным средством передвижения азартной ребятни; главное в этой конструкции – найти шариковые подшипники нужного диаметра. Самокаты мастерили из подручных материалов; в ход шли доски, рейки, проволока, но с выдумкой, чтобы не походил на соседский, иногда делали трехколесный с люлькой-прицепом для чего использовали ящики из под фруктов, особым шиком считалось приладить на руль ручной тормоз и даже звонок, с неимоверным шумом и грохотом мы носились на этих средствах с «ручной тягой» по грунтовым дорогам и реже – по асфальту, сопровождаемые косыми взглядами прохожих и не дружественным лаем собак.