«Кому-то охота…» Кому-то охота Ходить на плацу, Кому-то военная Форма к лицу. Погоны, шевроны, И на ордена Наш шанс повышается, Если война. Пока кто-то ходит, – И зря! – в институт, Вокруг гарнизона Невесты растут. Ну могут заслать, Посадив на броню, Куда-то в Читу, А и вовсе в Чечню. А кто хочет в штатском Дожить до седин, Ну глупые люди – Конец-то один! «Для европейских…» Для европейских Не гожусь вояжей, Не понимаю даже – Бестолков, Как плещется вода У каннских пляжей, Не зная иностранных языков. Могу принять «направо» За «налево», Но был же этот случай Без конца – Мне ручкой помахала Королева В воротах Букингемского дворца. Я даже и не понял – Кто я, где я, Когда, весь в черном шлеме И сукне, Мне полисмен Не надавал по шее, Не накричал, А улыбнулся мне. Наверно бы, Увлекшийся картиной, О небывалом случае таком Поэму создал Некто с паспортиной, А я лишь к слову вспомнил, Со смешком. «Сервелат из подсобки!..» Сервелат из подсобки! Советская власть. Но тебе не дано В ту подсобку попасть. Даже и не мечтай, Если ты не из свит, – Гинеколог стоит, Стоматолог стоит! А теперь – сервелат, Пармалат, карбонад – Все бери – не хочу, Это ж просто разврат! Но возникло в пространстве Развратных витрин Вещество несоветское – Холестерин! Карбонада – полно, Сервелата – полно, И промежду колбас – Медицинское «но»! Вот теперь и ответь – А была ли спроста И советская власть, И витрин пустота? На засыпку вопрос Сам себе задаю, И ответа пока На него не даю. Черновики Лежу, не сплю, А лень проснуться, И как-то враз, Не опосля, И не успеешь потянуться, Приходит первая мысля. И в темноте слова летают, Их белоснежная пурга На чистом месте наметает Свои сугробы и снега. Ни вариантов, Ни тетрадок, И ямб, Как милиционер, Наводит в хаосе порядок, Мой генетический размер. Но вот слова угомонились, Неподходящее – ушло! Черновики не сохранились, Мои сугробы – набело. «Телевиденье…»
Телевиденье Нас пудрит Телепудрами И раскрашивает С помощью теней, Им не главное, Чтоб были мы премудрыми, Им картинка В телевизоре главней. А гример Колдует кистью И тампоном, И таким меня увидит Белый свет, И смотрюсь, бывает, я Ален Делоном, А по сути разговора – Пустоцвет. «Ах, Австрия…» Ах, Австрия, Родина венских сосисок И венского вальса На все времена! И носит на фраке Достоинств список, Как орден, Великая эта страна. Ах, Австрия! Австрия, Время застолий. И струдель по-венски, И шницель неплох! И Моцарт, И Штраус, И песни Тироля, Но плохо, что Гитлер И Захер-Мазох! «Дом собирался…» Дом собирался Как бы на авось, Какой в нем чепухи Не накопилось! История сама Не поскупилась – Все, что прилипло, То и прижилось. И я, владелец Этого позора, А вообще – Творения венец, Гляжу поверх Бессмысленного сора, Вытягивая шею, Как птенец. «Официальные визиты…» Официальные визиты, Глава страны летит с женой, И тут главнее список свиты, А не какой у нас портной. Но хоть в команде ей не светит Ни первой быть и ни второй, «Ассошиэйтед пресс» отметит И украшенья, и покрой. Такая нотная эпоха, Решит программа новостей, Не Лора Буш одета плохо – Одеты плохо Ю-Эс-Эй. «Мы все (почти!)…» Мы все (почти!) В Москве нечаянны, Никто (почти!) Не зван Москвой, И я въезжал в нее с окраины – Троллейбус пятьдесят восьмой. Речной вокзал, И давка адская, Никто в Москве меня не знал, И улица Зеленоградская, А дальше – свалка и канал. А я сидел вполне раскованно, Сидел и складывал слова, А щас в троллейбусе рискованно – Со мной знакома вся Москва. Сейчас в Москве Преуспевающей Того, неузнанного, нет, А этот, В центре проживающий, Он старше стал На сорок лет. |
